«Узнать свой диагноз отчасти бывает даже полезно. Наконец-то всё, что было не так, названо по имени, тебе подтвердили, что ты не лентяйка, не дрянная девчонка, а больной человек»
Арнхильд Лаувенг, «Завтра я всегда была львом»

Лея смотрела в окно уже минут пятнадцать, не отрываясь – отвратительный зимний Питер, который она никогда не любила, так разительно отличался от степей Казахстана, к которым она уже успела привязаться и даже смириться, что наблюдать их приходится из окна санчасти, а не родной комнаты на позиции фельдъегерей; что взгляд Иствинд то и дело замирал на зданиях, а сама она цепенела. Даже на родной Балашов это уже не походило. Ни на что не походило, на самом-то деле.

Когда она стряхнула с себя оцепенение – за окном взлетела ворона, грузно оттолкнувшись от ветки и сбросив с неё снежную шапку – в голову пришло, что сегодня у неё гости. Лея криво усмехнулась.

…Витька, не спавший с третьего числа, задремал прямо у неё в палате, над наполовину написанным дипломом, который брат всюду таскал с собой и норовил приписать ещё пару строчек прямо в середине диалога. Как только Лея поняла, что брат уже на пределе, она тут же отправила его домой, запретив приходить до тех пор, пока не отоспится. После этого в палате стало совсем скучно до тех пор, пока Лея, верная своей привычке слушать и болтать вроде бы ни о чём, но узнавать при этом куда больше, чем надо, узнала, что в её семейном положении случились некоторые изменения.

«Ах, конечно, папа не знает, но вы ему не говорите – вот напишет Виктор диплом, и мы обязательно заявление подадим» – лопотала она, отводя глаза, пока в голове вертелись совсем уж забавные мысли.

– Папа приедет. Ага. – вслух повторила она, потерев нос. – А папа знает, что он – многодетный?

Жаль, что шотландец исчез сразу после Оренбурга – уж он-то бы оценил шуточку. Да, там, где остальные негодовали бы или поражались, так называемая «Лея Мальченко» была в щенячьем восторге. Картина «семейного воссоединения» была настолько заманчивой, что Лея готова была согласиться на операцию без наркоза, лишь бы только увидеть нового «папочку» поскорее и… Дальше, что называется, начиналась игра. Игра особенная и увлекательная.

Стук в дверь заставил Лею навесить на лицо самую дружелюбную улыбку, а появившийся в проёме мужчина, от которого в палату пахнуло холодом и свежим снегом, только оправдал ожидания.

– Да ладно тебе, пап, – выдала Иствинд, усевшись на кровати по-турецки и хитро уставившись на гостя, – Прикалываешься, что ли?

Странное дело, но разговор начался с полного взаимопонимания и, похоже, взаимного удовольствия. К чести Леи стоило отметить, что она нисколько не огорчилась, что конфликта не вышло (да и не ждала его вовсе), а только ухмыльнулась – на этот раз с меньшим ехидством и большей открытостью. И пропустила мимо ушей заминку, которая неизбежно возникла из-за того, что её снова пришлось назвать дочкой.

Это было даже забавно.

Лея поёрзала на кровати, каким-то непостижимым образом поворачиваясь следом за проходящим по палате мужчиной, хотя видимых передвижений с её стороны, казалось, не совершалось. Прямо как статуя из дешёвого фильма ужасов – отвернёшься, а она уже тут, смотрит на тебя и ждёт.

– Мне было интересно, что из этого выйдет, – пожала она плечами без лишней издёвки, – Не каждый день узнаёшь о новом отце, всё-таки… Хотя у меня есть и сестра, поставьте нас рядом, и посторонний запутается, при условии одинаковых причёсок, конечно. Правда, мы всё-таки не близняшки.

Забавно выходило – посланников этого мужчины, находящихся на её территории, где она могла чувствовать себя в безопасности, она чуть не отправила на тот свет волею собственной пятки, а его самого, находясь куда как в более опасном раскладе, пока даже пугать не начала. Лею одолел интерес – а он знает о её выходке? Донесли уже?

– А у вас? – парировала Лея, у которой интерес обычно вылетал быстрее, чем птицы из неловких рук. Правда, она сразу же осеклась и снова дёрнула плечом, – Ну, я не знаю, с чего начать. Типа, кто ты, пап, откуда взялся, зачем меня спасаешь. Вряд ли потому, что я тебе напоминаю дочь, правда же?

Она съёжилась на кровати, согнув ноги в коленях и обняв их, взглянула чуть исподлобья, словно повторяя вопросы. Да кто ж ты такой, Мальченко, и какое тебе дело до той, которую ты даже знать не должен. А ведь и правда не должен. Потому что в его системе координат не должно существовать точки под названием «Лея Иствинд». И… и «Рэя Линдлей».

– Работа научила меня молчать там, где надо, а чесать языком там, где это позволительно. – отозвалась она, удержавшись от того, чтоб вздрогнуть при упоминании сестры. – Итак – кто вы? Зачем я вам нужна? Почему вы спасаете меня?

Лея обратилась в слух, стоило ей понять, что на этот раз вопросы заданы по нужному адресу – более того, они не будут отложены в долгий ящик. Мальченко говорил и говорил, а Лея не шевелилась. Либо думать, либо ёрзать и прикалываться – третьего для неё, увы, не дано. Тем более, что говорил он такие вещи, какие без ящика водки так просто не примешь. И не разберёшься, наверное – но, прежде всего, не примешь, потому что очень уж фантастически звучит. Оставалось лишь подивиться, Рэя действительно угадала – мозговитый мужик, который смог уйти оттуда, откуда не уходят. Рэя просто не знала масштабов. Или не говорила о них.

Лея колупнула ноготь, машинально потянула большой палец в рот, как маленькая – но глаза её смотрели поверх этой мышиной возни. Частная военная компания. Частная. Бесконтрольная, значит, и, конечно же, чужая ей. Они не должны были выйти на неё, никак… Но вышли. Отправили её… умирать? Частная бесконтрольная военная компания.

Запах снега в воздухе отдавал металлом – Лея не сразу поняла, что прокусила себе палец, сжимая зубы. Мальченко говорил, и вся схема развернувшейся трагедии где-то в лесу, наконец, предстала перед глазами непосредственного участника. Обманщики. Мало того, что вмешали в это ГСБ, так ещё и добрались до фельдъегерей, и как только умудрились? Частники, запустившие руку в ряды тех, кого не только трогать не должны – знать не имеют права.

Лисовецкая, возможно, застрелила бы Мальченко на месте.

Лея предпочитала думать менее глобально.

– Вам платят, и вы привлекаете государственные ресурсы, – хрипло вклинилась она в разговор, но тут же вскинула руки – большой палец правой капнул кровью на простыню, – Продолжайте, впрочем.

В голове у неё снова шумел воздух, сгорала заживо Яшка, просившая её уходить, потому что не её ещё время сгорать точно так же, снег пах кровью и таял у неё на лице – только теперь лицо было сухим. Снова надсадно тянуло живот, снова говорил пафосную чушь напарник – напарник ли? – снова пуля летела ей в голову. Только сейчас это походило на немое кино – шлёпали губы, передвигались фигуры, но звуков не было. Единственным звуком был Мальченко.

Лея потянулась за фотографиями, сгребла их обе в руку – палец снова оставил красную кляксу. Одного она не узнавала, второй же… Второго и рада бы забыть, да не получится.

Внутри неё что-то торжествующе и мрачно усмехнулось.

«Думала, всё так просто, да?»

Пазл наконец-то сложился. Лея поняла всё, увидев две фотографии – ту, где был незнакомый лохматый голубоглазый мужчина, она положила обратно на одеяло, вторую – с лицом, которое отпечаталось в памяти, повертела перед глазами.

– Могли бы подружиться. – укоризненно сообщила она фотографии. – Эх ты, цыпа.

Глупо как…

– Понятно, – Лея бросила карточку обратно на кровать, – Вы не только ворвались со своей частной шайкой в охраняемую голубятню, но и хотели воспользоваться чужими голубями.

«Значит, где-то над нами есть крыса, прикормленная нашим же руководством, а то и целый выводок пасюков», как-то так говорила Лисовецкая, когда они остались наедине. Оказалось ещё хуже – фельдъегерей настолько обесценили, что ими пользовались в обход указов Императора. Что там сестра говорила о чести? Теперь Лея всё понимала – её будто окунули в ушат с помоями.

– А теперь вы покупаете единственного свидетеля, – Иствинд горько усмехнулась, – Мне жаль, что Лисовецкая вас не пристрелила. Она могла бы это сделать, а я вот – не могу, повесят столько, что за убийство Императора – не вашей ли шайки дело? – меньше б дали.

Лисовецкая сказала идти с ними. Зачем?..

Всё-таки она кое-что упустила. Не кое-что, а половину – да это и неудивительно, если снова с порога ткнуть в пережитое – тут любой потеряет способность связно мыслить. Лее было сложно рассуждать адекватно, но пришлось взять себя в руки и снова попытаться подумать, опираясь хотя бы на авторитет Лисы. Лисовецкая бы не отправила её сюда, если бы не была уверена в том, что делает всё правильно. Ей можно было верить, и думать о произошедшем, исходя из этой веры.

– Легко тебе сказать, – горько вздохнула Иствинд, – А я, в итоге, боролась не знаю, за что.

Можно было сдаться, отдать пакет, который, как ни крути, не очень-то и относится к их службе, не мучиться, не переживать всё это. Малодушная эта мыслишка поселилась у Леи в голове, хоть Лея и знала – не ради пакета она всё это делала. Просто надо было, потому и делала. И всё же…

На фигу, которую ей разве что в лицо не сунули, Лея посмотрела с крайне мрачным выражением лица. Печальная вырисовывалась ситуация – она-то жила, получается, припеваючи. При хорошем командире, который знал, как удалиться от привязанностей и не потерять при этом нужный контакт. Других командиров тоже видела, но, за исключением Крестовского, эти люди знали, за что несут ответственность, да и, как правило, были связаны с авиацией теснее некуда. Большей информации ей взять было неоткуда, вот и думала, что к подопечным командиры относятся с должной ответственностью. Хотя бы на местах. То, что творилось наверху, именно командиры должны были фильтровать.

…Не всегда получалось, как видно.

– А нам-то что с этим делать? – с Леи разом слетела её взъерошенная дерзость, только осталось немного желания противиться сказанному. Нет, не во всём, вот только всё равно виноват. – Мы живём, как можем. Скажут лететь – полетим, даже если нас при перегрузках изнутри разорвёт. Подвиги вон совершаем. А ы вот исподтишка рулишь теми, с кем мы даже спорить не можем. Ты-то ушёл, а нас осталось около тысячи. И никуда мы не денемся.

На напоминание о её нахальной дерзости, поставившей под угрозу жизнь другого человека, Лея только плечом дёрнула – сам, дескать, нарвался. Но, в общем-то, тут Мальченко был прав. Допрыгается она однажды.

– Я так делаю, – тоном обиженного подростка с его подростковыми бунтами парировала Иствинд, – И вообще, меня только руки перед едой мыть учили, я этот… люмпен русской глубинки. Помогите, да. Я левой рукой не забинтуюсь. И руки у меня грязные.

Больше она не язвила – только по-детски ойкала, когда пострадавший палец мазали йодом, да несколько раз бросила задумчивый взгляд на «папочку». Потом снова взяла в руки фотографию «цыпы», покачала её в руках и вздохнула.

– Пётр. Прям как император, только хилый – а всё так же, тоже «окно в Европу» рубил.

«Приятно познакомиться, дорогой», – мысленно сообщила самой себе Лея, – «Теперь я буду посылать тебя в задницу уже по имени»

Следующий вопрос заставил её удивлённо заморгать и потянуться к затылку. Кто же мог всё это знать? Кто мог её подставить так, чтоб не оставить шансов на выживание?

– Понятия не имею, – честно брякнула Лея, – Я была у Красноплечих, но Крестовский слишком помешанный, чтобы такое сделать. Лисовецкой я верю, нашим – тоже. Если я знаю этого человека лично… Тот лысый чёрт в очках?.. Нет, не знаю. Дочь ваша, что ли? – предположение было высказано совершенно наобум.

Отредактировано Leah Eastwind (2016-12-15 13:37:00)

На бантик, появившийся на её пальце, Лея посмотрела с каким-то странным выражением, подняв ладонь к глазам настолько близко, что рисковала прибавить к количеству имеющихся травм ещё и поцарапанный глаз. Чистильщиков, значит… Бантики, значит…

Когда с игрой в угадайку было покончено, Лея тяжело, по-стариковски вздохнула. Вот, значит, как всё просто. Лиса, с её нюхом, умудрилась проглядеть это дерьмо у себя под носом. Не в обиду ей, конечно – никто бы, наверно, не смог. И причина-то ясна, как божий день: до сих пор не верили в то, что столько пасюков может быть в их верхах. Что эти пасюки могут соваться в такие глубокие сферы, не боясь за сохранность своих хвостов. Они искали врагов далеко, а они были почти на расстоянии протянутой руки. Теперь-то последние уколы совести, терзавшие её после разговора с Рэей, растворились. Названное сестре имя – «за себя» – теперь окончательно стало правильным выбором. Он виноват, Лея это знает, а, что важнее, знает Рэя. И это является его приговором.

– Если так, то справедливости нам не найти. – Лея усмехнулась, но какого-либо огорчения от этого факта не показала. Не потому, что притворялась, а потому, что уже назвала имя. – Мой отец любил говорить, что Бог – не фраер, а потому видит всё. Вот только в ГСБ сидят фраера через одного.

«К тому же», – подумала Лея, – «Если ты отдашь приказ убить его, ты расстроишь мне задуманную месть, папочка».

О, нет, ей было безусловно мало того, что Чистильщикову и без того обещана была нелёгкая судьба. Иначе бы она не нашептала его имя сестре, зная, во что это выльется. Лее хотелось справедливости, свершённой если не её руками, так руками самого близкого ей человека – второй, можно сказать, половины.

– Давайте верить в божий промысел, – взгляд Леи стал ещё серьёзнее. «Давайте верить в Рэю», мысленно повторила она. – Или в счастливую для нас случайность.

Ирония ситуации заключалась в том, что Лея мельком знала о планах ночного гостя, которого охраняла Рэя. Эти планы так же касались рассадника крыс в ГСБ, да и вообще везде, они были такими же, как и у Леи, но глобальнее. И да, это тоже Лею устраивало. Она могла бы подождать ещё немного, и всё решилось бы само. Но ей не хотелось.

Так что да – «счастливая случайность». Этой случайности двадцать шесть лет, и её зовут Рэя Линдлей.

– Да, – Лея откликнулась не менее серьёзно, – Счастливая случайность.

Мысленно она тотчас же обругала себя – дура, не привлекай излишнее внимание к тому, что у тебя в этом деле свои интересы. Может, папашка и рад был бы, если узнал о её планах, но где гарантия, что после этого её не отправили бы под арест? Что ж, прав был тот, кто говорил, что людей от преступлений зачастую удерживает не мораль, а уголовный кодекс.

На её счастье Мальченко перешёл к тому, что интересовало уже его, и Лея только вздохнула. Да, стоило ожидать, что кто-то задастся вопросом, как она вообще умудрилась… Как, как… Не знает она, как.

– Где-то перед Подкаменной Тунгуской у нас отрубилась рация. – тихо заговорила она, вспоминая каждую минуту того полёта – насколько памяти хватало, – Ваш Куницын ударился в панику, занервничал, разозлился – до этого играл роль милашки, но тут полезло из него всё дерьмо. Пришлось ему врезать, чтоб он заткнулся, отобрать управление и пообещать, что я ему мозги вышибу, если паниковать будет. Или я это мысленно…? На глушилки это всё непохоже, ЭМИ тоже отпадает… Потом отрубились все системы, а самолёт поволокло к земле. Ещё тряхнуло так, будто в нас ракетой всадили, не было ракет – но шишку я себе точно заработала, швырнуло меня, даже пристёгнутой, в колпак. Хорошо хоть не сотрясение. Короче, предложила я пацану молиться, а сама… сама на автомате, держала, как могла – у нас в учебке когда-то бывший планерист в преподавателях затесался, так он прямо-таки в голову нам вбивал, что да как. Повезло – верхушки срезали брюхом и крылом, а потом вошли в землю с минимальной-то скоростью и под минимальным углом. Почти как кукурузник. Аккуратно так.

Лея поскребла в затылке, снова выдохнула сквозь зубы и решила остановиться.

– Дальше – не помню. Удар был такой, что меня от боли вырубило – в животе боль, в смысле, мы ещё мягко хлопнулись. Как удалось? Жить захочешь – не так расшаперишься. А я жить хочу, папаш, очень сильно хочу. Да и на посадках меня раньше дрючили в учебке. Не давались они мне, всё время жёстко садилась, инструктора матерились, в итоге стали меня гонять и в хвост, и в гриву. Вот и вышло, что я теперь сесть могу почти куда угодно – не факт, что взлечу, или что самолёт целым останется, но вернуться на землю могу. Не самая лучшая моя сторона, конечно, с точки зрения сохранности техники, но я хоть здесь сейчас сижу, а не закопана где-нибудь.

Отредактировано Leah Eastwind (2016-12-17 21:31:37)

– Про ящики не знала,  – честно призналась Лея, – Может, тогда бы дело по-другому обернулось. Но как бы они что-то саботировали, если спешили и наследили везде, кроме самолёта?

Она помолчала, подбирая слова, потому что мысль, пришедшая ей в голову, явно была значимой, да только выразить её нужно было правильно, без малейшего шанса на то, что тебя не так поймут. Лея зачем-то бросила взгляд на кнопку вызова персонала, потом – оглядела палату, и, поморщившись, заговорила:

– Видишь, в чём дело – они же спешили. Если бы не спешили, настоящего Колокольцева бы грохнули тихо и без шума, труп бы спрятали куда-нибудь, чтоб не нашли. А здесь, как я понимаю, тело обнаружили почти сразу. Куницын этот в штаны чуть не навалил от страха, когда мы падали, не мог он это сыграть. А Чистильщиков – я, конечно, поверю, что он шишка важная до чёртиков, только вот чтоб самолёт саботировать, ему нужно гораздо больше влияния, и знаний больше. А у него всех агентов – один Куницын, да и тот сломался. Не было у него времени готовиться. Значит, не он. Посадить на резервную полосу где-нибудь в другом месте – это они могли, там мне ствол к голове, и всё. Я в списке потерь, они имеют право обвинять фельдъегерей в пропаже груза, самолёт можно взорвать втихаря. Нет… Не поэтому мы рухнули. Мне так кажется, чутьё у меня такое, опыт – у нас ошибки механиков проходили. Не получится так. Даже намеренно.

Лея осеклась, потрогала лоб – на ощупь отыскала старый шрам над левой бровью, прошлась по нему пальцами, повела вправо. Нет, дырки от пули всё так же не было.

– Чертовщина там какая-то в этом месте. – тихо сказала она и снова замолчала, словно исчерпав свой лимит откровенности.

А и правда, чертовщина. Замершие часы, время, бегущее назад, явившийся из ниоткуда Садао, вычищенные чёрные ящики. Самолёт, который тянулся к земле, вопреки усилиям Леи – а она действительно сделала всё, что могла, и даже больше.

– Знали, на что идём. – пожала Лея плечами, отняв руку от лба. – Между прочим, вся эта катавасия началась потому, что я была вне зоны влияния моего фактического командира, а не потому, что она плохо выполняет свои обязанности.

Да, именно так – всё началось с Красноплечих. Можно было передать им пламенный привет, но Лея не злилась. Можно было свалить всю вину на них, но Лея не собиралась. Но и считать, что всё в их службе плохо, тоже не стоило.

«Да, именно что чертовщина», подумала Лея, потирая плечи так, будто замёрзла. Но, на её счастье, Мальченко, похоже, решил, что она просто выразилась чересчур абстрактно и ничего конкретного не имела в виду. Иначе пришлось бы отвираться снова, а не много ли она врёт за последние дни?.. И, конечно, она всё ещё не стремилась к сотрудничеству.

– А ты вжился в роль заботливого папы. – то ли кольнуть попыталась, то ли констатировала факт Иствинд. – Не думаешь, что пора направить эту энергию на ту, которая это заслужила по праву?

Как говорил Шерлок – «элементарно». Мечта о близнецах-дочках, умение бинтовать пальцы с нотациями о том, чему в детстве не учили. Даже то, что дочерью назвал. Хотя, конечно, могла она и ошибаться – слишком часто попадала пальцем в небо за последние дни. Даже с Крестовским, ляпнула-то, можно сказать, наобум. И вот, пожалуйста, оказалось, всё так и есть. А здесь?

– Вариантов немного. – честно призналась Лея. – Но, сдаётся мне, подставлю я пятую одним своим существованием. Впрочем, я не боюсь, только…

Рэя, возникшая перед глазами, смотрела с укоризной, словно спрашивала: «забыла?». Да уж, «не рискуй, не одна на свете живёшь».

– Только у меня тоже есть семья, и мне умирать совсем нельзя.

– Вот поэтому я и предохраняюсь. – без какой-либо издёвки ляпнула Лея. Скорее, факт констатировала, «так и так, папаша». Она попыталась представить себя матерью младенца в розовых оборочках, и тут же скривилась так, будто отведала горсть незрелой рябины. Бред какой. И ребёнка жалко – с такой матерью никаких врагов не надо.

Похоже, от слов «папочки» шрам снова зазудел, заставив Лею чертыхнуться и поскрести ногтями по лбу. Да перестань ты, дядечка, и без тебя знаем, что мы в беде по самые помидоры…

– Я пока никуда не спешу. – парировала она, бросив взгляд на визитку, – Но, всё-таки, если я буду у чёрта на куличках, а они придут за мной, много ли помощи от твоего куска картона?.. Послушай, Станислав как-там-тебя, – Лея отбросила чёлку со лба, чтоб смотреть в открытую – и в открытую же демонстрировать старый белый рубец крестом, – Я не спешу возвращаться, но и убегать не спешу. Если я уйду, что тогда? У меня там друзья. Напарники – «вруны, брехуны, обманщики», мелькнуло в голове, – Командир мой, которая за нас бьётся. Где гарантия, что, если я вырвусь из-под их влияния, они не будут мстить через эскадрилью? Как я потом на себя посмотрю, если это случится? Я-то сбегу, но куда денется целая эскадрилья?