Бруно видел странный сон: он гнался со всех ног, высунув розовый язык-лопату набок, за овсом. Тем самым, который так любили есть огромные безголосые собаки, служившие людям транспортом. Старый пёс и сам пробовал этот корм, когда служил охранником в стойле, но после такого сытного и ужасно пресного завтрака живот его болел так сильно, что повторно взять в зубы эту дрянь он так и не решился. Для золотистого злака, собравшегося в кучу из множества крупинок, скорость была неплоха, но Бруно всё же умудрялся отхватить кусок-другой от наглого задаваки, цепляя того белёсыми зубами.

Когда скрипнула дверь, и в квартиру ввалился хозяин, старый пёс, примостившийся в лукошке на старом шерстяном шарфе, дрых и подёргивал ногами. Порой из его груди раздавался потешный звук приглушённого лая. Здоровяк-хозяин довольно улыбнулся, видя своего друга. Он зычно зовёт того по имени:

- Бруно, вставай! Гости пришли!

Старый пёс удивлённо открыл глаза и долго старался сфокусировать взгляд на источнике приятного запаха: терпкий табак и лёгкий пивной душок всегда ассоциировался у Бруно со счастьем. Но вдруг ушастый домосед оскалился, зарычал, привставая со своей лежанки. Он едва ли держался на коротеньких ногах, то и дело глухо кашляя, но продолжая демонстрировать агрессию. За хозяином стояла большая, широкоплечая тень!

- Чёрт возьми, это ведь… он? Тот самый Бруно? – грубый грудной голос разливается по прихожей, и тень, обойдя полукругом хозяина, приближается к старому охраннику и протягивает свою громадную ручищу. И пёс утихает, учуяв запах из далёкого прошлого – такой знакомый, такой приятный, но потерянный на долгие года.

- Это ж сколько лет ему? Тринадцать? – здоровяк гладит Бруно, а тот радостно виляет хвостом, принюхивается, тычется сухим носом в ладонь.

- Четырнадцать. Он – молодец! – хозяин всегда хвалил своего подопечного просто за то, что он был, - Скоро гулять пойдём, - бросил он псу, но тот, казалось, был всецело поглощен новоприбывшим гостем.

Пара мужчин переместилась на кухню, за ними семенил и пёс, цокая когтями по линолеуму и втягивая носом воздух. Порой он чихал, и тогда лапы его разъезжались в разные стороны, но Бруно, прилагая немалые для него усилия, всё же умудрялся устоять на своих четырёх. Зашуршала пачка с горьким, ужасно горьким, если ты пытаешься его сжевать, кофе, на газовую плиту встала потёртая жизнью турка, и хозяин вместе со своим гостем уселись за стол.

- А пиво есть? Я страсть как соскучился по пиву! – говорил здоровяк, облизывая пересохшие губы. На его счастье в доме Бруно всегда имелся этот горький, но чем-то приятный собачьему сердцу напиток. Раньше хозяин иногда давал ему слизнуть содержимое банки несколько раз, но в последнее время пиво, как и многие другие - невероятно вкусные вещи, стали отчего-то запретным плодом для Бруно.

Хозяин передал прохладный металлический брусок своему приятелю, и после краткого «пш-ш-ш» в воздухе запахло хмелем. Бруно облизал свой длинный нос и оставил пасть приоткрытой – так ему легче дышалось.

- Держи, старина! – гость опускается к полу, чтобы наполнить свою ладонь пенным напитком, но хозяин тут же перехватывает его руку и качает головой.

- Нельзя. Почки, - в его голосе прозвучала грусть. С каждым новым днём она всё чаще и чаще появлялась в его речах – даже тех, что были обращены к самому себе.

- Но он просит, - пытался парировать громила, но взгляд хозяина был непреклонен. Он лишь указал пальцем куда-то в угол стола, откуда пришелец из прошлого извлек небольшое круглое колечко, посыпанное маком. Бруно обожал сушки. В последние годы только они и стали его отдушиной в гастрономическом смысле. Их было весело грызть, они чудесно пахли, а семечки мака, застревающие в зубах, надолго делали дыхание Бруно приятным и свежим. Хозяин всегда говорил, что только благодаря сушкам у старого пса ещё есть зубы.
- Знаешь, вот вижу его – и сразу забываю все проблемы, - гость отпил хороший глоток из банки, а после указал пальцем на плиту: на конфорке вскипал ароматный чёрный напиток. Хозяин не успел вовремя потушить горячий огонёк под турокой, и плита вновь стала чёрной от её содержимого.

- Чёрт! – выругался он в сердцах, но потом, махнув рукой, налил остатки варева в грязную кружку.

А потом люди завели долгую беседу. Бруно мало что понимал из их речи – скорее ждал, когда очередная сушка упадёт со стола ему в пасть, то и дело шаркал усталыми лапами под столом. А люди говорили о заключении, о какой-то молодой сучке, историю о которой хозяин всегда ставил старику-Бруно в пример:

«Вот побежишь так за этой вертихвосткой, и как Бен угодишь в тюрьму», - хозяин всегда говорил это с широкой улыбкой, отдёргивая пса от очередной подружки. И Бруно слушался – ведь он знал, что Бен не приходил в их дом не по своей воле. Но сегодня он был здесь, спустя долгие семь лет. Пах. Говорил. Гладил и чесал Бруно за ухом. Бруно это нравилось.

А потом хозяин поднял пса на руки, и все трое покинули уютный дом. Бруно больше не разрешалось самостоятельно спускаться по лестнице, но он и не был против – лапы и спина очень сильно болели всякий раз, как приходилось преодолевать очередную ступеньку.

Улица встретила их пушистым чистым снегом и светом сотен фонарей. Свободно гуляя без поводка, Бруно едва-едва двигался, но даже такое движение было ему как в тягость, так и в радость. Он то и дело кривил тазом, не поднимая лапу вверх – как в былую молодость, но оставляя свои меты подобно щенку. Снежок падал на нос, охлаждая и увлажняя его. Бруно был счастлив, ведь у него был Захари.

Эпизод завершён