Полковник внутренней службы, Думкин Сергей Евгеньевич, был начальником СИЗО уже с 2014 года. С того самого момента, как ушёл из девятого отдела ГСБ. Долгое время он был заместителем начальника охраны комплекса по утилизации химического оружия на Дальнем Востоке, ровно до тех пор, пока Думкину не дали квартиру в Санкт-Петербурге, куда он перебрался с семьёй, где почти сразу нашёл хорошее место в СИЗО, поскольку его ГСБ пристроить никуда так и не смогла.

     Но в камеру Олега вошёл вовсе не он. Застучал затвор, загремела связка ключей, дверь с лязганьем отворилась и на пороге возник охранник СИЗО — Стуков уже видел его раньше и ещё с утра мог вспомнить, что сегодня — его смена. Этот был разговорчив, довольно общителен и ни разу в отличие от остальных охранников не назвал Олега цареубийцей. А звали этого охранника — Виталий.
     — Хорошие новости, — сказал он, отступая в сторону и освобождая место для прохода. — Пора на выход, можете быть свободны. Разве что начальник хотел с вами увидеться перед тем, как покинете изолятор.

     Виталий кивнул и, когда Стуков вышел из камеры, закрыл дверь. Они пошли по узкому, хорошо освещённому коридору, стены которого были немного небрежно выкрашены в успокаивающий тёмно-зелёный цвет. Молча они приблизились к решётке, преграждающей выход в холл, возле которой дежурил ещё один охранник. Подсуетившись, он повернул ключи в замке. Со скрипом дверь отъехала в сторону и Виталий вместе с Олегом покинули коридор с камерами изолятора.
     — Начальника помните как зовут? — на всякий случай уточнил Виталий, но потом сам же и ответил. — Сергей Евгеньевич, Думкин.
     В этот момент дверь в холл отрылась и полицейские ввели в помещение скрученного под руки мужчину лет сорока, который довольно сочно матерился и рассыпал проклятия направо и налево. Виталий и Олег прошли чуть дальше, в один из сосдених коридоров, ведущих в административную часть СИЗО.
     — Скажу по-секрету, — полушёпотом произнёс Виталий, — Генеральный прокурор подписал указ о вашем освобождении. Могут подписку о невыезде оформить до окончания следствия, но сам не в курсе, мне это секретарь шепнул сегодня утром. Кстати, как чувствуете себя? Нормально?

     — Да, подозреваемых было трое, — тяжело вздохнув, ответил Виталий. — Помимо вас — британский посол и рыжая девчонка из батальона «Красноплечие». Посла-то отпустили, а вот девчонку держат... На неё без боли не взглянешь — она сейчас в этом же СИЗО сидит, но в другом корпусе, в одиночке. Её нехило так не в меру патриотичные отлупили, так что перевели. Жаль её, но пока что у неё нет алиби, а версия с её виной прорабатывается следствием. Люди не знают, чему верить.
     Виталий и Олег углублялись в здание СИЗО — кабинет начальника находился в самом конце административного крыла. Здесь зелёные стены были разбавлены копиями различных картин, обветшалой мебелью, ковром на полу. Словом — здесь было куда цивильнее.
     — Власть без головы не осталась, конечно. Его Императорское Величество Алексей выглядит довольно сильным национальным лидером. Больше никто не пострадал, но вот само событие серьёзно выбило страну из колеи. Вот мы и пришли.
     Чёрная железная дверь перед Олегом выглядела довольно внушительной, а табличка рядом с ней подтверждала, что здесь находится начальник тюрьмы. Виталий постучал и, когда с той стороны послышалось разрешение войти, провёл Олега внутрь. Думкин был мужчиной лет сорока пяти, белобрысым, худым, с круглым лицом и смеющимися глазами.
     — Вот и вы, — констатировал он. — Прошу присесть. Виталь, оставь нас.
     Охранник кивнул и удалился.
     Помещение было обставлено весьма вычурно — бежевые обои контрастировали с яркими заморскими безделушками — павлиньими перьями, деревянными туземскими масками, мундиром ГСБ на вешалке в углу. При этом явно казённый стол , тул и ковёр под ногами выглядели очень уж дёшево на фоне всех пёстрых декораций, размещённых в довольно тесном кабинете.

     — О, да, хотел-хотел, — Думкин заинтересованно наклонился вперёд, сложив руки в замочек. — Собственно, в первую очередь хочу принести извинения за нападки наших некоторых сотрудников — мне об инцидентах доложили, я уже провёл разъяснительно-воспитательную беседу с каждым. А теперь немного расскажу о вашем положении... Главный прокурор, курирующий расследование о смерти императора Георгия, распорядился о том, чтобы вас отпустили досрочно ввиду появления у вас алиби со слов нового свидетеля, Её Высочества Александры. Что там комитет расследования решил насчёт её слов, я не знаю, но пока что вас выпускают только под подписку о невыезде. Такие вот, прошу простить, пироги. Соответственно, в звании капитана вас пока не восстанавливают. Ждите окончания расследования.
     Думкин сделал небольшую паузу, словно бы обдумывая сказанное, слегка постукивая пальцами о поверхность стола, выдавая одну дробь за другой.
     — Серьёзная заварушка, — словно в пустоту сказал начальник СИЗО. — Но вам повезло, что появился свидетель, который дал показания в вашу пользу. Если есть что спросить — спрашивайте. Помогу, чем смогу, так сказать.
     Мужчина криво улыбнулся и, притянув себе гранёный графин со стаканом, налил немного кристально чистой воды.

     — Нет, к генпрокурору идти вовсе необязательно, — Думкин откинулся на спинку кресла, принявшись флегматично покручивать в руках сточенный карандаш. — Распоряжение выписано, так что необходимости нет, только если у вас нет каких-то конкретных вопросов к нему о ходе расследования. Но они вряд ли будут отвечены.
     Думкин отложил карандаш в сторону и, расправив плечи, устроился в кресле поудобнее. Во взгляде начальника СИЗО читались спокойствие и некая отрешённость.
     — Ход расследования находится под строжайшим допуском секретности и пока что обнародовать какую-то детальную информацию никто не будет. Да и потом, генеральный прокурор и без того занятой человек, так что направят вас к кому-нибудь из следственного комитета. Что касаемо имущества... Минутку. Тут где-то копия акта лежала.
     Думкин с шумом выдвинул ящик стола и принялся шуршать бумагой, один за другим перебирая многочисленные листы и папки, изредка выкладывая на стол скрепленные стопки разных документов. Через минуту он, ворча под нос, извлёк нужный акт и положил перед Стуковым.
     — Вот и он. Собственно тут... — перегнувшись немного через стол, явно неохотно отлипая от спинки кресла, Думкин принялся всматриваться в текст, расположенный по отношению к нему вверх тормашками. — Ну да. Всё в порядке законодательства — лицензий на ношение огнестрела и холодного оружия вас лишили. А квартиры у нас и не отбирали никогда. У нас ведь демократическое общество, хоть и не без самодуров, конечно.
     На лице начальника СИЗО появилась добродушная ухмылка. В дверь постучали. На мгновение в комнате появился неизвестный мужчина в форме, положивший на стол кипу бумаг и что-то шепнувший на ухо Думкину, после чего тут же удалился, слегка хлопнув дверью.
     — Хм, — начальник тюрьмы в задумчивости почесал подбородок, разглядывая принесённую стопку и на какое-то мгновение забыв про последний вопрос Стуква. — А, да. По поводу призошедшего... Когда Его Высочество посещал вас, он разве не сообщил вам про путч во Франции в начале месяца? Буквально сегодня, через час-полтора должны огласить результаты президентских выборов. Сейчас об этом все только и говорят.

     — Да, конечно, — Думкин потянулся за сигаретами. — Пойдёмте, я провожу вас, заодно покурю. Успокою нервы прежде, чем заниматься всей этой бумажной волокитой. Это вроде бы важно, но больше половины этих бумаг  вскоре будут убраны в ящик, про них забудут и уже  никогда не станут доставать.
     Думкин потянулся в кресле, поднялся и открыл дверь перед Стуковым.
     — Уж у вас наверняка работа была поинтереснее, — зевнул он, пропуская Олега вперёд.
     Похоже, что Думкин был далеко не в восторге о того, чем ему тут приходилось заниматься большую часть времени. Ведь начальник СИЗО — это не просто громкая должность. Это несколько сотен, если не тысяча, заключённых, которые вечно чем-то недовольны, постоянно гудят, калечат друг друга, пытаются протащить запрещённые предметы; это бумажная работа, которой вечно невпроворот и которую не на кого толком повесить, потому что разгильдяи почти все; это шишки от высших чинов, потому что за ошибки сотрудников всегда расплачивается заведующее всем этим лицо. А в нынешние времена никому нельзя верить, особенно в структурах — каждый пытается нагадить и занять твоё место. И те, кто знает о подобной возможности, воспользуется ею, чуть ты дашь слабину.
     — Хорошо, что нашёлся свидетель, который дал показания, — сказал Думкин, устало улыбнувшись, и закрыл дверь на ключ. — А то время такое, что каждый друг друга подставить норовит. Ну, удачи вам, я в курилку.
     С этими словами он направился вдоль по коридору.