Когда два дня назад Тянцзы сообщили, что в Запретный Город прибудет британский принц – внутри у нее все перевернулось. Со смешанными чувствами, которые она не смогла бы разделить на отдельные составляющие даже если бы захотела, она ожидала услышать имя названного Императора, который откликнулся на её мольбы. Она много думала об этом за прошедшие дни, много размышляла, как ей относиться к возвращению Одиссея, о котором она сама патетически взывала перед миллионами людей. В душе юная девушка так и не пришла к согласию с самой собой – как, впрочем, и во многих других вопросах.

Но сегодня Цзян Лихуа не придется смотреть в глаза своему мужу.

Когда прозвучало имя Ренли ла Британия, в памяти императрицы всплыл сразу и Хоу Шан, докладывающий ей о мировой политической обстановке, и развлекающая её легкими новостями Лю Лун в больнице, и смеющаяся Мирцелла, рассказывающая о своей далекой семье. Он был действительно известен – настолько, что его непривычное англоязычное имя успело остаться в памяти Тянцзы еще до того, как три дня назад прогремела новость о назначении нового премьер-министра.
Она не знала, какой он – и не бралась судить. Тянь вообще до сих пор не могла ответить самой себе на вопрос, что же она думает о британцах - она сама, лично. Но её научили – и здесь девушка безропотно принимала точку зрения Хоу Шана.
Она не знала, какой он, но в его облике, возможно, явилось спасение.

Тянцзы идет впереди эскорта, впереди Лю Лун, быстро переставляет маленькие ножки, греет ладони в объемной песцовой муфте. Лю Лун просит её не споткнуться – но девушка не слышит, она сбегает по обледенелым ступеням не смотря под ноги, оглядывает заснеженный дворик Запретного Города и снова резво летит вперед. Снежинки не тают, застывают в белесых ресницах. Она отбросила смущение и страх, она не думает ни о чем – ей просто хочется увидеть его. Того, кто пришел на её зов.

Девушка уже видит впереди беседку с крышей-пагодой, где еще летом она частенько «совещалась» с евнухами. Ренли сам предложил ей это место через посыльного – и это понравилось императрице, ведь их знакомство было личным, а отсутствие стен добавляло обстановке вольности, даже учитывая многочисленный эскорт. Беседку обрамлял замерзший ручей, неподалеку рядом с аллеей выстроились ледяные фигуры… Царство холода и хрупкости. Лю Лун осведомилась, не холодно ли Божественной Императрице – её дыхание едва заметно сбилось. Какой тут холод, когда девушка едва сдерживается, чтобы не перейти на бег!

Почти все ступеньки, ведущие к беседке, Тянцзы преодолевает на лету. Потом ненадолго замирает, вынимает ручку из теплого меха муфты, предостерегающе отводит назад – «оставайтесь на расстоянии». И, не дав себе время на смущение, поднимается на порог.

Посредине шестиугольного стoла – дымящийся очаг с горячими камнями, создающий уют. Ренли стоит спиной к ней, оперевшись локтями на перила.

Волосы у него золотые, как солнце.

Отредактировано Tianzi (2016-07-07 23:32:18)

Вся тихая решимость, собранность, некая уверенность, с которой Тянцзы шла на встречу с незнакомым британским спасителем, готовность говорить умные английские слова, просить, приводить аргументы, выглядеть взрослой и сильной императрицей – все это рушится к маленьким по-детски ножкам, разбивается словно хрусталь, на тысячи льдистых звонких осколков. Юная девушка, тонкая как стебелек и закутанная по всем правилам традиций, замирает. Она молча и прямо стоит на пороге, проглотив вежливое приветствие, незаметно до боли сцепив пальчики внутри муфты, глядя на Ренли глазами, полными эмоций.

Мирцелла, Одиссей, Синке, Ляо Ши, теперь он… Последние месяцы настойчиво швыряли девушку, почти еще ребенка, в непривычные ситуации, сталкивали с непривычными людьми. После каждой из этих встреч, когда привыкшей к четким схемам и правилам жизни Божественной Императрице приходилось действовать спонтанно и выходить за рамки своего привычного поведения, ей казалось, что она перешла на какой-то новый этап. В лучших традициях максимализма переходного возраста, Тянь радовалась победам над собой так, будто бы они были окончательными, а неудачи сокрушали её, казалось, навсегда. Так, Тянцзы уже знала, что британцы – менее консервативный народ, меньше чтят традиции, и уж тем более не обязаны почитать её как Дочь Неба. Маленькая Мирцелла отнеслась к ней как к равной, и за несколько недель, проведенных вместе, напомнила о том, что такое дружба, и подарила её уходящему детству много ярчайших закатных часов. Потом, в ходе торжеств, она видела многих других чужестранцев, видела их отношение к императрице – уважительное, но без традиционного возвышенного почитания. Тянь считала, что полностью готова к этой встрече. Она и не думала ассоциировать сурового премьер-министра, адмирала флота, взрослого серьезного мужчину с девочкой, что стала ей подругой – пусть именно она и рассказывала о нем. Она не ждала от Ренли привычных почестей, она вспоминала сложный официальный английский, которому её учили, вспоминала принца Шнайзеля на её помолвке, вспоминала всё то немногое, что знала о британском этикете и правилах делового общения, хотела не ударить в грязь перед вторым по счету лицом в самом могущественном государстве на планете…

…волосы Ренли будто светятся – совсем как у Мирцеллы. А в ушах звенит гулким набатом так потрясшее императрицу простое англоязычное слово. «Сестра».

Еще ни разу ей не пришлось столкнуться с этим раньше. Понятие семьи было гораздо более далеким и чуждым для Тянь, чем понятия дружбы, привязанности и любви. Божественная Императрица, держащая Небесный Мандат в своих руках, возвышающаяся над народом, будто бы светило на небосклоне, величественная, единственная в своем роде – таковы были все носители титула Тянцзы. Такой была и Цзян Лихуа, и восприятие это усугубилось её одиночеством и моделью воспитания, которую избрали евнухи. После прочтения тех немногих книг, которые доверяли ей нянечки, она еще смела робко мечтать о каких-то вещах – но мысли о теплых и близких семейных узах просто не способны были появиться в её маленькой голове. До этого самого момента.

- Вы называете нас сестрой, - осторожно спрашивает она, - потому что наш Император-муж приходится вам братом, Ваше Высочество? По вашим законам, это делает нас с вами… семьей?

Тянцзы могла бы счесть насмешкой или дикостью слова Ренли. Он одет в черную чужеземную форму, такую непривычную, серьезную, с неизвестными ей знаками отличия, он высокий, статный, взрослый. Но его улыбка теплая и открытая, а волосы – золотые… Поэтому она проглатывает те умные английские слова, которые старательно повторяла, чтобы вызвать уважение британского премьера. Она смотрит на него так, как ей смотреть не дозволено, практически неприлично, широко открытыми глазами, не отрывая взгляда от светлого лица. Мысли о спасении страны вдруг отходят на второй план, и Тянцзы чувствует себя просто маленькой девочкой, которой так важно услышать ответ. Не для страны, не для блага Поднебесной – для себя самой.

Отредактировано Tianzi (2016-07-11 17:07:37)

Тянцзы даже стало жутко, захотелось пискнуть, сжаться в комочек – фигура в черном мундире парой шагов преодолевает расстояние между ними. Потом протягивает ей широкую мужскую ладонь. Принц бесцеремонен, принц настойчив. В какой-то момент Тянь даже кажется, что сейчас за спиной раздастся громкий голос Лю Лун и охрана ворвется под крышу-пагоду, повалит на землю наглого иностранца, посмевшего пожелать прикоснуться к Дочери Неба. Этого не происходит – императрица еще во дворце, в пылу волнения, ясно приказала им оставаться снаружи и приближаться только в случае прямой опасности. Лю Лун поджала красивые пухлые губы тогда…

«Нашему генералу это не понравится, совсем. Лю Лун расскажет – и он будет говорить с нами вечером, воспитывать нас…»

В Китае принято при встрече кланяться, сложив ладони на груди. Чем ниже поклон – тем выше почтение, оказываемое собеседником. Императрице всегда кланяются в пол. Сама Тянцзы может лишь склонить голову – её согбенную спину допускается увидеть лишь в молитве, на свадьбе или других особенных случаях. При встрече с высокопоставленными иностранцами, китайцы почитают чужие обычаи и принимают дружественное рукопожатие – девушка сама видела это на своей помолвке. Но Тянь не была обычной китаянкой, предлагать руку ей – все равно, что простолюдину кидаться к генералу с объятиями.

Хоу Шан будет недоволен. Тянцзы, зачарованная, будто в трансе, тянет вверх и вперед руку, словно в полусне касается маленькими пальцами центра протянутой ладони – крепкой и сухой. После многочисленных уроков делового языка, после всех заученных слов, она едва вспоминает то самое – почти стершееся в памяти. Слово, что репетиторы давали ей когда-то как одно из основных, базовых понятий – тех, что Божественной вряд ли пригодятся.

- Брат Ренли, - бормочет она по-английски, словно пробуя на вкус, смотря в одну точку – незнакомую нашивку на его черной груди, касаясь чужой кожи ладошкой…

Смущается, сжимается, проходит мимо него вперед, к шестиугольному столу и стульям с высокими спинками. Садится – так, что её полностью скрывает от оставленного позади британца. Стыдливо и испуганно вжимает голову в плечи – но вспоминает, что улыбающееся лицо Ренли, когда он уверенно произносил слово «семья», не было ни страшным, ни взрослым.

- У китайцев раньше принято было крепко хранить семейные узы, семья считалась… - она тщательно подбирает иностранные слова, - главным в обществе, ценность её была гораздо выше, чем у человека... ну, одного. Младшие уважали старших, старшие делили свою мудрость. Семьи Китая превращались в большие... общины, кланы с годами. Мы – Дочь Неба, семья – это не для нас. А сейчас все рушится не только у нас – вся наша страна дерется между собой, внутри народов и семей, забывает о том, что завещали нам предки.
Тянь говорит медленно и спокойно – стараясь показать себя достойно, оправдать свое поведение – детское, некрасивое, несуразное.
- Мирцелла много рассказывала нам о вашей семье, - и, вспоминая его вопрос об имени, продолжает, - она… называла нас просто Тянцзы.

Мирцелле она тогда шепотом открыла и свое настоящее имя – ведь Тянцзы, по сути, не было именем, а лишь самым главным титулом. Принц не может не знать об этом, титул Тянцзы передается сотни лет, он вероятно догадывается, что у девочки есть и свое собственное имя... Лихуа не называет его, хоть и немного хочется. Ренли пугает ее и смущает, она абсолютно потеряла весь свой решительный настрой на дипломатическую беседу – но вместе с этим он заставляет что-то внутри упорно тянуться и доверять. Что-то есть в нем такое – в искренней улыбке, прямом открытом взгляде, солнечных волосах… Тянцзы вдруг подумалось, что он станет хорошим политиком и принесет изобилие своей стране – а возможно и не только... Она ерзает на стуле, не решаясь повернуться назад вновь.

А еще – она не признает, но ей очень хочется, чтобы этот человек за её спиной снова назвал её сестрой.

Он играл, балансируя на тонком лезвии, практически на грани фола. Пытался приручить её, как трусливого зверька, будто выманивал из тесной и холодной норы. Он был практически наглым, он хоть и осторожно, но уверенно вторгался в её личное пространство - уже не как политической фигуры, как человека. Он раскачивал все внутри нее, тот хрупкий стержень, что она выстроила, будто неваляшку. Словно играл на удачу - либо она наконец доверится, качнувшись навстречу, либо испугается насовсем и упадет назад, спрячется в образ статичной фарфоровой кyклы, что так хотели видеть перед собой евнухи.

Была у британского премьера стратeгия, или он действовал по наитию, было уже неважно. Потому что так или иначе, последними словами своего он добился.

Тянцзы шокирована, она задыхается, ей вдруг становится жарко у горячих камней очага, хочется расстегнуть глухой ворот под горло на металлических крючках. Ренли не принимает её вежливого отступления, садится в соседнее крeсло, разворачивается, испытующе смотрит, зовет её на "ты" - о, как дико это для той, что говорит о себе "мы"! Он ведет свою линию до конца - Тянь видит, насколько он упорен, она впечатлена этим. А еще он говорит такие слова... То, чего она хотела добиваться, играя в серьезность и наивную дипломатию, так долго набираясь уверенности и смелости, Ренли просто предлагает ей вместе с дружелюбно протянутой рукой. Даром. Просто потому, что они - семья.

Всего лишь маленькая слабая девочка, которая отчаянно пытается быть сильной и правильной.
Тянцзы может быть хоть трижды Божественной Императрицей, но сопротивляться, когда ей предлагают помощь, когда кто-то готов не оставлять её одну во главе умирающего государства - она не может. Она пыталась тихо бороться с силой и напором Ренли, пыталась испуганно отвергать его теплоту, потому что это якобы неправильно в её положении. Но противостоять всему вместе у нее больше нет сил.

Тянцзы не замечает, как лицо её освещает чуть печальная, но благодарная улыбка. По щекам текут горячие слезы, бесконечными постыдными струйками. Тянь всегда была плаксой, она только пару лет как научилась сдерживать эту реакцию, появляющуюся к месту и не к месту. Ей казалось, что она стала сильнее, что по крайней мере это она научилась скрывать - но Ренли прорвал в ней и этот блок. Девушка не ощущает сожаления и стыда сейчас. Пусть это слабость, но она приносит невероятное и неожиданное облегчение.
Она еще не знает, что им делать: ей, Хоу Шану, Лю Лун, Синке и всем, кто с таким достоинством уверен с виду, и так растерян внутри. Но ей уже кажется, что впереди возникает неоформленный еще пока путь - к хорошему концу. Как в книгах.
Глаза у Ренли такие яркие, сине-зеленые, а разум Тянь одновременно пуст и наполнен всем и сразу. Она бездумно скользит заплаканным взглядом по его груди, где виднеются разные нашивки и значки, такие красивые, яркие, непохожие на те, что она видела у китайцев. Там была женщина Хэ Бо с рыбьим хвостом - она не знала, как такая зовется в Европе, а еще большая акула в кругу с цифрой "четыре"... Тянцзы вдруг вспоминает, как заучивала перед зеркалом в числе прочих английское слово "адмирал", и что оно означает в переводе на её родной язык.

- Мы хотели бы хоть раз увидеть море... - тихо произносит она, смотря на женщину Хэ Бо с оружием в руке - прекрасную и грозную.

Потом берет себя в руки, утирает залитые водой щеки широким рукавом. Ей должно быть стыдно, и ей действительно неловко, но уже далеко не так, как было сначала. Тянь не готова еще доверять британскому принцу безоговорочно, она не может враз раскрыться и избавиться от скованности. Но протянутую ладонь названного брата она приняла. И практически готова на нее опереться.

Тянцзы хочется сказать хотя бы "спасибо" - за такое однозначное предложение помощи ей и её народу. Но сил не находится, каждый раз, когда она начинает думать о его словах, горло снова перехватывает. Поэтому она вдруг вспоминает о том, о чем Ренли мельком обмолвился до них, а еще о том, о чем слышала много раньше.
- Мы знаем, что вы заключили договорный брак... с графиней Йо-ха-нес-бург-ской, кажется, - она с большим трудом выговаривает это сложное название на английском, потом замирает, и решается продолжить лишь после небольшой паузы. - Как там наш Император-муж?..
Потом еще тише, опустив глаза, не понимая толком, о чем хочет попросить - но надеясь, что он, взрослый и умный, поймет.
- Вы... ты научишь нас?..

Отредактировано Tianzi (2016-07-19 16:30:37)

Так много всего случилось с девушкой-девочкой Цзян Лихуа за последние месяцы. Так много - больше, чем за всю остальную её жизнь.
И вот теперь её брак, непонятный, противоречивый, на глазах вырастает в огромную семью, от лица которой дружелюбный и сильный принц протягивает ей руку. Теперь Мирцелла - её сестра, теперь Маррибелл - женщина, все время находившаяся где-то поблизости от Хоу Шана - тоже её семья. Так дико, так нелепо и... так тепло.

Тянцзы комкает чужой мужской платок в ладошках и слушает слова Ренли. Во всем, что он делает - уверенность. Во взгляде, движениях, улыбке, даже говорит он обо всем утвердительно, как будто это обязательно случится, без оговорок. Ему хочется верить - во всем. В то, что она увидит море, увидит его жену, которую-совсем-не-нужно-звать-по-титулу, что он поможет ей и поможет Китаю выстоять, что он действительно считает её сестрой, а не притворяется, играя с полудетскими чувствами... В то, что Одиссей ю Британия - такой же хороший человек. В это, пожалуй, поверить проще всего. Он действительно не обижал малышку Тянь в недолгие часы их знакомства, старался быть вежливым, обходительным, пытался поддержать беседу. Императрица Китая воспринимала этого человека как олицетворение своего долга перед страной, олицетворение спасения, но Ренли только что показал ей: спасение может быть не только безликой силой.
Он говорит, что поладил со своей женой. Он не упоминает ничего о чувствах - и это хорошо, потому что девичье сердечко не воспринимает Одиссея как объект для любви. Фигура, которая рисуется в её смутных и неоформленных фантазиях, совсем другая. Но Ренли не говорит об этом - поэтому дарит Тянцзы очередную надежду. Предпосылку к тому, чтобы увидеть в британском супруге пусть не любимого, но и не политическое средство... семью?
"Остальные".

- Ты видел его там, да? И Мирцеллу тоже?.. Ты заботишься обо всех в вашей семье, хотя их так много? Даже о нас, хотя мы - не британка?
"Их бесчисленное количество, а его внимания хватает и на нас тоже. У него десятки сестер, но он сейчас передает платок и обещает показать море нам..."
Она едва вспоминает, что значит это ласковое изменение английского слова - а когда понимает, то ей в очередной раз становится тепло.
"Сестренка."

- Рука... Рука больше почти не болит. Только иногда, по ночам... - как это слово? -...ноет. За нами ухаживали, заботились. Хоу Шан. Он... хороший человек и мудрый китаец. И глава большой семьи, почти клана, мы рассказывали. Мы уважаем его мудрость, но мы не всегда слушаемся, и Хоу Шан ворчит.
Тянь издает короткий смешок и сама удивляется, как естественно он звучит из её уст в данной ситуации. Потом бросает взгляд на своего собеседника. В её голосе смешное и наивное беспокойство за новоиспеченного брата.
- Не раз ранили? Это ведь так страшно и больно, даже один раз. Сейчас все хорошо? У нас очень хорошие врачи... Хотя, о чем это мы. У тебя, в Британии, конечно гораздо лучше...
Смущается глупой реплике, краснеет. Вновь обводит взглядом нашивки и значки на груди Ренли.
- Они все... что-то означают, да? Знаки побед в сражениях? Они красивые. Нам нравились мифы о Хэ Бо, когда мы были маленькими. Мы не знаем, рассказывают ли такое в Британии... Хэ Бо повелевают реками, быстро плывут на колесницах, запряженных драконами, которых украшают... мы забыли, как по-английски называется этот цветок...
Ренли не выглядит слабым или помятым после ранений или сражений. Он выглядит сильным, во всем.
- Когда тебя могли ранить? Ведь ты принц - и тебе приходилось сражаться наравне с простыми людьми? Не командовать? Неужели это возможно?

Разговор становился все проще для маленькой девушки - так она говорила лишь с Мирцеллой и Синке давным давно. Тонкая фигурка слегка развернулась к собеседнику, её плечи, неосознанно сжимаемые, расправились. Его "ты" больше почти не резало слух. Его "сестра" - каждый раз удивительно.
Ренли умный. Наверное он догадывается, как редко Тянцзы улыбается так, как улыбается сейчас.

"Странный у нас братик... Правда".

Тянь завороженно слушает, пытаясь воспринимать каждое слово. Это уже легче, чем поначалу - зная базовый английский и разговаривая с носителем быстро привыкаешь - но стoль подробные и обстоятельные рассказы все еще усваиваются с трудом. Слишком много информации, новой, любопытной, иногда шокирующей... Тянцзы высоко взметает брови, её лицо становится совсем детским и светлым. Так выглядят маленькие девочки, когда старшие рассказывают им истории о полной разнообразия взрослой жизни. Так выглядят люди, что покидали дом лишь раз в жизни - и то только для того, чтобы оказаться в больнице на грани жизни и смерти.

Она методично усваивает каждое слово, мысленно благодаря Ренли за то, что говорит с ней медленно и четко, и oттого каждое слово вносит новые краски в её образный ряд. Тянцзы представляет кровь в золотых волосах принца, таинственных европейских мерроу с такими же волосами, диковинный подводный мир, больших акул, которых британские Хэ Бо, похожие на Мирцеллу, тянут за хвосты... Дельфинов, что приручают там, за океаном, и королевскую семью, что катается на них верхом по волнам. "Сестра Корнелия", ведущая солдат в бой, упорно представляется ей то ли пожилой генеральшей, похожей на Сун Роу, то ли гибкой китаянкой в облегающем ципао и с боевыми веерами. Других принцев и принцесс, возглавляющих полчища найтмеров... Снова кровь в волосах Ренли, ребенка еще, "немногим старше тебя".

Тянцзы столько хочется спросить еще, ее захватывает непохожая жизнь, которую так хочется увидеть своими глазами. И ей жутко. Чем-то этот разговор - особенный, чем-то непохож он на любой, самый теплый, самый интересный, что был в коротенькой жизни императрицы до этого. Девушка оглядывает его уверенную сильную фигуру, гадая, сколько раз адмирала ранили. Она вспоминает Синке, что морщился от боли в её палате... И вдруг понимает.

"Больно - да. Страшно - пожалуй, особенно в первый раз".

- Ты... честен с нами, - говорит она, удивленно смотря в синие глаза. - Ты... не охраняешь наше спокойствие, тревожишь нас, говоришь нам все так, как оно есть...

Слова звучат без всякого обвинения - лишь с бесконечным удивлением. Перед глазами - Синке, он говорит ей, что ему совсем не больно. Перед глазами - Лю Лун, что ненавязчиво отводит её в сторону от раненого в дворике больницы, не желая волновать императрицу видом отсутствия конечности. Перед глазами - Хоу Шан, в поклоне, твердящий, что нет ничего важнее жизни и здоровья Божественной...
"Он говорит, что ему больно, как было больно нам. Что он такой же, как и мы".

Тянцзы не замечает, но она уже давно развернулась к Ренли всем телом, перестала вжимать голову в плечи и отводить взгляд. Неосознанно, спонтанно - её учили лишь как подобает держать спину и подбородок в благородной традиции, не тому, как выразить доверие и заинтересованность языком жестов.
- Все говорят нам, что мы обязательно победим, - её голос звенит. -  Что традиционалистам не выстоять, что Небесный Мандат в наших руках, а не у самозванца. Хоу Шан говорит нам, что не о чем волноваться.
Тянь глубоко вдыхает морозный воздух, и ей кажется, что горло обжигают маленькие колючие льдинки.
- Скажи нам, Ренли, ведь ты зовешь нас сестрой, ведь ты не боишься говорить нам правду - мы можем проиграть?

Тянцзы чувствует, что слова Ренли – кульминация их разговора, сделавшего этот статичный зимний день настолько удивительным. Она жадно впитывает каждое слово, чуть дыша от волнения, смятения, отголосков благодарности. Слова о победе привычны уху императрицы – и от языка, на котором они произнесены, привычность не исчезает. Слова о том, какие опасности эта победа сулит – нет.

Тянь внимательно смотрит за мимикой Ренли, за его чертами лица. Уверенность, покорившая её, не исчезает, волосы его светятся и чудодейственный эффект от полунасильственного сближения не пропадает – но можно ли доверять ему в этом? Можно ли поверить твёрдой уверенности в победе, которая так и проступает в его ярких речах? Она знает его не больше часа, в то время как тех, других и близких ей – много больше. И те, другие, никогда не упоминали в беседах с Божественной о том, что война будет тяжёлой. О том, что гражданские войны – худшие из всех.

Тянцзы пока не знает, верить ли ей в победу также твёрдо, как до встречи с британским принцем в шестиугольной беседке. Но она вдруг понимает, что Ренли, пусть сильный и смелый, вряд ли способен видеть будущее. Как не способны на это и её подданные – хоть Лю Лун как-то и пыталась учить её предсказывать судьбу, используя монеты по системе И-Цзин. Никто из них не знает заранее, ждёт ли их победа в этой войне. Но они знают, что будут стараться изо всех сил.

И в этом – их искренность. Ренли показал ей это.
Тянцзы пока не знает, верить ли ей в победу теперь, но она точно знает, что верит в своих людей.

- Спасибо, - тихо шепчет она по-английски, потом поднимает ясный взгляд и говорит со звонкой уверенностью, той, что звучала восемнадцатого ноября на всех экранах страны. – Спасибо за вашу готовность сражаться на нашей стороне. Мы, Дочь Неба, благодарим вас от имени всего нашего народа. Мы будем возносить молитвы за вас.
Тянь встаёт и склоняется в поклоне – чуть более низком, чем позволено. Она не знает, оценит ли Ренли переход к столь официальному завершению их встречи, но она робко надеется, что он поймет. Поймет, что маленькая девушка не отталкивает его, но императрица Китая протягивает руку его стране. Дочь Неба от своего лица официально принимает помощь – и пусть это самое начало пути, маленьким ножкам эти первые шаги даются с особенным трудом.

Солнце близится к зениту, а Лю Лун неотрывно следит за резными арками беседки…
- Нам пора, - Тянцзы чуть неловко мнётся у выхода и легко улыбается. – Мы надеемся, что следующая встреча не заставит Нас ждать и Небо будет благосклонно к её свершению.
Она действительно собирается уходить, но ощущение недосказанности слегка режет горло. Она смотрит на Ренли, запоминая этот день и как ярко сияют среди белизны этого места его волосы.
- Мы не можем остаться в стороне. Если война будет тяжёлой и принесёт всем страдания. Мы не должны оставлять это на людей. Мы должны быть вместе со всеми.
Тянь вытаскивает ладошку и проводит рукой, имея в виду Запретный город. Потом протягивает её Ренли, сама. Как сделал это он в самом начале их встречи.
- Обещай нам, - говорит она, зная, что этот человек сможет сдержать обещание. – Обещай нам, брат Ренли, что не дашь запереть нас. Ни здесь, ни где либо ещё.

Ещё месяц назад Тянцзы горько заплакала бы от страха за себя и свой народ. Сегодня она готова бороться – пусть наивно, пусть не осознавая и не понимая и четверти опасностей этой жизни. Этот месяц принёс так много – и императрица уже не пугается происходящих каждый день событий. Справилась сегодня – справится и завтра. Шаг за шагом и день за днём.
Когда Тянцзы идёт назад во дворец, в её зрачках отражается тусклое зимнее солнце.