Чертовщина какая-то.
Телефонный её номер использовался для заказа еды, редких звонков брату, вызовов на ночное дежурство, потому что «у Серёги дочь опять кашляет», а она, Линдлей, вроде бы без семьи и всегда может подхватить чужую смену. Даже если не хочет. Вообще-то, чего-то подобного она и ожидала, не глядя схватив трубку и хрипло пробормотав «слушаю». Там должен был быть или Серёга, с его неугомонной дочерью, или кто-то ещё, успевший наплодить детей и завести семью, и теперь имеющий святое право манкировать своими обязанностями. Или, что чуть менее вероятно, принц, который опять хотел погулять там, где крысы боятся шастать. Больше её беспокоить некому.
Оказалось, есть кому, и Рэя, услышав первые слова, с искренним недоумением отняла трубку от уха, глянула на номер, продолжая недоумевать, и снова прижала телефон к щеке. Тогда она в первый раз подумала, что дело пахнет чертовщиной.
Вообще-то, у неё не было друзей, если исключить из этого списка крикливую Лею и мрачного брата, у которого никак не заканчивался переходный возраст. Не потому, что Рэя внушала окружающим суеверный ужас, нет, она, наоборот, старалась быть как можно менее заметной. В другой ситуации она бы стала изгоем, в этой – осталась где-то на задворках чужого интереса, когда все поняли, что, прежде всего, окружающие не интересны ей. Её это добровольное одиночество мало волновало, впрочем, как и многие годы назад, когда она, похоронив мать, ударилась в строительство своего жизненного пути, не давая казёнщине возобладать над собой.
Человек, нашедший её номер, тоже не был ей другом. Вряд ли – Рэя не могла освежить память за давностью лет – даже пытался им стать. Ему даже пришлось представиться дважды и коротко напомнить обстоятельства знакомства, прежде чем Рэя совершенно невежливо протянула своё «а-а-а», и разговор слегка потеплел. Насколько она помнила, он был неплохим человеком. А она тогда – неплохой подопечной. А ещё у неё был свободный день, а он – только вернулся в Питер, так что не может ли она…
Могла – точнее, не видела поводов отказывать.
Рэя назвала адрес, попрощалась, поднялась с дивана, бросив на него замолкший телефон, и распахнула окно.

Прибираться ей не потребовалось, благо, в квартире всегда был какой-то армейский порядок. Иногда Рэя, смотря на это «безобразие», с тоской вспоминала пару лет жизни с Леей, которая обладала потрясающим даром превращать любой порядок в хаос – отвратительно беспорядочный, но уютный. Сейчас двухкомнатной – всё-таки не скупятся для царской-то охраны – квартире Рэи требовалось примерно столько же хаоса, чтобы было похоже, что она тут живёт, а не просто приходит на час.
Странно, но у неё даже хватило времени сходить в магазин, побросать в пакеты всё, что годилось для «ненавязчивой встречи», расплатиться, сунуть кошелёк в зубы и помчаться обратно. Точнее, времени почти хватило.
Потому что гостя она застала у своей входной двери, именно так, без привычного паричка, который последнее время ей приходилось носить всё чаще, с кошельком в зубах и раскрасневшимся на прохладе носом.
– Тьфуй. – Рэя выплюнула кошелёк и даже поймала его – пакеты весело зашуршали. – А я думала, у меня ещё полчаса есть.
Она попыталась придумать что-нибудь ещё, неловко переступая с ноги на ногу, а потом, вспомнив, что они, вообще-то, стоят на лестничной клетке, оживилась и брякнула:
– Пошлите-ка, я кофе сделаю.

Рэя любила вспоминать былые времена, чтобы внутри потеплело, но обычно все её воспоминания сводились к короткому промежутку жизни с сестрой и братом, пока не потащили её по карьерной лестнице дальше. Макарова она… почти не помнила. Точнее, не вспоминала. В две тысячи одиннадцатом её поволокли на очередную подготовку, требуя показать класс, и Рэя постаралась. Как могла. Воспоминания об этом будто бы были неважными, и она «сунула их на полку», но сейчас, услышав приветствие, машинально выпрямилась, потянулась, словно собираясь встать по стойке «смирно», и… рассмеялась.

– Научили.  – ляпнула Линдлей больше в своё оправдание, чем в укор. – Но этот экзамен, кажется, я завалила – гости уже на пороге, а гостеприимство опаздывает.

Сколько лет, сколько зим – шесть уже миновало. И она всё-таки допрыгалась до статуса личного телохранителя.  В прямом смысле допрыгалась.

Бесхозный кот самой, что ни есть, дворовой расцветки, вальяжно спустился с третьего этажа, дошёл до ног Рэи, лениво потёрся о них и зевнул. С этим животным у Рэи были почти дружеские отношения – в смысле, она иногда его кормила и даже пускала домой, но никогда не претендовала на статус хозяина. Кот, отзывавшийся на Мурзика, Кису и «Пшёл вон», благосклонно принимал её уход, а для всех своих дел выходил в загаженный дворик, не нарушая чистоту подъезда.

– Придётся и пушистое брюхо с собой брать. – самую малость виновато сообщила Рэя, поднимаясь на площадку и выуживая из кармана ключи.  – Ну да он воспитанный.

Кот снова зевнул и поднялся за ней, чтоб ужом проскользнуть в квартиру, пока Рэя, нагруженная покупками, неуклюже топталась сначала на пороге, потом – в прихожей, потом отыскивала выключатель, чертыхаясь шёпотом.

– Какими судьбами к нам… – когда в кишкообразном коридоре вспыхнула под потолком лампочка, Рэя поняла, что звание гостя вылетело из её головы. Совсем. Пришлось выкручиваться, и Линдлей брякнула, – Владимир… Владимир… Э-э…

Всем был хорош план, но отчества его она не помнила.

– Вы пока по тряпке ногами пошуруйте, – посоветовала Рэя, – Ботинки можно не снимать. А я чайник поставлю. И ванная – первая дверь направо.

Рэя, несмотря на улыбку, слушала бывшего наставника внимательнее некуда – сказывались уроки, привитые замашки, да просто привычки. Проездом, значит? Будь бы ситуация другой, она бы не преминула вызнать, куда именно и откуда, но сейчас просто загнала профессиональную привычку подальше.

– Тогда можно просто Рэя, – она засмеялась с кухни, – Не помню, знали вы меня как Юдифь или нет?

И правда, не помнила. История с начальством, подошедшим к ней с разговором, по результатам которого тогда ещё Юдифь только усмехнулась и принялась собирать документы, а потом, после преодоления всех бюрократических препон принесла им новый паспорт; была презанятной, но сейчас бывшая Юдя не вспомнила бы дату этих событий, пока не заглянула бы в документы.

Итак, поговорить…

– Поговорим за чаем, – решительно и твёрдо предупредила Рэя, возясь с чайником, – После поездки всегда хочется согреться, а вы же не хотите доехать до конечного пункта с кашлем, соплями или чем-то ещё?

Коту она поставила чашку с сухим кормом – в её квартире почти не водилось старой еды, готовила она всегда ровно на себя и съедала всё, поэтому, когда пушистое брюхо стало испытывать к ней симпатию, она так же, не задумываясь, притащила домой пакет с кошачьим кормом. Вот только хозяйкой ему так и не стала, отпуская независимое животное из дома по первому его желанию. Кот исчезал и появлялся через несколько дней или неделю – Рэя жила так же.

– Нечасто, – кивнула Рэя, раскладывая покупки по столу – нехитрые сласти к чаю, пачка печенья, пакет молока, если кто-то любит чай с молоком или пушистое брюхо захочет, – Особенно после того, как кто-то ухитрился…

Она поморщилась и чуть не обрезала палец об упаковку с вафлями. Да, верно подметил принц, эта проблема была для неё самой острой. А что ещё оставалось, если её профессиональная честь полетела к чёрту? Если теперь на всей охране лежало несмываемое пятно, которое Рэя взялась оттереть?

– Но я с ног валилась, поэтому меня отпустили. Сонный охранник хуже, чем отсутствие любой охраны.

Здесь Рэя покривила душой – на самом деле её отпустил с рабочего места принц, разумно предположивший, что после их перемещений по подземельям её не спасёт даже парик, настолько неприглядным был её вид. Впрочем, уже сегодня к вечеру она должна была вернуться назад.

Почему она умалчивала о многом? Верная профессиональной привычке молчать практически обо всём, да ещё и ввязавшаяся в то, что можно было назвать предательством, она понимала опасность любого лишнего слова. Даже для коллеги. Даже для наставника.

Даже для сестры, о чём уж говорить.

Собственное имя показалось чужим – Юдифь, как давно её так называли? Может, только в школе или детдоме. Мать всегда говорила «Юдечка», Лея и Витька звали её Юдей. Когда сестра или брат обижались, дразнили Чудо-юдом. Холодное «Юдифь», произносимое подчёркнуто-вежливо, было весьма далеко от этих ласковых именований. И всё равно, как же это было давно… Их дворовые игры, руки матери, похороны, на которых она, как ни пыталась, не заплакала. «Рэя» стала чертой, завершающей этот период в жизни. Завершением всей истории, от радости летних встреч с сестрой и братом, до горя, давившего на её плечи в детдоме. Она отказалась от всего этого, чтобы…

Чтобы. Просто «чтобы». Это решение не требовало причин.

– Не буду интересоваться, куда едете, – кивнула Рэя, – Не потому, что я плохой профессионал, а потому, что мы говорим тут за чаем и совершенно неофициально. Поверю на слово и постараюсь сделать всё, от меня зависящее.

Ещё, наверно, потому, что ей было практически неинтересно, куда же собирается направиться «летний наставник». При всей своей холодности к окружающим, Рэя обладала невероятным достоинством: она была лишена любопытства.

Любопытства, лени, скудоумия, вообще, большинства людских пороков. Если бы занудство было бы смертным грехом, она была бы его идеальным воплощением, но пока в Аду не придумали наказания за этот грех, и Рэе можно было бы не опасаться.

О чём бы там ни думал Макаров, Рэя не пыталась угадать – она вертелась по кухне, делая и то, и это, проверяя чайник, споласкивая кружки – если долго не пользоваться всеми, на дне может скопиться немало пыли, снова и снова совершая какие-то женские кухонные ритуалы, чтобы, в конце концов, поставить на стол к уже выставленным сластям ещё и тарелку с бутербродами. Кот совершенно не замечал этой суматохи, не ластился и не пытался выпросить чего-то сверх уже полученного.

– Было бы время, я бы погрела. – без попытки оправдаться сообщила Рэя, наконец, усевшись за стол. – Или микроволновка. Надо будет завести.

«Не в этой жизни», – понимала она. Микроволновка появится в её доме тогда, когда Рэю больше будет интересовать качество ужина, чем работа. То есть, похоже, никогда.

– Могу включить обогреватель, – Рэя даже не поняла, что упоминание леденеющих ресничек было какой-то высокой мыслью. – Тут отопление аховое.

«Но я тут всё равно практически не ночую, поэтому мне всё равно».

Странно, но когда речь сама собой зашла о дворце, Рэя не изменилась. Не дёрнулась, не посуровела, даже не высказала какого-либо неудовольствия. Это было по-настоящему удивительно, учитывая, что именно этой проблемой Линдлей последнее время жила. И это была ещё одна грань её личности, заключавшаяся в том, что свои проблемы Рэя так хорошо прятала от окружающих, что понять об их существовании было крайне сложно.

– Кроме чести – ничего не пострадало. – как-то очень спокойно пожала плечами Рэя. «Ситуации» – да уж, иначе и не скажешь. Именно «ситуации». Погиб человек, чей-то отец, чей-то муж, и всем плевать. Даже ей. Потому что он, прежде всего, император, а смерть императора – это такая проблема, на фоне которой личности меркнут.

Говорят, разбираются. Говорят, что-то сделают.

– Разбирательства уже идут, – продолжала Рэя, – Кого-то найдут, посадят, приговорят.

Но она-то не верила в это. Не верила, потому что знала – ищут не там и не тех. И, возможно, ищут как раз с подачи настоящих виновников.

– Надо радоваться, что я вышла сухой из воды, – заключила Рэя, – Радоваться и пить чай.

Идёт ли расследование «не очень»? Скорее, стоило бы спросить, идёт ли оно вообще – Рэя неуловимо поморщилась, взяв с тарелки бутерброд и откусив кусок побольше, чтобы притормозить саму себя в разговорах. Не хватает выдержки – занимай рот чем-нибудь другим, пока разум будет подбирать варианты ответов. Считай до ста, в конце концов, только не ляпни лишнего и не покажи свой интерес к делу. Не потому, что он преступен, а потому, что по ней сразу станет видно: она готова отомстить любому за помаранное имя их отдела.

У бутерброда, казалось, не было вкуса, настолько ощущения Рэи притупились от гнева на тех, кто осмелился… Именно так: осмелился. Осмелился совершить что-то подобное, осмелился провести такую наглую игру, осмелился в открытую посмеяться над царской охраной – и ему ничего за это не будет. И снова, ей плевать, в общем-то, на покойного. Они не были знакомы, Рэя не охраняла его, в её круге обязанностей всегда были царственные наследнички, даже тогда, когда она тоже была из простой охраны. Каким бы он ни был, он мёртв. Но лучше бы он подавился бутербродом.

– Оно идёт просто прекрасно. – когда прожёванный кусок был проглочен, Рэя смогла говорить ровно и медленно, – У нас есть целых два виновника на выбор – царский дружок, которого больше интересует женский вопрос, нежели умение держать себя в руках, и чья-то подружка с бала, которая может убивать людей только своим маникюром. Если бы обвинили меня, в этом был бы хоть какой-то смысл, я действительно могла это сделать, – она хлебнула чаю и отставила кружку, – Подбирали бы виновных получше, чтоб воздвигать свои потёмкинские деревни.

Она не знала «эту девчонку». Видела разок, когда её, зарёванную и беспомощную, проводили мимо. Слышала сплетни коллег, некоторые из которых считали себя её друзьями, а потому забывали о первом правиле ГСБ: «не болтай». Впечатление было каким-то скучным. Что мог сделать этой рыжей император, чтобы она его убила? Связь с Британией? Ха-ха. У Леи больше связей с Британией, чем у задержанной – и уже формально осужденной.

Но Макаров говорил не только о ней, он говорил об обществе. И о том, что виноватыми делают тех, кого проще всего приписать к врагам. Тех, кого общество радостно подымет на вилы, только пальцем ткни, и не последнюю роль во вражде имеет происхождение. Если ты британец, пусть только по имени, ты уже враг. Разве у неё самой не было такого человека совсем рядом?

Лея Иствинд, например.

– Я редко употребляю слово «верить», – отметила Рэя, выслушав короткое повествование о «рыжей», – С верой всё сложно, история показала, что она заставляет нас видеть вещи, которых даже не существует. Но, скажем так, имею основания думать определённым образом – такой я канцелярит. Что мы имеем? Один труп, двух потенциальных виновников. Про Стукова даже говорить не буду, дела там совершенно иные, как и не буду упоминать отпущенного из-под стражи посла. А девчонка – простите, буду называть её девчонкой, возраста не знаю – действительно прекрасный кандидат. Во всём, наверно, кроме мотива, способа и собственной личности, надёжно укрытой за именем. Вы знаете, статистика уголовных дел является увлекательным чтивом. И познавательным. – Рэя постучала ногтем по столу. – Как убивают женщины? Если это не спонтанно, они убивают ядом. Они убивают врага во сне или в порыве безумного гнева. Они могут разозлиться и втыкать в труп нож уже после того, как он отдал Богу душу, или разрядить туда весь магазин, но…

Рэя выдержала небольшую паузу. Но?

– Но каждое убийство имеет мотив. Деньги, личные блага, любовь, ревность, ненависть – как личная, так и абстрактная. Наконец, психические заболевания. Чтобы рационально пустить человеку пулю в голову, нужно иметь подходящий мотив. Деньги и прочие приятные глазу вещи… Это, конечно, прекрасный мотив, вот только те, кто может заплатить за убийство императора, наймут того, кому хватит ума скрыться и не выдать себя. Другие же мотивы предполагают какой-то импульс, и, в общем-то, они все имеют под собой одну общую причину: злость. Даже такая вещь, как любовь. А женская злость – это несколько десятков ножевых ранений или нашпигованный пулями труп. Мало кто может разозлиться и убить спокойно, и людям такого склада характера, опять же, хватит ума не только уйти от правосудия, но и скрыть труп по возможности. Короче, мотив в данном деле пришит крайне криво и белыми нитками. Впрочем, ей это всё равно не поможет.

Продолжать не стоило, она и так уже стояла у опасного предела откровенности. Поразительно было другое – безразличие Рэи к судьбе другого человека. Она знала о несправедливости обвинений, могла разнести в пух и прах доводы тех, кто решил сделать из Луденберк преступницу, но лишь наблюдала за этим. Отчасти потому, что это всё было бесполезно, но, в большей части по причине того, что чужая беда её не задевала.

Целеустремлённость, граничащая с цинизмом. Рэя не разменивалась на то, что считала бесполезным. Но, когда она видела необходимость приложить свои усилия, она их прикладывала.

– К сожалению, вряд ли наша беседа поможет Луденберк. Людям нужен виновник, и они его получат. Получат чистосердечное признание, выплюнутое сквозь остатки зубов. Что до меня, возможно, потерять честь – страшнее, чем кажется. Недаром в девизе частей моей сестры звучит именно предупреждение о потере чести.

Признаться, она ожидала упрёков за своё безразличие к судьбе «девчонки». У неё был даже заготовлен на это ответ, данный ей когда-то в детдоме – «твои проблемы волнуют только тебя, остальному миру на них плевать». Жестокий, горький ответ, после которого Рэя всю ночь тихо всхлипывала в подушку, но жизнь показала – это почти полностью соответствует реальности. Мало кому не наплевать, и человеку приходится выбирать, на кого он сам не будет растрачиваться.

Но упрёка не последовало, и Рэя, словно сбившись, задумчиво смахивала крошки с пальцев – по одной, аккуратно, чтобы руки не лежали без дела.

Кто дёргает за ниточки? Рэя этого не знала. Может, и к лучшему, потому что ответить себе на вопрос «что было бы в таком случае?» она не могла. Что бы было, если бы она узнала? Донесла бы принцу, который так и не смог ни купить её, ни добиться внятного ответа? Уничтожила бы кукловода собственноручно, плюнув на последствия? Не сделала бы ничего вовсе? Первого от неё ждали (но хотела ли она этого?), второе больше бы подошло её сестре, третье – брату. Даже положа руку на сердце, Рэя не нашла бы ответа.

– Боюсь, пока мы этого не узнаем, – для Макарова «мы» могло означать «вы и я», Рэя же имела в виду «я и Павел», – Но узнать придётся, если хочется… выполнить свой долг. Я о сохранении безопасности императорской семьи. Пусть крошит, я подмету, – последнее было сказано совсем мягко, спокойно, в пику её холодной расчётливости. Каким-то образом за столом находились сразу две Рэи – мягкая, домашняя девочка, ждущая возвращения прежних счастливых времён, и отказавшаяся от всего этого ради долга девушка. Тяжёлый разговор о судьбах людей – но нет-нет, да и полетит к коту под стол кусок колбасы. Обычная такая жизнь.

Именно это Рэя сделала, взяв ещё один бутерброд, и теперь жевала пустой хлеб, не меняясь в выражении лица.

– Готовность ко всему входит в мои служебные обязанности, – без тени шутки ответила она, – Главное, пожалуй, тут – не забыть выпустить кота перед уходом, чтобы он не остался запертым в квартире, куда некому приходить.

«Если это случится, конечно же», – мысленно отметила она, не допуская никаких безапелляционных идей в духе Леи, которая, по её мнению, думала, что смерть – это не про неё.

– Связист на линии фронта, – пожала плечами Рэя. – Военный лётчик. Давно уже не появляется, только письма шлёт. И те начинаются с единственных стихов, которые она выучила за всю школьную программу.

– И опасная. – эхом подметила Рэя, пусть и запоздало – успели прозвучать и слова про семью, и советы, прежде чем подняться со стула, – Я сейчас, подождите.

Когда она выскользнула из кухни, самодовольный кот и головы не повернул, он абсолютно точно продался Макарову за угощение и почёсанное ухо. Вернулась Рэя с фотографией в дешёвой рамке, которую поставила на стол – так, чтобы Макаров видел.

– Вот, – палец с коротко обстриженным ногтем ткнулся в девичье лицо, окружённое растрёпанными прядями, – Это Лея, а это, – палец указал на молодого парня, – Витька, мой брат. А в центре я, только волосы чёрные. У меня только такая есть, когда мы вместе жили, удалось щёлкнуться разок. Потом разъехались, а карточка у меня осталась. У меня тоже есть личное, Владимир.

Рэя понизила голос, наклонившись к мужчине и по-прежнему указывая на три счастливых лица на карточке, едва умещающиеся в кадре.

– Наверно, мне всё равно, что случилось с императором и рыжей бедолагой. – честно призналась она, – Но я понимаю, что такое «семья», и сама сделала бы всё, чтобы времена, которые запечатлены здесь, вернулись. И я знаю, что ненормально, когда ради политики кому-то приходится пасть жертвой чужих интриг. Потому что завтра они придут за моей сестрой, назовут её британкой и заберут у меня. Не знаю, что я сделаю, когда узнаю – возможно, лучше и правда уступить виновника вам. Я так и сделаю, если до него не доберутся другие охотники, обещаю.

Ладонь накрыла бумажку с контактами – Рэя принимала предложение. От принца бы не приняла, а от Макарова – да. Потому что интересы у них были хоть немного схожи. Они оба хотели бы отомстить.

– За семью. – прибавила Рэя, прежде чем сесть обратно и развернуть фотографию к себе. Счастливая Лея беззвучно хохотала за стеклом.