http://www.kulturologia.ru/blogs/280615/25072/

Не вырывается, Джонс из объятий не вырывается. Прижимается ближе, обнимает, голову на плечо положила. Алекс вздыхает про себя глубоко, беззвучно, незаметно, не ожидала, но тут же прижимает к себе ближе, закрывает глаза. Сил нет. Замереть, постоять так какое-то время, борясь с собственными эмоциями, отдаваясь собственным воспоминаниям, позволяя себе расслабиться. Ненадолго. Совсем ненадолго.

Хватит.

Бруквуд чуть голову поворачивает, губами касается чужого виска, выдыхает теплом по коже, прижимает к себе еще ближе ненавистную, невыносимую, не…

- Не плачь.

Джейн…

Александра шепчет тихо, гладит ладонями по спине легко, нежно, длинными неторопливыми движениями, дышит размеренно, передавая собственное напускное спокойствие той единственной, которой оно сейчас нужно как никогда и никому другому.

- Доверься. Я знаю что делаю. Ты же знаешь, что я всегда знаю что делаю.

Вот и сейчас я знаю что делаю, не сомневайся. Может ты не скажешь спасибо, но я знаю, что поступаю правильно. А ты поймешь… потом.

Тихим шепотом слов, беззвучными мыслями в ноосферу, донося до Джонс свое спокойствие, свою уверенность в происходящем, в том, что сделала правильный выбор. В том, что Алекс сделала именно тот выбор, который сделала бы сама Джейн, если бы позволила себе меньше рефлексировать и взяла себя в руки.

И где-то глубоко, глубоко, глубоко внутри панический страх, истерическая мысль о том, что даже если Джонс одобрит выбор Александры, то может полностью исключить ее из своей жизни. Просто так. Просто за то, что сделала не то, о чем просила ненавистно любимая женщина. За то, что сделала то, что хотела ненавистно любимая женщина. Но думать и сказать вслух – это две разные вещи и если тебя не просили, лучше не суйся со своим мнением, со своим правилом, собой. И так Алекс поступала всегда, просто…

Джонс.

Не тот человек, которому док могла позволить ошибиться, не туда свернуть в своей жизни. И пусть разрыв неизбежен. Пусть сейчас инициатором будет совсем не Алекс. Пусть в этот раз все будет сложнее, больнее, безысходнее, безвыходнее.

Надо.

Последним движением, ласковыми прикосновениями подушечками пальцев по щеке, замершей в объятиях женщины, заправляя мягкую прядь волос за ухо. Кончиками пальцев по краю ушка вниз к шее, вздрагивая от давно забытых ощущений, прикосновений, чувствуя как испаряется решимость.

Нельзя!

Отстраняется, без рывка, но решительно, отпуская из объятий, быть может навсегда выпуская, зная, что больше никогда…

Будь моей.
Пожалуйста.
Цыц!

За руку берет, пальцами переплетаясь с чужими пальцами, в замок, не отпускать, лишь бы не отпускать. Тянет за собой Джейн, как была босиком, они почти в стерильном боксе, ничего лишнего, никого лишнего, а на хирургическом столе никакая обувь точно не понадобится. Толкает одной рукой дверь, не ту в которую входили, входят в крохотную комнату, совсем небольшую, с огромным стеклом-окном во всю стену, который открывает отличный вид на всю операционную, зато из самой операционной их не видно, чтобы не отвлекать персонал. Снуют медсестры, заканчивая последние приготовления. Анестезиолог рассматривает баночки, смешивает свой собственный коктейль, который безболезненно погрузит пациента в сон, а потом позволит вывести из него без неприятных последствий. А посреди операционной чертово гинекологическое кресло, такое удобное, чтобы…

- Я попросила, чтобы делали под общим наркозом. Чтобы… - Александра недоговаривает, сильнее сжимает чужие тонкие пальцы. Сглатывает судорожно, хрипло выдыхает. – Пойдем?

Ну же, Джонс!