Она смотрела.

Тусклые лампы едва прогоняли полумрак, и неяркими бликами отзывались пьяные глаза гостей «Райского ада». Сидящие у самой стойки выпивохи по первому времени оглядывались на забившуюся в самый темный угол посетительницу – и Кармен чувствовала, что буквально облапана сальными взглядами. Они не вызывали ни радости, ни омерзения, но одной встречи взглядами хватило, чтобы отбить у бедолаг желание подкатывать к одинокой барышне. Джосс заверила себя, что дело в убедительности строгого взгляда бывшего преподавателя, – но нельзя исключать, что проявившиеся на короткое время каменные клыки на выступающей вперед нижней челюсти, тоже сыграли свою роль.

У дамочки за соседним столиком занятно шевелились волосы. Кармен даже испытала желание потрогать их, чтобы убедиться, что все это не хмельная дурь, а нечто в самом деле прелестное, – но бойкие кавалеры очаровательной дамы напрочь отбили у Жозефины желание шевелиться в их направлении. В их внешности она не заметила ничего выдающегося, из чего сделала неутешительный для себя вывод – широкоплечая троица, вероятнее всего, принадлежала к человеческой расе.

Сидр здесь чертовски сладкий, но хорошо забродивший, от чего поплыл бы даже камень. Кармен рассматривала и других: рогатого мальчишку у самого окна, покрытого крокодильей чешуей бугая с алыми от хмеля глазами и двух очаровательных красоток, вовсю пользующихся кошельком похожего на свинью богатея. В теплом полумраке Жозефине показалось, что у него в самом деле рыльце вместо носа – и, пожалуй, ничего удивительного в этом бы не было.

Шумная компания молодежи ввалилась, заняв соседний столик и отжав у Джосс три стула. Ей эти стулья были ни к чему, но в воздухе так нестерпимо запахло Хельхеймом, что безразлично-спокойное лицо дрогнуло.

Правда в том, что она так ничего и не решила – и это злило Кармен так, словно не от нее зависело, возвращаться или упереться каменным рогом, чтобы пойти поперек завета крылатой падлы.

Правда в том, что она не забыла и не простила.

Подхватив тяжелую кружку, она отсела подальше от шумной толпы. Черт бы их еще разобрал: студенты или новый набор ассистентов. Кто-то, вероятно, должен был заменить и ее – не сказать, чтобы эта работа была настолько эксклюзивной, чтобы с ней не справился какой-нибудь инвалид из недавних выпускников.

И к черту. Все к черту.

Жозефина хлебнула еще сладко-горчащей жижи и только тогда подняла глаза на сидящего перед ней мальчишку – в самом деле юного. Пара настоящих, массивных рогов вилась от линии светлых волос за спину. Прямо настоящий демон – даром, что мальчишка.

От него тоже пахло Хельхеймом, и Кармен почувствовала, как в душе вскипает раздражение. С грохотом она опустила массивную кружку перед собой и отвернулась в сторону, рассматривая парочку хвостатых красоток и мистера-свиное-рыло. Пересаживаться второй раз Жозефине не с руки.

Незнакомый мальчишка сверлил ее взглядом, а Кармен упрямо делала вид, что этого не замечает. Ей даже в какой-то момент почти удалось уверовать в это: один из прибывшей шайки отбился от остальных и принялся что-то втирать бармену. Выглядели оба весьма недовольными, и губы Жозефины изогнулись в подобии удовлетворенной улыбки. Мерзкие детишки, до чего мерзкие.

На периферии зрения что-то дернулось. Джосс не сразу придала этому значение, но все же скосила взгляд, отмечая уморительную черную кисточку, лениво скользящую из стороны в сторону. Вверх по тонкой кривой хвоста – и вот она снова уставилась на мальчишку. Ухмылка не погасла – но не потому что он показался ей забавным, а потому что нет у Жозефины привычки так быстро менять проявившиеся эмоции.

Они пересеклись взглядами лишь на короткое мгновение – и он опустил свой зеленый взор. Но смущения в этом движении Кармен не увидела – даже не обладая особой проницательностью или чувствительностью, она скорее склонна была подумать, что он… устал. Совсем седой, с впавшими глазами и темными кругами под ними и осунувшимся лицом. Иные мертвецы на памяти Жозефины выглядели краше.

Неудачная сессия? Проблемы с парнем? Нахлынувшие воспоминания о собственной смерти? Что еще могло бы вызвать такую муку на лице молоденького смазливого студента?

Она рассматривала его долго и без стеснения. Золото глаз играло в тусклых огнях, укрывающих помещение бара мягким теплым светом, а зрачки стали шире. Кармен вдохнула, словно проверяя запах мальчишки, и выдохнула уже в кружку с сидром, смешно булькнув сладким хмелем.

Ей странно от зудящей на подкорке мысли – где-то ведь видела его. Закономерно, что в Хельхейме, но на первокурсника мальчишка не похож, а более старшие так или иначе сталкивались с профессором алхимии и его ассистентом – то есть, так или иначе мозолили глаза мисс Сарагосе. Память у мисс Сарагосы не сказать, чтобы отменная, но весьма приличная: среди студентов, учащихся у нее прежде, такого мальчишки не было, а рассматривать чужих студентов у нее привычки не имелось.

И все-таки, это лицо она где-то видела.

И она снова принялась рассматривать это самое лицо. Пристальное внимание уделила она вьющимся рогам: вот уж какой артефакт она бы мимо глаз не смогла пропустить. Встреться ей такой козел с кисточкой в Хельхейме или каком из миров – непременно запомнила бы, уж больно комичен элемент. Так где же?..

Кто бы еще посмел занять его место.

Кармен сидела, безмятежно потягивая сидр. Не то чтобы она ждала удалившегося переодеваться мальчишку или что-то такое, но место его не отдала бы, даже обнаружься вдруг сумасшедший самоубийца, готовый рискнуть и подсесть к невозмутимой и совершенно недружелюбной Жозефине.

Возможно, она бы даже не постеснялась показать клыки.

Но никто не нарушил ее уединения, и Джосс размышляет об увиденном. Мальчишка шевелил губами – или, быть может, то была лишь игра неяркого света? А реакция на официантку – хорошенькая ведь! – ей не померещилась? Не то чтобы Кармен было особое дело, но находить подтверждения изящно сложившейся в голове теории, пожалуй, скорее приятно.

Интересно, как Штомм делал заказ? – лениво размышляла она, разглядывая оставленную им кружку. Шевелил губами или показывал бармену картинки наложением рук? Кармен фыркнула этой мысли, выдавая смутное веселье, охватившее ее каменную натуру.

Наконец, источник ее радости на сегодняшний вечер вернулся, и Джосс отсалютовала ему кружкой все с тем же спокойным и непроницаемым лицом, что и до этого. Сидящая за соседним столиком парочка выпивох и фигуристая красотка засобирались домой… или куда там собираются мужики в компании красоток после «Райского ада». Захохотали вновь шумные подростки, громко треснул по столу пивной кружкой мистер-свиное-рыло.

Бар продолжал жить своей жизнью. Жозефина смотрела в глаза Штомма не мигая, и зрачки, попавшие под прямые лучи источника света, сузились – но только в ширине. Тонкие, бледные губы изогнулись в подобии улыбки – и эта эмоция застыла на лице Кармен, будто запечатленная в камне неумелым скульптором.

Она находит Штомма весьма забавным в этой рубашке с чужого плеча. Совсем хрупкий и в какой-то мере трогательный, словно нуждающийся в защите или даже опеке мальчишка совсем не похож на тех, кто обычно нравился Джосс. Или же напротив?.. Ее неизменно тянуло к тем, кто обладал твердым внутренним стержнем, а сейчас она рассматривала немого мальчишку, ни малейшим жестом не выказавшего недовольства инцидентом с недалекой официанткой.

Может быть, в нем все-таки что-то есть. Кармен не уверена, но теперь ей стало интересно посмотреть.

В этой комнате нет окон, а вся мебель бережно перенесена к стенам. В центре – в самом сердце просторного помещения, корпит над своей работой Маг.

Кровь, стекая от запястья к кончикам длинных пальцев, не запекается – равномерно и неспешно бежит по ладони, поддерживаемая Магией в таком состоянии. А поддерживать приходится долго – Маг трудится неспешно, выводя линии огромного, сложного круга. Ритуал призыва требует точности – по крайней мере, если Франциска в самом деле желает, чтобы все получилось так, как она хочет.

А она точно знает, чего хочет. Под левой грудью у нее алеет метка – три скрещенных копья – и Франциска видит в этом… особый знак. Едва ли добрый, но важный. Все складывается как нельзя лучше.

По краям комнаты расставлены свечи – строго семьдесят две. Теплые огни плавят черный воск – и к тому моменту, когда Маг завершает свою работу, они выгорают уже на треть. В центр круга она кладет наконечник копья древнего героя – один из тех, что любезно предоставили ей мэтры Часовой Башни. Она сама выбрала своего будущего Героя. Ошибки быть не может.

В зловещей тишине она выпрямляется – статная, красивая, властная. Черное платье струится вдоль соблазнительного тела и едва прикрывает пышную грудь. Низкий, бархатный голос заполняет комнату.

Cеребро и железо в основе.
Самоцвет и великий герцог договора – краеугольный камень.
Предок мой – великий мастер Швайнорг.
Выстрою из железа и крови своей я дорогу.
Встанет плоть моя стеной и не даст тебе сойти с пути.
Все врата закрыты кроме тех что идут ко мне.
Увенчает венец триединый победу, что ты, Могучий герой, мне добудешь.
Андромалиус, граф Преисподней, укажи мне путь к сокровищу вечному и бесценному.

Заклинание ее походит на песню – томную, сладкую, обещающее награду... Требующее награду. Но не одни лишь слова: огнем горят магические контуры, и силу Франциска направляет в круг. Побагровевшая было кровь мерцает гранями рубинов, отзываясь на призыв достойной.

Соединись сила, наполнись сосуд,
Соединись сила, наполнись сосуд,
Соединись сила, наполнись сосуд,
Соединись сила, наполнись сосуд,
Соединись сила, наполнись сосуд,
И пять раз повторись!
Когда же наполнишься – разбейся!
Я объявляю!
Ты ниже меня, моя судьба в твоем клинке.
Герцог Донталион, даруй мне знание, даруй мне Силу и открой путь к Святому Граалю.

Огни свечей вспыхивают ярче прежнего, поднимаясь танцующими силуэтами выше. Тени пляшут по стенам и телу охотницы, когда она взывает к Демонам и великим силам, моля о Темном Рыцаре.

Предстань же предо мной, Дух Копья!
Тот, чья Сталь разит без жалости,
Тот, чья рука карает без пощады,
Тот, чья пламенная душа не жаждет ничего кроме битвы.
Рыцарский Дух, явись чтобы исполнить мою мечту!
Сиире, принц среди Демонов, скрепи наши клятвы.

Контуры круга вспыхивают багряным светом, и алое зарево заливает комнату – мягкое, теплое, но неумолимое. Теперь это не только силы Мага, но и мощь самого Грааля... Разве осталось в мире еще подобное Чудо?

Мы те, кто принесет спасение Миру, что умирает,
Мы те, кто не убоится цены, чтобы победить,
Мы те, у кого хватит веры, чтобы не сбиться в пути к сокровенной мечте.
Да будет так и да скрепится наш союз.
Ты, Семь Небес, облаченные в три слова Силы,
Явись из круга сдерживающего, о хранитель равновесия!

Подхваченная властью слов прана вихрем вырывается из круга, слепя алым светом заклинательницу и стирая выведенные кровью линии. Гаснут свечи.

Когда Франциска опускает ладонь от лица, в комнате царит беспроглядная тьма.

Когда в ответ на твой зов… твою молитву никто не отзывается – это отзывается странными, неоднозначными чувствами. Франциска твердо знает, что ее Желание искренне и честно, что ее готовность следовать тропами Судьбы ради него – непоколебима, что алая метка на ее левом боку – настоящая. Но в душу все равно закрадываются сомнения.

Почему так тихо?

И только когда холод трогает кожу, она понимает, что тьма вокруг больше… не пуста. Густой, туман клубится вокруг мага, по всему ее жилищу… кажется, он смог бы охватить и весь мир. Он – тот, кто источает ауру силы и готовности сражаться.

Нет, готовности убивать.

Тот, кто молчит спокойно и уверенно – ему просто нет нужды говорить лишние слова.
Тот, чье забрало загорается алым, освещая неясными отблесками силуэт доспехов из черной стали. Багряные блики кажутся следами крови на доспехе Темного Рыцаря, и будь он врагом Франциски – она бы, пожалуй, испугалась его. Но этот зловещий Героический Дух – пришел, отозвавшись на ее зов, и сердце ее заходится восторгом его силой.

Алый огонь отражается и в глазах мага, очерчивает мягкими томными цветами изгибы ее тела: упругую грудь и округлые плечи, шелк платья, струящегося вдоль покатых бедер. Губы женщины изгибаются в самоуверенной улыбке – и все сомнения растворяются в этом мареве воплотившейся тьмы.

Да… Такой герой – именно то, что ей нужно. То, что она ждала. Тот, с кем они одержат победу в этом фарсе под названием Война за Святой Грааль.

И она чуть щурится, протягивая рыцарю свою ладонь.

Клятва, которую они оба дают в этот миг.

Судьба, которую она вручает в руки Темного Рыцаря.

– Я Франциска Бастьен, твой Мастер, – закрепляет она торжественно свершившийся контракт. Бархатный, мягкий голос полон гордости и нескрываемого удовлетворения. – Да будет нерушим наш Союз.

Доспех рыцаря так холоден – алое пламя, бьющее через хищную прорезь забрала, совсем не греет своей магической природой. Что же… Тем лучше. Холодная голова, давящая сила и уверенность в ней. Франциска кивает удовлетворенно – по всему выходит, что они с этим Слугой в чем-то даже похожи.

Лицо Мага не дрогнет, когда на плечи опустится ноша контракта, но невозможно отрицать – это неожиданно трудно. Ее силы делятся теперь на две части – и, кажется, Слуга забирает больше половины. Он силен и жаден до праны – этот исполин в черных доспехах.

Что же, она найдет способ выдержать.

Отпуская ладонь и позволяя ему подняться во весь свой гигантский рост, Франциска оглядывается по сторонам, кокетливо ведя плечами и отмечая, что аура Слуги становится более… сдержанной? Не такой внушительной? Что же, он уже показал себя во всей своей красе, теперь можно ограничиться минимумом. Но даже теперь в его ауре ощущается… вызов. Готовность принять бой с любым, кто осмелится пойти наперекор. Война еще не началась, а этот по-своему страстный Слуга уже готов сокрушать врагов.

А ведь она по-прежнему ничего не знает о нем. Скрытый за темным маревом тумана будто за плотной вуалью, он остается загадкой даже для своего Мастера – хотя ей-то как раз нужно знать, на что рассчитывать. Маг ведет ладонью вдоль бедра, перебирает ткань пальцами – изящно и пылко, но в движении этом нет привычного ей кокетства – скорее легкое раздражение. Все должно быть под контролем. Она должна знать.

– Я хочу знать, как, – мурлычет она, поворачиваясь к рыцарю почти обнаженной спиной. Глубокий вырез выгодно подчеркивает ее фигуру, а когда Франциска открывает дверь, неяркий свет настенного бра мягко подчеркивает ее красоту. В просторную залу с мягкими диванами, коврами и даже роялем в другом ее конце, она ступает мягко и пружинисто, и оборачивается так, что свет ярко вычерчивает ее силуэт. Улыбка ее лукава, а взгляд ласков, но низкий теплый голос звучит властно. Быть может, так говорят Королевы? – Сними свой шлем, Лансер. Покажи мне, с кем я имею дело.

Он меняется.
Его аура меняется – едва уловимо, в деталях, но все же.
Теперь он не кричит о готовности принять бой – но все еще остается готов.

Франциска смотрит в безупречно красивое лицо Слуги, и смешанные чувства обуревают ее. Глаза – особенно они привлекают ее внимание, и она не отводит взгляда ни на мгновение. Она сейчас кажется смазанным отражением призванного ею Героя – такой же пустой… Безразличной. Холодной.

За той лишь разницей, что она не лишена интереса. Ей не скучно.

Скорее страшно.

Франциска щурится, и ее улыбка, потерявшая прежде в очаровательном кокетстве, дрогнула, когда Слуга посмел усомниться в ее силах. Эта женщина прошла через слишком многое, чтобы всерьез позволять задеть себя подобным словам. И одолела слишком многих, чтобы допускать саму мысль о том, что какая бы то ни было пытка может сломить ее.

Рыцарю, верно, неведома боль, с которой живут, которой дышат Маги.

– Самоуверенный, – глухо подтверждает она. Склонившись, она перехватывает юбку в том месте, где гладкая нежная черная ткань переходила в соблазнительный разрез, и с треском, грубо и беспощадно рвет ткань. Под юбкой обнаруживаются красивые, стройные ноги – Франциска вновь поворачивается спиной к рыцарю, отходит чуть поодаль, чеканя шаг звонким перестуком каблучков, и кидает обрез шелка на диван. Короткое движение, едва уловимый перезвон брошенной стали и серебристая вспышка, летящая в грудь горделивому Лансеру.

С дивана Франциска перехватывает небольшой клинок – не привычная ей шпага, но тоже достойное оружие. Туфли она отбрасывает под журнальный столик.

– Сначала ты начнешь меня уважать, Слуга, – улыбается она недобро. – А потом назовешь свое имя.

И, не называя иных условий, бросается в бой. Волшебный клинок в ее руках будто вспыхивает, наливаясь силой, способной рубить металлы и убивать даже Магов. Слуге он едва ли станет помехой, но и задеть его доспех – уже будет неплохо.

Первый удар целит в шею. И плевать, что из оружия у этого наглеца один лишь шлем на сгибе локтя.

Сила, настоящая сила отзывается короткой вспышкой в магических контурах, и Франциска ощущает ее ярко и болезненно четко.

Но то лишь миг. Какой будет цена его боя – страшно представить. Но сейчас это неважно.

Рыцарь умело отражает ее удар лезвием крошечного кинжала – без гарды, без удобной рукояти, он совершенно не приспособлен для такого боя… И удерживается против усиленного лезвия магического оружия. Еще один удар – снизу вверх в подбородок – отражен!

Удар ногой в колено. Усиленное тело мага спокойно переживает столкновение с черной сталью, но рыцарь даже не пошатнулся. Из-за спины Франциска достает второй клинок – короче первого, но тоже полный магической силы. Оружие, способное нести разрушение и сеять смерть – ничуть не трогает Слугу. И хотя это было ожидаемо… Франциска не намерена отступать.

Удар! Еще! И снова! Он отводит ее в сторону, но не атакует сам, от чего его Мастер явственно злится, не обращая внимания на повреждения, которые наносит окружающей ее обстановке. Это лишь место, пусть и дорогое. Ее не волнует место.

Удар! Удар! Мимо! Еще!..

..от сильного удара по спине воздух вырывается из легких, а все тело вспыхивает болью. Она бы верно застонала, но задыхается – и не успевает даже закрыть лицо от осколков хрустальной вазы, что впиваются в ее точеное лицо с невозмутимостью святотатца. Чудом остаются в целости глаза – но один из осколков вонзается прямо под бровью, и кровь, в обилии хлынувшая из раны, заливает и глаз, и щеку.

Массивный стеклянный стол с оглушительным хлопком лопается под ней. Алые розы, подаренные бывшим хозяином жилища, опускаются поверх злой насмешкой над поруганной красотой.

Выставленные вперед руки не смягчают падение, а врезаются в мелкое крошево осколков. Кровавое месиво на ладонях и локтях, раны на коленях – Франциска ясно ощущает их, отталкиваясь болезненно саднящими руками от пола и стремясь встать на ноги вдали от основного скопления стекла.

Удается – и тут же глухой звон оглушает ее, а неясная сила тянет в сторону, кружа в каком-то отвратительном танце. Холодные перчатки смыкаются на ее запястьях, сжимая их за спиной Франциски, тогда как всем телом она едва не прижимается к доспеху своего Слуги. Женщина не видит его – но поднимает голову на голос. Шлем скрывает, как перекосилось ее лицо от его слов.

– Не верю ни единому, – начинает было она, но Лансер не слушает ее, продолжая свой спокойный монолог, и…

– ЭТО ЛОЖЬ!

В голосе звучит… отчаяние? Злость? Контуры мага вновь вспыхивают, и кровь, в обилии сочащаяся из ее многочисленных ран на ладонях и предплечьях, ускоряется, затекая под латные перчатки Лансера. В мгновение она твердеет, становясь крепче стали, что держала в руках Франциска секундами раньше.

Острые алые шипы пронзают кожаные перчатки под стальными пластинами, врезаются в ладони Слуги, и каждый новый отросток этой причудливой кровавой фигуры расходится новыми шипами. И чем дольше их контакт – тем выше к локтю пробирается ее кровь.

Мощный удар проминает живот, жутким по скорости рывком отбрасывая ее в сторону. Под израненными руками – кожаная обивка дивана, поврежденная ее мечом. Мебель трещит и с хрустом переламывается пополам под телом мага.

От боли едва не искрит в глазах. Франциская не удерживается от стона.

– Не верю тебе, не верю, не верю, – повторяет женщина, но в голове вспыхивают новые знания, любезно предоставленные Граалем в ответ на звуки гордого Настоящего Имени Слуги. Его класс. Его навыки. Его возможности…

– Лжец, – стонет женщина. – Лжец…

Голос ее звучит так, словно она готова расплакаться, но это не так. Едва освободившись из хватки Лансера, Франциска стягивает с себя шлем и бросает его окровавленным в грудь Слуги. Она отступает на шаг назад и смотрит на него – с ненавистью, презрением, непримиримой яростью.

– Убирайся отсюда. УБИРАЙСЯ. ОТСЮДА. ВОН! – Срывается она на крик. Кто знает, каких усилий стоило ей взять себя в руки и сменить гневный вопль на тихий, не менее злой шепот, похожий на шипение разъяренной змеи?.. – До утра, Слуга. Вернешься после рассвета. А сейчас – пошел вон.