Это был финиш.
Лея не успела сказать даже заветное слово, уже многие годы являющееся самым популярным среди последних ругательств КВС, не успела вякнуть вообще ничего, до последнего пытаясь выровнять самолёт, до последнего надеясь, что у неё получится. Глупая надежда. Глупый полёт. Глупая история. Так же было и с Яшкой – она ошиблась на вираже, и её ястребок вошёл в корпус машины напарника, как нож в масло. Глупейшая смерть…
Как у неё. Сейчас. Будет.
За секунду до падения Лея видела не несущиеся деревья, не близкую землю, а Яшку. Яшка подмигнула ей – а потом тот единственный август выплеснулся ей на голову.
– …Ешь ватрушку, дурёха. – Яшка болтала ногами в воде. – Когда мы ещё с тобой выберемся?
– Не скоро? – Лея вгрызлась в тёплое тесто, зажмурилась от удовольствия и забурчала с набитым ртом, – Фя фофе не фонифаю, фаф Фиса…
– Прожуйся! – скомандовала Яшка, хлопнув её по плечу. – Что рот набиваешь, как с голодного края?
Лея проглотила кусок и выжидающе посмотрела на ведущего. Яшка запустила пальцы в косу.
– Лиса никак. Разрешила, естественно, в устной форме, так что, если нас запалят, она нам ничего не разрешала, и вообще сами виноваты.
– Ой. – Лея сжала половину ватрушки в руках, а лес вокруг сразу показался ей недружелюбным и полным лишних глаз.
– Дурочка! Кто же нас тут запалит, если вокруг военных частей нет! – Яшка сгребла её в охапку и забрала половинку ватрушки. Лея обиженно взвыла, но Яшка только откусила немного и вернула добычу обратно.
– А теперь пора назад.
– Уже? – Лея глянула на часы, но они замерли на четырнадцати часах, тринадцати минутах, двенадцати секундах. Знакомое время, подумалось ей, слишком знакомое.
Но ведь сейчас август две тысячи пятнадцатого? Яшка ещё жива, они в самоволке…
Яшка?
Рядом пахнуло горелой плотью, гарью, чёрт знает чем ещё. Лея в неподшитой ещё, новенькой форме вздрогнула от понимания, ЧТО сидит рядом с ней на берегу реки.
– Пора назад. – повторила Яшка едва слышно. – Возвращайся, Леюшка.

Ей показалось, что небо хочет рухнуть ей на голову, настолько глубоким и бескрайним оно было. Тело не слушалось, руки, дрожащие и одеревеневшие, нашли только пустоту в кобуре. Чтобы осознать, что это значит, Лее потребовалось несколько секунд.
Больно почти не было.
Кровь она тоже не чувствовала.
Она с трудом повернула голову на шум, разглядела сквозь мутные круги перед глазами Колокольцева, но не нашла в себе сил, чтобы заговорить. Пока она ещё ощущала тяжесть документов на собственном животе – де жа вю – она могла позволить себе отдохнуть ещё немного.
Лея снова перевела взгляд на небо, почувствовала, как её тошнит от иллюзии падения, и прикрыла глаза.
Из этого состояния полудрёмы её выдернули слишком грубо для девушек с гражданки, не слишком приятно для военных, и скучно – для Леи.
– Тебе не кажется, что это неподходящий момент? – поинтересовалась Лея у мутного пятна перед глазами.
Табельного оружия нет.
Кричи, не кричи…
Лея даже не дёрнулась, не попыталась закрыть собой документы, не выдала себя ничем. Даже глянула из-под полуопущенных ресниц насмешливо, дескать, что ещё придумаешь?
Внутри неё саднила горячим осколком ярость, которая, Лея знала, будучи выпущенной сейчас, лишь зазря потратит её силы.
Оставалось лишь терпеть.

Отредактировано Leah Eastwind (2016-01-31 15:58:00)

«Игра не бывает окончена, Джон. Просто на поле выходят новые игроки. Увы.
Но неважно, восточный ветер заберёт всех»

Больше всего на свете Лея ненавидела лжецов. Обманщиков, предателей слова, любого, кто обманул её и посмел этим бахвалиться. Ненависть, ярость, желание убить – вот что двигало ей, вот что удерживало её на этом свете.
Она заставила себя терпеть, удерживать злость внутри, пока не хватало сил подняться, и, наверно, он бы пристрелил её – Лея безучастно смотрела на него, думая, что хочет видеть только небо, с которым она теперь абсолютно точно сольётся воедино.
Заткнись и отойди.
Я хочу видеть только небо перед смертью.
Мне не страшно.
Небо падало ей на голову.
Она не сдалась, она просто хотела умереть гордо, не зарыдав от страха, не корчась в снегу, в бессильной попытке избежать этой участи. Она не сдалась, потому что, увидев, как обманщика кто-то сбил с ног, собственная ярость ударила ей в голову, крича – пора!
Пора – и она взвилась, неуклюже, чуть не рухнув снова, оттолкнувшись от снега рукой, и, проваливаясь почти по колено, ввязалась в этот танец, делая его убийственным вальсом на троих. Она не сразу поняла, что вцепилась в чужую спину – точнее, в волосы на чужом затылке – свободной рукой схватившись за «Рысь», тот нож, что прятала в куртке, тот нож, что этот дурак так и не нашёл. Осознание ситуации пришло позже, когда она уже воткнула лезвие в чужую спину между рёбер не меньше трёх раз. До этого Иствинд думала, что бьёт в чужую грудь и не понимала, почему не видит чужого удивлённого лица – удивись, мразь! Удивись и сдохни.
Она так же поняла, что снова лежит в снегу, придавленная весом сразу двух тел. Эта тяжесть больно давила на неё, но Лея продолжала двигать ножом в ране, упорно желая сделать этому человеку как можно больнее. Ещё больнее, чем ей. За Яшку. За Сёмку. За напарника Бекаса. За всех тех, кого сбили, убили, взорвали в воздухе такие, как он.
Небо падало ей на голову.
– А ты симпатичный, – прохрипела Лея, оттягивая чужую голову на себя, шепча прямо в ухо, которое, не будь у неё ножа, могла бы и отгрызть в порыве гнева, – Жалко, что такая падла, могли бы подружиться.
Она попыталась высвободить руку, чтобы дотянуться до его горла ножом и там тоже оставить свою кровавую роспись, но сил не хватило. Трепыхаться этот, кажется, уже перестал.

Несколькими минутами позже она заметила чужую лохматую макушку где-то неподалёку, смотря поверх плеча мертвеца.
«Садао» – эта мысль ожгла её минутной радостью, но разум подсказал, что Садао может быть здесь только в одном случае.
Ох, какая незадача. Всё-таки, ярость была посмертной.
– Укусила пчёлка собачку, – пробормотала Лея, разжимая пальцы на ноже, – За больное место, за спину. Ох, какая вышла подначка, ох какая же злая скотина…

Отредактировано Leah Eastwind (2016-01-31 19:06:56)