Крестовский узнал о беде, когда уже успел немного успокоиться, отругать всех, кто это заслужил и нескольких просто попавшихся под руку, и даже расплести почти все косички. Как выяснилось, успокаивался он зря - собственно, и так беспокойство на душе просто блокировалось злостью, а когда он узнал о том что случилась беда, то уже никакие блоки помочь не могли.

Просто потому, что он мог, если бы постарался, ее не отпустить туда.

Просто потому, что слишком хорошо знал, что смерть сторожит каждого без исключений.

И еще потому, что он видел, какой она была перед вылетом - может быть, она чувствовала беду. И вот беда случилась. Алекс почувствовал себя крайне плохо, но тут не было и тени его прошлого паршивого состояния. Может быть это было самоуспокоение, но пока не найден труп, для него боец будет живым, так и с Леей. Алекс самовольно выписался из медблока еще утром, теперь же он сразу передал Новиковой командование до его возвращения, взял с собой Ромку и Риту (тех, кто хорошо умел действовать и без найтмера, но не афишировал это) и нашел-таки тех, кто имел касание к поискам, после чего настоял, чтобы к ним допустили и его. Да, лично, потому что  это одна из его бойцов и он отпустил ее под свою ответственность.  Он не знал про Колокольцева ничего. но если этот человек виновен, он труп. Этого, правда, Алекс не говорил - чужим знать необязательно, свои и так поймут. Потому и взял на всякий случай тех, кто не будет подвергать сомнению его приказы. Рита, правда, поглядывала на командира как-то странно, и лишь в вертолете, когда никто не слышал, шепнула:

- Ты прежний. Как в первую встречу.
- Ты о чем?
- Как в Алжире. Не лучшим образом, но лучше чем еще недавно.

Алекс не ответил, только кивнул. Да, некоторые люди меняются на глазах. Итак, по мнению Риты он похож на  себя из того времени и это лучше чем было? Черт его знает. Сейчас Алекс мало об этом думал, ему было важнее  найти Лею и вернуться с ней. Надеялся ли он на лучшее или ждал беды? Скорее просто отключил мысли об этом - и позитивные, и негативные. У него есть дело и лишних мыслей тут не надо. Это потом, а может и не надо вовсе.

Трудно было что-то поделать с тем, что они до последнего были мертвым грузом, а работу по поиску делали те, кто для нее обучен и подготовлен на месте событий. Долететь сюда вовремя на своих машинах они не смогли бы, вот и все. Так что они просто слушали переговоры, сами храня молчание, вошли в состояние, когда надо просто выучиться ждать. Ждать слов о том, что сигнал засекли и не дать волю радости - это все еще мог быть тот сукин сын, и тогда... Чуть изменились позы - трое напряглись, готовясь к нехорошему повороту. Но нет.  Алекс с трудом удержался от облегчения, увидев что труп мужской, выждал, пока не узнал ответ окончательно.

Жива. Жива, черт подери, кенгуру несчастное, совесть бесстыжая, чудо небесное. Крестовский выдохнул наконец и перестал ждать беды. Нет уж, все. Долетят, выходят, и больше не позволят кому-то втянуть ее в подобное. И не время думать, почему он так ей рад, несмотря на все произошедшее. И даже, улетая, почему-то не стал расплетать последнюю косичку. Когда осталась одна, это было хоть и диковато, но в рамках батальонной дури, так что прическа Алекса была еще более неуставной чем прежде.

Когда она глаза открыла, Алекс уже был готов радоваться и услышать что-то в стиле Леи в свой адрес - ох и рожа у него наверное сейчас - но вместо этого девушка начала биться в судорогах, и ему пришлось держать ее вместе с медиком. Как будто она все еще была где-то там, где разбивался чертов окаянный самолет, в котором с ней летел враг. И это было страшно, пусть он и не в первый раз встречался со смертью. Но сейчас они могли только держать ее, пока она не успокоилась достаточно, чтобы взглянуть на них... Что это было? Но Крестовскому было плевать уже.

- Хрена с два, чудо. Жива ты. - Не то чтобы он кричал, но голос был не из тех, которые проигнорируешь - за командирской резкостью слышалась тревога за нее, - Лейка...

Хотел что-то сказать, но сам не понял, что, оборвав на полуслове. Просто сгреб ее руку, аккуратно, но крепко.

Отредактировано Alex Cross (2016-01-31 02:29:24)

Если там, наверху, кто-то есть, он точно её любит.
Лея попыталась рассмеяться, но вместо этого закашлялась – сильно, хрипло, так, что слёзы выступили – и глянула в потолок. Там есть только небо, ей ли не знать, и, может быть, оно её действительно любит.
– Может быть. – эхом повторила Лея за собственными мыслями. Но промолчала, не ввернув извечную свою шпильку о том, что небо просто не отдаст её земле, когда будет стоять вопрос о смерти. Ну её к чёрту, сейчас, даже думать не хочется. Особенно после… этого.
Она попыталась вспомнить ещё хоть что-то, и, вместо пули в лоб, перед глазами появлялись уже другие картины. Не несущие с собой боли, но не менее реальные.
Снег под ногами. Взметнувшиеся белые вихри, когда два тела, сцепившись в яростном захвате, повалились в сугроб. «Рысь» в руках, бьющая под чужие рёбра нервическими движениями – кажется, она нанесла не один удар, а несколько, потому что сдали нервы от ярости. Ярость была не менее реальной, не менее ощутимой – Лея даже поморщилась, вспоминая.
«А ты симпатичный», – насмешливо зашептал её собственный голос, – «Жалко, что сволочь, могли бы подружиться».
«Что за хрень?!», – пронеслось в голове, когда она вспомнила чужое мёртвое лицо. Да – по-другому не охарактеризуешь. И это, и пуля в лоб, оно же не может существовать одновременно, если, конечно, у неё не стальные яйца, чтоб отбить пулю своей чугунной башкой, а потом зарубить предателя. Жаль, что не живот стальной, вот как ноет шов, над которым возится эмоциональный медик.
Лея пошевелила одной рукой, попыталась шевельнуть второй и с немалым удивлением обнаружила, что её держат. Только потом, опустив взгляд с потолка, поняла, кто держит, и закатила глаза. Ну и встреча.
Но он – реален. Он, и эта дурацкая косичка. Собственная выходка заставила Лею усмехнуться – ну вот, это она помнит, значит, в памяти сомневаться не приходится.
А что пуля? Что Колокольцев?
А ничего.
– Знаешь, парень, – Лея кивнула медику, – За последнее время мне столько раз это говорили, что я удивлюсь только тогда, когда мне скажут обратное.
«А ничего», – повторила она себе. Да, в памяти сейчас чёрт ногу сломит, ну и пусть. Всё, что сложнее утренней выходки – к чёрту, пока не появятся другие проясняющие обстоятельства. Главное, что до базы протянет.
– Командир, – она легонько дёрнула рукой, не высвобождаясь из захвата, – Вы только сейчас хныкать не начинайте... Отсижу я свой арест, и за бумагу, и за это, – она дёрнула подбородком, указывая на косичку, – Только не начинайте опять, а?

Лея тихонько рассмеялась, снова закашлявшись – рот наполнялся слюной быстрее, чем обычно, похоже, её сейчас попросту мутило от пережитых волнений. Может даже укачало, неудивительно, после всего, что ей на голову упало. Ни ареста тебе, ни нытья. Живём!
Выдрать бы, придумал тоже. Её и в детстве-то наказывали не особо. Всё-таки старшая дочь. Всё-таки любимая, что бы там потом не вышло. Мать могла кинуть тапком и промахнуться, отец – скрутить и хлопнуть по заднице, пока Лейка выла и хохотала одновременно. Никто ремнём её не лупил, не такая семья была.
Была.
– Сеструха. – Лея облизнула губы, с трудом сглотнула слюну, поморщилась от подкатившей к горлу тошноты, – Чёрт, нет… Ей звонить не стоит, раз всё в порядке.
Осознание ожгло её сильнее, чем мог бы упомянутый ремень. Рэя. Витька. А если бы не вернулась? Кто бы им сказал о том, что всё, отлеталась? Кто? Телефон ведь только у Лисы есть.
– Не обращайте внимания. – Лея глубоко вдохнула, машинально сжав пальцы на чужой руке. – Это я так.
Вот уж кто бы точно её выдрал, не стесняясь. Стянула бы форменные штаны и отходила ремнём, деловито повторяя прописные истины: сука, не рискуй, не одна на свете живёшь! Даже Витя бы тут молча согласился с взбешённой Рэей, хотя он всегда Лею любил чуть больше. Да даже сама Лея, обычно при любых попытках контроля её безумной жизни встававшая на дыбы, заткнулась бы и стерпела.
– Нет. – повторила Лея самой себе едва слышно, – Точно не стоит.
Живой вернулась, противника прирезала, документы…
– Документы. Груз у нас в руках? – Лея дёрнулась, влекомая долгом, попыталась встать и рухнула обратно, но глазами сверкала ещё более яростно, вспомнив о проклятом приказе. – Он же не успел, я помню!
Кто-то из экипажа присвистнул.
– Груз у нас, – сказал человек, сидящий в кабине пилота на пассажирском кресле, показав Лее пакет. – Приказано доставить на аэродром, а после – ждать распоряжений высокого начальства.
Стоило ей понять, что груз она всё-таки не продула, как запал Леи иссяк – она снова закрыла глаза, кажется, окончательно успокоилась. Не доставила, но и не потеряла.
– Промедлить – значит, потерять честь. – выговорила Лея, едва шевеля пересохшими губами. – Не обращайте внимания, командир. Я брежу. Я раненый и уставший человек.
Который только что убил другого человека. Не промедлив. И это ей тоже предстояло осознать в полной мере, но не сейчас, позже. Когда будут на это силы.

Правда в том, что такие, как она, не могут остановиться вовремя, сказать – всё, стоп. Отпустить штурвал. Не могут, борются до конца, вскакивают с места, щёлкают смерть по носу. Щёлкают, смеются, живут – пока какая-нибудь ошибка не окажется роковой. Они продолжают идти вперёд, пока у них есть хоть капля сил на это.
Лея знала это на своей шкуре.
Она знала, что не остановится даже сейчас. Пусть затянется лечение, пусть она опять оказалась на грани смерти, пусть, пусть, пусть. Как только она сможет, она снова взмоет вверх, к своему единственному возлюбленному. К небу – и к чёрту всё остальное. Чтобы потом кому-то пришлось позвонить её сестре, а Рэе – взбеситься по её поводу в последний раз. Правда в том, что Рэя знала, что Лею невозможно уже остановить.
Лея не зажмурилась, но глаза сощурила, когда её гладили по волосам – медленно, спокойно, убирая со лба прилипшие пряди и словно бы пытаясь пригладить её вечные лохмы тяжёлой рукой. Получилось, да только потому, что волосы её были мокрыми. От снега, от пота, может быть, и от крови тоже. Пальцы у неё тоже были всё ещё в крови, успевшей подсохнуть. Если есть кровь, значит, ещё один крошечный камушек в пользу того, что её «вторые воспоминания» реальны.
Да, всё-таки убила. Укусила пчёлка собачку…
– По сестре соскучилась. – честно призналась Лея, легонько покачивая рукой, которую Крестовский упрямо не отпускал. – По брату ещё. Только они меня точно выдерут. – она снова шелестящее засмеялась, сглотнула, закрыла глаза – боль кольнула в живот – и снова заставила себя открыть глаза и смотреть вверх.
Ей безумно хотелось увидеть сестру и брата, вцепиться в их плечи и сказать, как сильно она их любит. Рассказать им о том, какие там, наверху, облака, и какой сильный ветер. Посидеть потом ночью с Рэей в обнимку, потому что она тоже высоко, она тоже несёт ответственность, и убедить друг друга, что всё это не зря. Точнее, напомнить. Точнее, заучить заново.
– По врачам не скучаю. – собственный голос показался ей очень ломким и слабым, Лея даже не сразу поняла, что он принадлежит ей. – По семье скучаю. По ребятам из наших. Хороша бы я была, если бы не вернулась.
Дурой она бы была, это точно.
– Но вышло как обычно. Укусила пчёлка собачку… Этот Колокольцев, он умом тронулся? – лицо Леи приняло совершенно отсутствующее выражение, словно она устала даже выражать эмоции. – Накинулся, застрелить хотел. Подумать только, додумался стрелять с расстояния…
Она помнила слишком мало, чтобы понять, как выжила.
Но знала, что выжила.

Гул винтов над головой убаюкивал, Лее даже казалось, что мир вокруг легонько покачивается – не тошнотворно, как это бывало от потери крови, а мягко и едва заметно. Закрывала глаза она не от малодушного желания провалиться в сон, наоборот, сейчас Лея хотела всё видеть и запоминать – чтобы память больше не подвела. Просто, стоило ей закрыть глаза, как в темноте проступали другие лица, вместо незнакомых – знакомые до последней чёрточки. Не будь бы чужих рук, одна из которых до сих пор держала её пальцы и мешала вырваться, а вторая – продолжала приглаживать её волосы, Лея бы целиком и полностью ушла в это полувоспоминание, полупредставление, но сейчас её вытягивали из этой дрёмы раз за разом, заставляя открывать глаза и снова находить самого хренового командира на свете.
– Не надо. – Лея медленно покачала головой и даже попыталась улыбнуться. – Я ей потом сама позвоню.
И почему в её вихрастую голову пришёл только один вариант – что полоумный командир не постесняется её сестру прямиком из царской охранки вызвать прямо в Казахстан? Видимо, до сих пор была уверена, что с фронта ни ногой. Только вперёд ногами. Да и, что греха таить, сейчас Лея соображала с особенным трудом. Мысли у неё всё норовили свернуть не туда, а разум, кажется, уже давно собрал вещи и стоял на пороге, ожидая, пока Лея обратит на него хоть какое-то внимание, чтобы сказать «не знаю, как ты, дружище, а я сваливаю отсюда».
– И с нашими – переживу как-нибудь. – Лея всё-таки потянулась второй рукой, накрыла чужую ладонь и вполне серьёзно попыталась разжать пальцы командира. – Ну хватит уже. Рука затекает.
Про руку она не очень натурально соврала, причина желания избавиться от чужой заботы была чуточку другой – непривычно. Непривычно до одури, что тебя за твои безумные победы хвалят, а не гонят отсыпаться с ворчанием «да на тебя самолётов не напасёшься».
Не принято и всё тут. Они – фельдъегери, им по долгу службы положено делать невозможное, а вот расклеиваться и нежничать – не положено.
– Не положено. – повторила она вслух, отворачиваясь. – Вот не было бы швов…
Вот не было бы швов, она бы… она бы… Разум укоризненно огрел её собранным чемоданом, напоминая, что вариант был только один, и тот уже реализован. Разве что убийство с особой жестокостью, да зачем?.. Ведь, если честно, Лея сейчас уже не злилась. Свою ярость она уже выплеснула, противник уничтожен, груз при ней – откуда взяться новой злости, на кого? На труп?
Так что, не было бы швов, она бы просто исполнила свой долг чуточку легче, да не лежала бы сейчас беспомощной.
– Неа, не прощу. – вздохнула Лея, заслышав извинения. – Вот взяла бы и померла. Подтереться бы тогда вашими извинениями…
Его, конечно, она считала не самым виноватым. Сложился у неё в голове этакий рейтинг вины, и Крестовский был там отнюдь не на первых позициях, но и просто так сказать, что она зла не держит, Лея не могла.
Малодушное желание жить альтруизму мешало.

Лея снова покачала головой и, кажется, повторила пересохшими губами «не надо». Во всяком случае, что-то она шепнула, а что – чёрт его разберёт. Не та обстановка, чтоб вслушиваться не в шёпот даже, а какой-то невнятный шелест.
Слабину она дала с семьёй, да. Безумное желание попросить отвезти её в тыл, к сестре и брату, снова было загнано подальше, несмотря на то, что в груди от этого стало почти физически больно. Нет уж, не сейчас. И, скорее всего, даже не потом. Только зря жаловалась, потому что, в общем-то, она права: подтереться только этими извинениями.
Как только ей освободили руки, сама полезла под куртку, с трудом нащупала внутренний карман, выудила оттуда модельку несчастного Су-30, которую, верная своей новой привычке, утащила с собой. И только после этого, зажав «игрушку» в ладонях на груди, то ли вздохнула, то ли всхлипнула. Шок и бог весть что ещё мотали не только её сознание, но и настроение туда-сюда с яростью урагана.
– Устроят. – безучастно согласилась она, задрав взгляд к потолку. – Но это же не через вас делалось. Может, обойдётся, я не знаю, честно.
Лиса? Узнает, наверно. Может быть, даже прилетит сюда, хотя… будто делать ей нечего. Лея попыталась представить, что почувствует, когда увидит Лису снова, и не ощутила ничего. Ну а что уж ей скажет командир…
Много чего плохого, наверно.
– Она и мне выскажет. «Дура», «почему ввязалась». Ещё, наверно, про то, что от меня только этого и ждали.

– Если я замолчу, мне придётся думать. – брякнула Лея, сжимая в руках самолёт. – А думать я сейчас могу только об одном…
«О том, как я человека убила», – промолчала она, вполне справедливо решив, что это принадлежит только ей. Нет, совесть не мучила, не было и прочих моральных угрызений, ибо в той ситуации нельзя было по-другому, либо ты, либо тебя, а альтруизмом в ущерб собственной жизни Лея никогда не страдала. Ей просто было неприятно вспоминать это, вот и всё. Поэтому она тихонько прошелестела «страшно мне», не особо рассчитывая, что её услышат.
– Не, спасибо. – фыркнула она уже увереннее, продолжая тему того, почему ей не стоит затыкаться. И, словно вспомнив что-то, снова попыталась сесть. – А этот… Не знаю, как его зовут… Его куда дели?
«Этот» был, без сомнения, Колокольцевым – ну или, может, не им. Тот, который попытался ей что-то втереть перед тем, как застрелил её или умер сам. Если честно, она до сих пор не особо понимала. И не совсем понимала, почему спрашивает. Чего ещё ждать от человека, которому очень плохо?
Боль заставила её улечься обратно, что-то тихо ворча.
– Ага. Вопреки придурковатому командованию. – закатила глаза Лея. – Прекратите, бл*, я ещё жива… Хватит мне дифирамбы петь. Если меня в прокуратуре допрашивать будут, я всё равно вас всех сразу сдам. – она скосила наглые и ехидные глаза, подёрнутые туманом абсолютной несознательности. Что-то ей всё-таки врачи вкололи, чёрт их побери. Совсем крышу и сознательность отшибло…
Тревога за собственное будущее проснулась с большим опозданием – и верно. Что теперь с ней будет? Не донесла груз, ввязалась в сомнительное мероприятие, диверсия, предательство… Что из этого припишут ей?
Улыбающийся Крестовский не радовал. Он, сука, пугал.
– У меня работа включает в себя невозможные вещи. – Лея сжала в пальцах модель, прикусила губу и задумалась. – Включала, скорее всего. Меня теперь за это точно выгонят. Вляпалась в дело, которое смердит за километр.
Сама мысль об этом заставила её шмыгнуть носом и закрыть глаза, чтоб только сдержать слёзы. Надо же было так облажаться. Надо же было сунуться туда, куда не просили.
– Ну и плевать. – резюмировала Лея, не открывая глаз – слишком очевидно намокли ресницы. – Опозорить им меня я не дам.

Никуда не денется? Ох, с этим она могла бы поспорить, потому что лоб снова резануло, заставляя её поморщиться и мысленно ругнуться. Не то что бы Лея верила в зомбиапокалипсис, но, вот она, застреленная абсолютно точно, лежит тут и рассуждает за жизнь, и имеет все шансы выжить. Ну или загнуться от старого ранения, не от дырки в голове, которая таинственным образом исчезла. Где же гарантии, что «абсолютно точно» зарезанный Колокольцев не встанет и не уйдёт погулять?
Сама мысль об этом вызывала тревогу и являлась предвестником стойких кошмаров о том, как она просыпается – а над кроватью нависает чужое лицо, и пиявки вокруг рта шепчут: «прощай, Лея Иствинд».
«Да иди ты нах*й!» – мысленно выругалась Лея, прогоняя из головы идиотскую картину.
Да, она действительно могла поспорить. Даже больше, Лее жизненно хотелось об этом рассказать. Не врачам, которые тут же скажут, что ей пора лечить голову, и вовсе не от пулевого ранения. Не Лисовецкой, которая покрутит пальцем у виска. Не заботливой Женьке, которая перепугается, но не скажет ничего толкового. Ну и не Бекасу точно, он был слишком деревянным для того, чтобы понять.
Пожалуй, из всех её знакомых под эту категорию попадала только Джиня, да, может быть, Садао. Во всяком случае, первая явно была инопланетянкой и иногда могла дать дельный совет касательно суеверий, а второй – достаточно пришибленным, чтобы ей поверить. Или хотя бы не болтать.
Садао… Садао её спас. Там, на снегу, он первым набросился на Колокольцева, сшиб его. Он там абсолютно точно был, он снова ей помог. Ещё одна загадка, у которой нет решения.
– Я не боюсь. – тихо ответила Лея, – Я думаю.
Её убили, потом она снова оказалась под дулом пистолета, и, в этой холодной снежной пустоте, её снова спас Садао, который взял в привычку её опекать. Где же тут не свихнуться?
Однако это всё точно было.
Даже собственные мысли о том, выгонят её или нет, казались менее острыми. Пусть выгоняют. Не может такого быть. А, если случится, она отомстит – но только тогда, когда это случится. Они с Лисой справятся. А, даже если Лиса отвернётся, она справится сама.
– Крестовский. – Лея зажмурилась, словно опасаясь, что неловкое движение чужой руки может их задеть. – У меня в голове точно нет дырки? Вот тут, – она с трудом подняла руку, постучала указательным пальцем по чужой ладони там, где под ней должно было скрываться пулевое отверстие. Пуля, как она помнила, вошла именно туда, ближе к левой стороне, задев краем застарелый рубец, до сих пор бугристым крестом остававшийся на её гладком лбу.
И даже глянула из-под полуопущенных век совершенно серьёзно.
– Нет, я не сошла с ума, правда. И головой не билась. Просто… там точно нет пулевого?

Отредактировано Leah Eastwind (2016-02-14 20:05:57)