Ей каким-то чудом удалось выбить у Коваленко свою одежду обратно, избежав появления перед очами высшего начальства в больничной пижамке. Сейчас Лея выглядела почти пристойно, даже успела зачерпнуть по пути снега ладонью, растопить его в кулаке и мокрой ладонью похлопать себя по голове, приглаживая непослушные волосы. От придурковатой девчонки, дразнящей командира в палате и открыто обсуждающей неуставные отношения как мотивацию на поле боя, не осталось ничего. Сейчас никто не смог бы усомниться, что Иствинд – фельдъегерь из разряда отличных; слишком серьёзен и цепок был взгляд, слишком пряма спина, да что уж – даже походка была такой, будто Лея собиралась взлететь в небо через секунду. Прямо так, без самолёта.
Однако, в сердце у неё упруго колотился один единственный вопрос: «что случилось». Лиса? Нет, не может быть. Что-то с пятой эскадрильей в целом? Будто бы в таком случае кому-то было дело до «последней из могикан». Тогда что? Всего-то один вопрос, но пугающий и критически важный. И ответа на него у неё не было.
Мысль о том, что её приехали списывать, Лея отмела. Много чести для неё, это во-первых. Во-вторых, тогда бы не постеснялись прийти в палату и зачитать решение. Не это – так что?..

Лея вошла в зал, замерла напротив человека в очках так, чтобы их разделял длинный стол, ибо, по мнению Иствинд, это было необходимо. С такими людьми такие преграды обязательны. Жизненно необходимы, чёрт возьми.
– Старший лейтенант Иствинд, – отчеканила Лея, – по вашему приказанию прибыла.
Очки на чужом лице, казалось, притягивали её взгляд, ведь с момента появления в зале Лея смотрела на них, не отрываясь, цепко и внимательно. Да уж, здесь с первого взгляда понятно достаточно. Если и были какие-то сомнения, сейчас она не сомневалась, что этот из «своих».
Глаз не видно. Любимый их трюк во всей красе – поди, разбери, куда он смотрит, как смотрит, что думает. Зеркальные, отражают всё замечательно, даже её саму. Маленькую фигурку в фиолетовом комбинезоне.
Тревогу её они не отражали. Лея удерживала на лице серьёзное выражение почти без напряжения, волнение покорилось привычному аргументу «дважды не умру». Ей действительно было интересно, что хочет от неё человек из той структуры, к которой, фактически, принадлежала и Лея.
Однако, она не спрашивала, предполагая, что ей расскажут всё сами, да и не имея на то прав. Предпочитала молчать и смотреть.

– С вашего позволения, мне будет удобнее постоять. – Лея тихо выдохнула, продолжая держаться прямо. Не может быть, чтобы всё было так просто, не ради её списания это затевалось. Но, что бы ей не сказали, Лея хотела услышать это, стоя на ногах, вот так, прямо и ровно.
Слова мужчины заставили Лею прищуриться, глянуть на его руки, на «груз» – знакомая упаковка, всё как положено. Говорил мало, но для неё достаточно, и выводы она делала свои, не те, что прятались за обманчиво хвалящей речью. Сказал, кому адресуется пакет, значит, рядом с местом назначения есть ВВП, значит, придётся садиться. Похвала, выглядящая ненатурально. Лея знала, что она летает лучше многих, но… характеристики? Поговорили с Лисой? Едва ли. Лисовецкая подсунула бы им кого-то из своих. Лиса не стала бы рекомендовать её, ни при каких обстоятельствах. Пять кандидатов, пять «талантов» лётной службы? Каждый – лучший в своей эскадрилье? Нет, может и не сойтись – не все они были рядом с опасными зонами, чтобы так покалечиться. Пятеро из пятой? Нет, не то… Ладно, значит, пятеро из разных. Что ж, дальше.
Родословную. На этой короткой фразе Лее потребовалось немало самообладания, чтобы не показать зубы, напоминая, что её прошерстили уже раз двадцать, но британских шпионов не нашли. Видит Бог, за это она их и ненавидела. Этих… кабинетных. В зеркальных очках и с лысинами разных размеров.
«Тихо», приказала она себе, не отводя взгляда. Тихо, потому что ты – фельдъегерь, и у тебя есть своя честь. Тихо, и помни о семье, настоящей семье. О брате, сестре и самой себе. Ты за них отвечаешь и не имеешь права срываться.
Чтобы только выдержать эту глухую ненависть ко всем, кто сомневался в её верности, Лея, замирая, вслушивалась в чужие слова и продолжала думать, думать, думать. У неё не спросили про швы, не осведомились о здоровье – знали и так, на что толкают её, или нет? Знали или нет?
Что, если они не могли посоветоваться с Лисовецкой? Значит, вероятно, пятая ушла со связи, значит, именно сейчас они готовятся к смене позиций, прошло десять дней, два-три дня на переброску, может и сходится такой расклад. Значит, о её ранении у верхушки сведений мало, если принять это на веру. По крайней мере, это правдоподобнее, чем мысль о том, что кто-то всерьёз озаботился идеей извести её.
У неё не спросили согласия, это приказ, а не задушевная беседа.
У неё нет выбора, и никогда не было.
Напарник. Первый пилот. Вряд ли из «Грифа». А, чёрт с ним…
Лея осторожно и незаметно переступила с ноги на ногу, остановив этим бесконечное кружение мыслей. Достаточно и того, что она успела решить и понять.
– Вопросы есть. Разрешите обратиться. – заговорила она, а в голове мелькнула мысль о том, что сейчас, наверно, от неё ждут чего-то глупого. Вопросов о четырёх упомянутых. Жалоб, быть может. Отказа.
Пусть ждут.
– Дата и время вылета. Точка отправления – посадка здесь будет трудной, место не приспособлено, значит, лететь не отсюда. А так же любые приметы адресата. Кодовое слово, пароль и отзыв, фотография. Что угодно, что обеспечит передачу. – перечислила Лея, наконец, опустив взгляд на папку. – И я бы хотела проводить предполётную проверку после первого пилота. Осмотреть самолёт перед вылетом.

Отредактировано Leah Eastwind (2016-01-17 17:55:11)

Стоило отвлечься на дело, и собственные эмоции отступили, подавляемые извечным принципом: сначала голова, потом сердце.
Лея сдвинулась с места так, будто суставы у неё забыли, как двигаться, а тело успело заржаветь, но наваждение это было секундным, почти сразу движения стали прежними – резкими и рассчитанными. Не имея под рукой ножа для бумаги, она вскрыла конверт так, как могла, стараясь не разорвать край так, чтоб это навредило содержимому, по очереди проглядела бумаги с указаниями, не вынимая их из конверта целиком, глянула на Чистильщикова поверх края очередного листа, и, как итог, кивнула, складывая всё обратно.
– Последний вопрос. – твёрдо заговорила Лея, оставив конверт в руках, – Вы доставите груз завтра к полосе?
«Грузом» она, повинуясь установленному порядку и собственным привычкам, окрестила те самые приказы, суть которых её не касалась. Не документы. Не записи. Нечто обезличенное, неведомое никому, даже почтовой птахе, которая это понесёт – груз за номером…
Вопрос тоже был важен: она не летит сейчас, ей ночевать здесь, в санчасти. Если бы приказ лететь был немедленным, Лея бы поняла, почему груз уже здесь, и почему он почти у неё в руках. Если же вылет будет только завтра, ей не хотелось бы контактировать с грузом, брать на себя ответственность за ту ночь, которую она проведёт на земле.
Казалось бы, что такого – ведь она в стане друзей, бояться некого. Но тем и отличалась её жизнь от жизни обычных солдат. Всё верно: своих у неё нет.