Виктор Иствинд

Рэя не приехала его встречать.
Рэя не позвонила и не ответила на звонок, хотя он по прилёту попытался до неё безуспешно дозвониться.
Вообще, всё, что он получил от Рэи – записку с адресом и ключи от квартиры, переданные через третьих лиц. Да и за время короткого звонка, когда сестра холодно сообщила, что вторая их сестра попала в беду, и что Виктору лучше приехать, она опять умудрилась не сказать ничего лишнего. Когда твоя сестра – сотрудник госбезопасности, к этому постепенно привыкаешь.
Поэтому, найдя по адресу квартиру, обставленную казенной рукой по принципу изображения хоть какого-то домашнего интерьера, Виктор молча смирился и стал ждать, когда явится сама виновница этого мрачного торжества. Родителям, как обычно, он много врал и не сказал ничего правдивого о цели поездки. Будто впервые…
Мать, конечно, исходила на мыло сначала по поводу «этой мерзкой девчонки», потом, когда Лея отстояла с боем своё право на тёплые отношения с сестрой, пусть и не родной ей по матери, стала исходить на мыло уже по поводу родной дочери. Из всех отпрысков этой странноватой семьи только Виктор остался в нейтралитете в отношениях с родителями. Видимом и показном, потому что на самом деле всегда был на стороне сестёр.
Однако, сейчас он начинал раздражаться поведению Рэи – да и Леи заодно – которые поставили себе целью нежно беречь младшего брата, по возможности не ограничивая его свободу, однако, иногда мягко напоминая, кто тут старший, и кто принимает решения.
В квартире он постарался ничего не менять. Перекусил холодной курицей, прихваченной в дорогу, кости и остатки завернул в бумагу и спрятал в сумку, чтобы выбросить где-нибудь вне этого места. Потом тайком покурил в форточку, сигарету выбросил туда же и стал ждать на продавленном диване, не включая телевизор. Почему-то его не покидало ощущение, что телевизор обязательно сломан, потому что смотреть его всё равно некому.
Квартира не была предназначена для жилья.
Рэя явилась поздно вечером. Пешком, в гражданской одежде – строгий пиджак, брюки, аккуратные сапоги и полушубок из искусственного меха. Виктор к тому времени успел заскучать, сидя в темноте на диване практически недвижимо.
Сестра бросила полушубок на кресло, села рядом, поцеловала его в щёку и потрепала по волосам. Свет она не включила.
Значит, действительно, конспиративная хата.
– Юдя. – вздохнул Виктор. – Когда уже это кончится?
Над ухом послышался вздох, и сестра уткнулась ему в плечо.
– Я понимаю, твой выбор был осознанным, ты к этому готовилась, с тех пор как… – Витька запнулся, но всё-таки договорил, – Мамы твоей не стало. Но, когда мне сестра сказала, что уходит на фронт, у меня чуть сердце из груди не выпрыгнуло.
Он-то не мог уйти. Врачи – и не абы какие, а те самые, что призывников отбирают, его по косточкам разобрали. Не годен. Не служат с такими глазами, как у него.
Вместо него воевать пошли сёстры. Где носилась Лея, он не знал, и сердце от ужаса поджималось. О Рэе – она же Юдя – знал чуть больше. Только и разницы, что стреляют в неё меньше.
– Что с ней? Жива? – устало спросил Витька, закрыв глаза и тихонько надавив пальцами на веки.

Виктор Иствинд

Убил бы обоих. Просто придушил бы, чтобы потом с чистым сердцем пойти в тюрьму и не мучиться. А то, что он мучается, в общем-то, факт – одна на земле, да только чёрт знает где, вторая в небе, хорошо ещё что, не НА небе. То, что у него дороже никого в жизни не было, тоже факт. Потому и шарахнулся от сестры, как только она отстранилась, отодвинулся на край дивана и уставился зло и серьёзно. До какой поры они будут считать его ребёнком?
– Юдя. Не перебивай меня сейчас, иначе я тебя ударю. На сколько лет я вас младше? На пять лет и на три года. Да, в детстве это было просто невероятно много, и я ещё могу понять, что вы обо мне заботились. Сейчас я этого понять не могу.
Он вцепился пальцами в обивку дивана так, что жёсткая и пыльная ткань затрещала.
– Но, знаешь в чём разница между детством и сейчас? Вы меня считали за своего. Секретов у нас не было. Сейчас же вы бог знает где, занимаетесь чёрт знает чем, и, скажи на милость, ЧЕМ должна была заниматься Лея, если среди этих поехавших – он махнул в сторону выключенного телевизора, видимо, напоминая, сколько раз пресловутые «Красноплечие» мелькали на экране, причём не всегда в хорошем ключе. Но, абсолютно всегда, в пугающем. – ей будет безопаснее?
Безопаснее, защищённее, доступнее, ближе… Какая разница, если доверия между ними уже нет? Переведи Лею в Питер, и что? Они снова станут, как прежде, лучшими друзьями? Печально то, что Витька уже сам не знал, станут или нет. Не мог сказать с абсолютной точностью.
Раньше – мог.
– Говоришь «что нам делать», и опять имеешь в виду себя с сестрой. Вы хоть понимаете, что вы от меня самоустранились? Я для вас остался сопливым пацаном, которого можно не рассматривать в качестве решающего аргумента?
Он даже не знал, как выразить то, что, после всей этой катавасии с фронтом, с войной, со службой, о которой, как о герое одной книги, нельзя упоминать, они фактически перестали быть семьёй. Сёстры, которые раньше были равными, стали ему взрослыми мамочками, которые возложили жизнь на алтарь службы непонятно ради чего. Виктор злился, но, в отличии от них, ещё помнил, что они – его семья. Родители были дальше, чем две этих девчонки, противоположные по характеру, общие по духу, родные по крови. Просто не мог простить, что они его вычеркнули за молодостью лет.
Привыкли, чёрт возьми, быть старшими.
– Что ты сейчас задумала? Вынести её с линии фронта? Организовать мне экскурсию к сестре «на два часика», как устроила её к тебе? Может, для начала постараешься придумать, как нам начать доверять друг другу, потому что, видишь ли, Рэя, я тебе уже доверять перестал. Семья либо вместе, либо это не семья уже.

Отредактировано Leah Eastwind (2015-12-14 01:11:22)

Виктор Иствинд

Накипело у обоих. И ещё неизвестно, у кого сильнее, только слова сестры это не оправдывало. Она не того винила в своих бедах, совсем не того. Потому тут-то Иствинд-младший не сдержался. Не только залепил пощёчину сестре – след от ладони вспыхнул на смуглой коже кирпично-красным, но и вцепился в её плечи, чтобы прошипеть прямо в лицо:
– Да плевать я хотел на мать, но, если ты Лею загубишь, мне и табельное твоё не понадобится. Юдя, ты не забыла, что меня негодным признали из-за глаз, а не из-за того, что я не могу физически на кого-то воздействовать?
Рэя завозилась – видимо, слишком сильно давил на плечи – и Виктор со вздохом разжал пальцы. Потом – осторожно обнял те же плечи, которые чуть не сломал, и потёрся щекой о чужую щёку. Да, о ту самую, по которой лупил.
– Сколько ж ты дерьма получила от нас-то… Юдя, пойми, мне можно верить. Я вас обоих люблю, у меня роднее никого нет. И я после вас остаться живым не хочу. Нет, просто не хочу, чтоб вас это всё довело до гроба. Сын за мать не ответчик, ты это помнишь? И деньги мне ваши не нужны. Я могу за себя отвечать, просто не надо загораживать меня от всего, а потом говорить, что я не взрослый и ничего не умею.
Он не хотел, чтобы во имя него творили какую-то очень благородную и опасную чепуху. То, что сестра сейчас от него получила, считал, в общем-то, правильным, но не очень верным. Лучше бы они сейчас подрались. Истина в их маленькой общине, похоже, обречена была рождаться в рукоприкладстве.
Без Леи равновесие в их отношениях постоянно нарушалось. Лея, будучи посередине, примиряла их и напоминала: мы – одна семья.
Замечательно будет, если сеструха вернётся, а они тут друг другу горло перегрызли от большой любви. То, что они друг друга все любят, Витька не сомневался. Даже у Рэи могло кончиться терпение.
Любить родню она меньше от этого вряд ли бы стала.
– Всё, тихо. Я погорячился, ты психанула. Сестре от этого легче не станет. Думаем, что делать. Точнее, я пойду покурить и подумаю заодно. И объясни, наконец, чем вы обе занимаетесь. Хоть сказкой расскажи.
Он хотел встать – и не смог, перед глазами стояла знакомая муть, бледно-коричневая, туманная и не пропускающая ничего извне. Глаза заболели. Виктор нашарил в кармане сигареты, на ощупь нашёл одну, со второй попытки схватил её зубами – рука так и норовила ткнуться в щёку – и тихо попросил:
– Юдя, прикури… Не вижу опять ничерта. И до кухни не дойду.
Нервы сдали, вот и последствия аукнулись.

Виктор Иствинд                         Рэя Линдлей
Когда курица приказала долго жить, они остались на кухне, усевшись на подоконник вдвоём. Тот, хоть и начал странно потрескивать, обоих выдержал. Рэя всё-таки отобрала у брата сигареты, точнее, вытащила их из кармана и задумчиво крошила одну из них в пустое блюдце с отбитым краем.
– Я скучаю. – вдруг сказала она, когда сигарета уполовинилась.
– М? – Витька дёрнул плечом, не отрываясь от разглядывания ночного города за окном.
– Да вспомнила, как вы ко мне ввалились, когда из дома сбежали. Я со службы, тогда ещё нашей, балашовской, а дома шум, пар столбом, чай заваривается, ты у плиты ужин готовишь. Оба замёрзшие, как два цуцика, мы, говорят, ключ знали, где лежит, мы к тебе жить!
– Тебе не понравилось? – усмехнулся Витька.
Рэя покачала головой и ткнула в табачную горку пальцем.
– Мне в вас всё нравится. Если бы меня не унесло в Питер, я бы с вами ни за что не расставалась. Встаёшь, а дома… ну, настоящий дом. Ты завтрак приготовил, Лейка поперёк дивана валяется с открытым ртом и спит. Ты уже на курсы опаздываешь, Лейка – ну, эта никогда не опаздывала, если дома и спит, значит, погода нелётная. Уходишь на службу, возвращаешься – дома опять всё кверху ногами, Лейка полы помыть решила. Тебе не надоедало каждый раз диван двигать, м?
– Ни капли. – пожал плечами Виктор. – Глаза не напрягаются, хоть мужчиной себя чувствуешь, а Лея счастливая, как хомячок. Пошурует тряпкой по углам, свалится на диван и ликует – вот какая молодец, пол помыла. Ну, это лучше, чем тогда, когда она книгу по феншую приволокла. Тогда-то ты и разозлилась. Было дома всё по феншую, и у Лейки конечности по феншую разложены. Сестра-спецагент, не хухры-мухры.
Оба тихо рассмеялись и, не  сговариваясь, помолчали немного.
– Тоже думаешь, что хотела бы жить так всегда? – почему-то шёпотом спросил брат, и Рэя кивнула.
– Всегда. Без родителей, без всей этой чехарды. Без неба этого, будь оно неладно. Ты, я, Лея. Как будто не прожили бы.
– Похоже, что не прожили бы.
– С чего ты взял?
– Лейка бы зачахла. Да и ты… Ты ведь тоже всегда хотела.
– Знала бы, сколько дерьма, так сразу бы расхотела. – пожала плечами Рэя.
– Ну а у неё, думаешь, меньше?
– Просто она никогда не жаловалась, тут я согласна. И всё равно лезет обратно, что бы ни случилось.
– Ага. Я на её фоне себя ослом чувствую.
Рэя не ответила. Прислонившись лбом к стеклу, она попыталась представить, как видела этот город их сестра, когда летела сверху. Огромный океан безликих огней, сполохи вывесок? Силуэты зданий над Невой? Или с такой высоты скрадывалось даже подобие узнавания, и весь Питер превращался в световую кляксу?
Сверху не видно, какое именно из крошечных брызг – окно этой квартиры.
– Она нас бы даже не увидела. – тихо проговорила Рэя. – С её-то высоты. Может, поэтому мы друг друга понять не можем.
– Она всё равно знает, что мы её ждём. Всегда.
– Знает, – согласилась Рэя, но слова её отдавали горечью. – Она знает, а мы ждём. Когда это положение дел хоть куда-нибудь качнётся?..

Отредактировано Leah Eastwind (2016-01-14 12:35:11)