[npc]189[/npc]
Лисовецкая дежурила в санчасти уже сутки, зло зыркая на своих «птенчиков», когда они пытались подежурить тоже. Гнала прочь, обещала засадить на губу, да и просто, даже из санчасти, следила за их режимом.
На самом деле, в одиночестве ей было гораздо лучше лучше.
Всё это время она вспоминала курсантов, иногда, для отведения души, ломая сигареты напополам, ибо курить здесь было нельзя. Сначала хотела вспомнить курсантский выпуск, в котором была Иствинд, но не смогла – все курсанты разных лет смешивались в её памяти. Кто-то сломался ещё до вступления в строй. Сложно было осознать, что у нас сегодня человек жив, а завтра – уже нет. Да что там «завтра». Иногда какая-то минута, и больше нет старшего товарища. Поэтому человек пять с того курса просто слетело. Лучше воевать, чем так…
Она стряхнула табачные и бумажные крошки в мусорку, села обратно и прижала терпко пахнущую табаком ладонь к щеке.
На Лею они прогнозов не строили. Курсант как курсант. Когда перешла в основной состав, повезло – попала к Яшке. Настоящее имя этой весёлой девушки, кажется, татарки, и выговорить-то было трудно, так и звали: Яшка. С тёмными тяжёлыми косами и такими же тёмными глазами, всегда смотрящими на мир спокойно и внимательно. Именно Яшка, посмеиваясь, кивала на Лею и говорила: «эта сможет». Лисовецкая злилась, потому что Иствинд виделась ей несерьёзной и рисковой. Не те качества, что нужны в их работе.
Яшка погибла через месяц после того, как Лисовецкая, взбесившись, подсунула её подопечной ведомого, которого не то что бы не любила – презирала немного. За неумение отстаивать себя, за неумение плевать на мнение окружающих. Этот несчастный «Бекас» сам не понимал, почему в предыдущей эскадрилье от него стали отчуждаться окружающие – сложно не плюнуть на того, кто сам на себя плюёт. Перевели его сюда, а он явно был настроен убиться, как герой, не понимая, что так он может убить ведущего и провалить операцию. Как будто здесь он был нужен…
Лисовецкая подмахнула приказ о формировании тринадцатого звена и уже прикинула, когда именно эти двое разобьются в полном составе. «Бекаса» она презирала, в Иствинд верила с трудом. Они должны были побиться, потому что сочетали в себе гибельные качества для военного курьера.
Вместо них разбилась Яшка, вечно аккуратная и заботливая девка, которую не сбивали до того ни разу.
И, со смертью прежнего таланта пятой фельдъегерской, рухнула стена отчуждения между Иствинд и Лисовецкой. Последняя видела всё – и то, как Иствинд, узнав о смерти бывшей ведущей, сбежала в ангар, забилась в Яшкин запасной самолёт и сидела там несколько часов. Видела, как изменился её зелёный взгляд – всё те же весёлые искорки часто заменялись теперь усталой серьёзностью взрослого человека. Видела, как оттаял под её руками «Бекас», которого дезертиром теперь можно было назвать лишь для издёвки. Отчуждение сменялось уважением.
Она не привязалась к ней, она стала ценить её и уважать, а Иствинд продолжала работать. У неё даже был талант, или, может, постаралась покойная Яшка, от которой ведомые уходили обученными лучше, чем у любых других. Лисовецкая теперь твёрдо знала: «эта сможет». Яшка, всё-таки, ошиблась в своей жизни только один раз – когда их с ведомым самолёты превратились в огненный вихрь.
И, что уж там, ей хотелось, чтобы Лея осталась жива.
Лисовецкая прижалась спиной к стене, прикрыла глаза и задумалась. Времени оставалось всего ничего. Плановая смена места дислокации на носу, а у них – верно, выбор. Иствинд жива, но ранена. В тыл её? К своим отвезти, пока не отъехали отсюда? Всё, чёрт побери, упирается во время. Пока что она нетранспортабельна, но сколько продлится это «пока»? А, если заберут с собой, смогут потом переправить в тыл, если что?
Анастасия заворчала и надавила пальцами на виски. Летать Иствинд ближайшее время точно не сможет! А зачем она в эскадрилье, в таком случае, нужна?..
«Замечательно, Лиса», – горько усмехнулась она самой себе, – «Давай выкинем человека, который не смыслит жизни без неба. Тогда уж и спасать её не нужно было, такой топлива и ресурсов расход».
Нужно было найти врача, но Лисовецкая бездумно ломала сигарету за сигаретой.
Нужно было хоть с кем-то решить судьбу сбитого пилота, но она продолжала сидеть и ждать абы чего.
И, что поделать, она с болью ждала того момента, когда Иствинд придёт в себя.

[npc]189[/npc]
Кажется, она всё-таки задремала или местное начальство обладало даром подкрадываться незаметно. В последнее Лисовецкая не верила, годы службы «в поле» и годы главенства над пятой фельдъегерской сделали её не параноиком, но человеком, который очень хорошо умел слушать, слышать, подмечать детали… в общем, быть тем, к кому подкрасться незаметно проблематично. А вот заснуть, увы, она пока ещё могла.
Кого не ждали, так не ждали. Иллюзий Лисовецкая не строила, на дружелюбность окружающих не рассчитывала и вообще постаралась как меньше мешать местным. Бекас и Иволга даже спали в вертолёте, а звенья девять и восемь – тот самый злосчастный «Сурок», – сразу после успешного спасения и передачи пилота в руки врачей, тихо улетели на базу. Единственной проблемой была Джиня, но и та, чувствуя общие настроения, где-то пропадала, чем-то питалась, где-то спала, но на глаза появлялась только тогда, когда нужно было оттянуть внимание на себя, чтоб расслабиться. Лисовецкая же, давным-давно прозванная товарищами «Настя-катафалк», и подавно не отсвечивала.
Поэтому, увидев Крестовского, Лисовецкая даже не подумала, что он может явиться проведать человека, которого видел от силы минуты три. И слышал. Все слышали этот концерт умирающего лебедя.
Вывод напрашивался простой: пришёл проведать кого-то из своих, спросил просто из вежливости.
Лисовецкая медленно покачала головой в ответ на вопрос.
– Никак. – прибавила она глухо и тихо.
«Никак» – это «без изменений». Живучая «Луна» перенесла и транспортировку, и операцию, но вот отходить после наркоза отказывалась. Спала и спала. Да, чёрт с ним, отойдёт – просто местные, видимо, накачали её по самое не балуй, чтоб пережила последние издевательства. А что дальше?..
О семейном положении своей подчинённой Анастасия тоже знала. Сестра сейчас на взлёте карьеры, даже прилететь не сможет. Ей пришлось позвонить первой, благо, номер, написанный рукой Леи и снабжённый мрачноватой припиской «если чё», хранился в пределах доступа. Между прочим, лучше бы имя написала. Когда Лисовецкая позвонила этой самой «если чё», так мысленно её и называла, пока она не представилась. Рэя Линдлей. Выслушала спокойно, задала пару вопросов, поблагодарила. Извинилась, что приехать не сможет, и пообещала поставить брата в известность.
Брат учится. И вообще, незачем его тревожить, сёстры взрослые и сами разберутся.
Как они дошли-то до жизни такой, когда обе свои жизни на службу положили, и во имя чего? Не было в Иствинд патриотизма точно, это Лиса знала. Насчёт мисс «Если чё» – догадывалась. Ради брата, что ли?
– У вас тут тоже кто-то? – без особого интереса спросила Лисовецкая, отряхивая руки над мусорным ведром. Из чистой вежливости, потому что, вот хоть убейте, ей было всё равно.

[npc]189[/npc]
То, что сказал командир местных, всё-таки удивило Лису настолько, что она оторвалась от выбора очередной сигареты, которую собиралась уничтожить во благо успокоения. И даже покосилась в его сторону, словно оценивая. Удивление, впрочем, длилось недолго. Может, интересуйся она хоть немного остальными подразделениями, где-то бы и зацепила в памяти информацию об этом конкретном. Но, вот незадача, Лисовецкую они интересовали лишь как объекты связи. С определёнными номерами, с шифрованными пометками, но совершенно обезличенные. Уделять внимание прессе, будь она в бумажном, цифровом или хоть даже рукописном виде ей было некогда. Ничего об этих людях она не знала, а потому – пусть, если ему интересно, ходит вокруг.
– Мы подбираем людей, которые не имеют привычки выбалтывать государственные тайны в бреду, – и ведь не поймёшь, пошутила или серьёзно сказала. Лиса поправила очки – зрение стало сдавать уже после того, как она отошла от лётных дел, но пока ещё и без очков она видела отчётливо, пусть уже и не так далеко. – Врач же, после столь долгой операции, вероятно, отдыхает.
Точно она не знала. Но и не утверждала же.
А вот следующий вопрос заставил её мысленно усмехнуться. Телепаты у них тут в штате, что ли? «Оставить». Да если бы всё так просто было!
То, что по-другому, возможно, и не выйдет, Лисовецкая тоже знала. Раненая деваха была им обузой, ближайшая комиссия – их злые языки пятой фельдъегерской давно окрестили «павлиньей жопой» за показную помпезность и очевидную бесполезность данных приездов с проверкой – ультимативно потребует сдать больную в тыл.
А в тылу Лея точно сдастся.
Но бросить её здесь было тоже последним делом.
– Пока не знаю. – честно сказала Лисовецкая, посмотрев на дверь палаты. – У нас её сдадут в тыл, а потом могут не вернуть. Опять же, с нашей-то работой нянчиться с больными некогда. Но вы точно так же можете спокойно переправить её в тыл, если будет необходимость?
Фельдъегери постоянно перемещались, но они никогда не ввязывались в военные стычки и всегда прикрывали свою текущую позицию, не позволяя атаковать их там, где они больше всего уязвимы. Эти – бойцы. Меньше движений, но зато в самом пекле.
– Она сдастся в тылу. – вдруг сказала Лисовецкая то, что уже походило на аргумент для личных бесед. – Хороший боец, но, оставшись без любимого дела…
Настя махнула рукой, словно говоря «и так понятно».

[npc]189[/npc]
То, отдыхал врач или нет, ей было безразлично. Пусть хоть пьёт, лишь бы заштопал нормально. Швы потом тоже много что решат.
– На гражданке наших не любят. Когда меня списали на год… – женщина вздохнула, показала на живот и коротко пояснила, – Дочь у меня родилась. Так вот. Возвращать отказывались долго. Дескать, зачем вы теперь нужны, сидите, воспитывайте, да и организм уже не тот. А потом случилось кое-что, пришлось вернуть, но уже в статус главы.
«Кое-что», из-за чего поменялись все главы эскадрилий, а всех новых окрестили «сороковкой», потому что всем – едва за сорок. И Лисовецкая, которая к тому времени похоронила мужа и сдала дочь на руки любящим бабушкам, это «кое-что» знала. Но, в общем-то, не собиралась рассказывать. К делу не относится, под секретность попадает.
– Подвела меня эта история под монастырь – разрешила, получается, вылет без ответчика. – вслух, но без особого внимания к реакции собеседника сообщила Лисовецкая. Снять – не снимут. Устроят, конечно, выволочку. – С таким успехом мы её тоже можем забрать и мотаться, просто до первой комиссии. Тыл для неё, в общем…
Женщина помолчала, подбирая сравнения. Лётчика мало кто поймёт, особенно такую дурную, как Лею. Нет, нормальную, но… странную. Странную на том уровне, когда её странности не превращаются в расстройства психики.
– Если бы вас искалечили и оставили одного, при этом бы вы видели, как каждый день другие живут по-настоящему, но вряд ли бы была надежда присоединиться к ним когда-либо. Я предполагаю, если её отправят в тыл, она высадит окно в поезде, выскочит на ходу, добудет где-нибудь ножку от табуретки и уйдёт на фронт, безвременно исполнять обязанности снайпера. Дисциплина идёт к чёрту, если дело касается её обожаемых полётов.
Захотелось плюнуть с досады, но Лиса сдержалась, выбросила остатки сигареты и покосилась на собеседника.
– Если решим отправлять её в тыл отсюда, не вздумайте ей об этом сказать. Заберите одежду и привяжите к кровати, а лучше – замуруйте окно. Только тогда, может быть, эта отчаянная не пойдёт отбивать у кого-нибудь самолёт, чтобы героически на кого-нибудь упасть с многотонной птичкой. И нет, она ничего, кроме полётов, не умеет. Джиня учила её, как механик, но, опять же, только по электронике самолётов. Образование тоже по лётной части. Можете догадаться, какое будущее ждёт её без полётов. И да. Инвалидность для неё и есть отсутствие вылетов. Будущего без самолётов она не представляет.

[npc]189[/npc]
Чужие бравые речи не подбодрили её и не заставили даже улыбнуться. По правде сказать, этот человек волновал её куда как меньше, как Лея Иствинд, которую Лисовецкая всё ещё хотела увидеть. Увидеть в бессознательном состоянии, а не тогда, когда она будет беситься и спрашивать: «за что?». У неё есть на это право, потому что Лисовецкая, прогибаясь под очередную комиссию, допустила этот вылет, а теперь собирается выбросить выжившего. Уж лучше сейчас, когда она ещё спит, словно спокойное лицо – Лея бывала спокойной очень редко – может подсказать выход.
– Простите за наглость, но мне это неинтересно. – Лисовецкая вдруг вскинула руки в предупреждающем жесте. – Нас никогда не перестанут контролировать, и я не перекладываю свою вину на комиссии, которые, признаться, надоели. Мы слишком дорого обходимся империи, чтобы нас оставили в покое. Но случившееся – на моей совести.
Однажды все мёртвые придут к ней, и с ними будет живая Иствинд, и уж тогда-то они стребуют с неё ответ. Серьёзно, скольких она уже похоронила? Давно ли поймала всё ту же Лею за плечо, вытащила на свет божий тело в недавно пошитой форме и строго наказала: уймись, отпусти мёртвых, здесь только я пропускаю всё через себя. Тощая «британка» окрысилась, но потом поняла. За всех здесь отвечает командир, а им – учиться на чужой смерти. Принцип пятой фельдъегерской.
– Предлагаете приписать её механиком, чтобы её не могли списать? – усмехнулась Лисовецкая. То есть, конечно, смешно, кабы не правда. Передавать сотрудников в другие подразделения ей, формально, не запрещали. На время, разумеется. Вот только как к этому отнесётся сама Лея? – Нет, но интереса не ждите. Впрочем, договориться на это мы можем. Формально, мне это не запрещали.
Им повезло, что раненой была не Джиня, которая ненавидела найтмеры. Эту… Эту даже полуживой стоило держать там, где она есть. Так было лучше для всех.
Шаги врача Лисовецкая услышала раньше всех – насторожённо обернулась и вперила взгляд в чужое лицо. Доверия оно у неё не вызвало, но говорил врач по делу. И, что важно, без улыбки – в отличии от первого.
– Два момента. – тихо и ясно произнесла Лиса, – Я хочу посмотреть на неё сейчас. На спящую. И – какой приблизительный срок возвращения в небо? Не в строй. Когда ей можно будет летать? Уверяю вас, она это спросит.

[npc]189[/npc]
Что ж, если всё складывалось так, Лисовецкая не имела причин для отказа. Точнее, пока не имела. Однако же, не зря она попросила о визите к Лее, прежде чем ответить окончательно – выслушав Крестовского, Лиса снова перевела взгляд на врача, кивнула, подтверждая, что всё услышала, и последовала за ним.
Видимо, этот догадывался, почему не стоит ставить Лею в известность раньше времени. Лихачить она бы не стала, нет, однако, узнав, что уже можно, она бы не удержалась на земле даже расчётом войск. А вот дали бы ей эту возможность или нет, вопрос спорный. Пока что даже Лиса, осведомлённая о планах перемещений больше всех, не знала, куда их перебросят за полгода, и будет ли возможность забрать фельдъегеря, которая, к тому моменту, уже будет не ногти грызть от нетерпения, а догрызать остатки плеч. Зачем зря трепать ей нервы? Заберут, когда будет возможность. Своих они до самой смерти не бросают.
Лиса не огрызнулась и не потребовала немедленно выйти, когда в палату вслед за ней просочился и местный командир. Но дождалась, пока он выйдет, прежде чем мягко накрыть руку Леи, лежащую поверх одеяла, своей ладонью.
Спит, как сурок – это правда. Старлей могла заснуть даже под рёв двигателей, если она была не в самолёте, и от неё ничего не требовалось. Непохоже было, чтобы сейчас её одурманили лекарства, точнее, явно не в большей степени.
Сколько таких девочек – и мальчиков тоже – уже побилось на её глазах? Ой, как много. Кого-то спасали, кого-то нет, а потом, пожалуйста – сиди и пиши письма родителям. Или звони, если на связь выйти можно. Однако, Лисовецкая не ныла, не раскисала и не жалела. Даже сейчас, видя спокойно дремлющую Иствинд, её непосредственный командир и не думала о том, чтобы жалеть её, или как-то нежно к ней относиться. Иллюзий на тему того, что это – её смена, тоже не строила. Иствинд была не того склада характера и ума. Это «рукопожатие» было данью уважения к чужому труду. И к чужой смелости, коль она пыталась, как ей рассказывали, сделать так много, чтобы сохранить честь пятой фельдъегерской.
Хорошо, что не выстрелила.
– Ты вернёшься. – беззвучно проговорила Лиса, легонько сжав чужие пальцы напоследок и убрав руку. – Ты наша.

– И вот таких мы хороним каждый месяц, – устало выдохнула она, выйдя из палаты. – Ей-богу, переведусь я в наземку.
В «наземке» действительно убивали меньше. Случались нападения, случались проблемы, но это, всё-таки, не сравнить с теми, чья рабочая обстановка – огромная высота, два стальных крыла и скорость. Такая, что на решение порой секунды нет.
– Сделайте одолжение, Крестовский, – Лиса сняла очки, потёрла переносицу и взглянула на гостеприимного командира чуть расфокусированным взглядом, – Подержите её у себя, пока мы за ней не вернёмся. А мы вернёмся. Небом связанные своих не бросают.
Она подумала и прибавила, уже чуть мягче:
– Пусть отдохнёт у вас. Будет ей отпуск.