1. Имя, фамилия, известные псевдонимы и прозвища
Шнайзель эль Британия, Второй Принц Шнайзель.
Белый Принц/Хладнокровный стратег.
Шницель.

2. Возраст, дата рождения
27 лет, 12.01.1990 a.t.b

3. Сторона конфликта, профессия
Священная Британская Империя. Профессиональный принц своей страны.
Имел честь представлять отчизну как премьер-министр оной, однако на настоящий момент волей отца лишён права занимать все прежние посты, кроме определённого правом рождения.

4. Личные данные
- Рост: 201 см
- Вес: 95 кг
- Цвет кожи: светлый
- Цвет волос: пшеничный
- Цвет глаз: светло-фиолетовый
- Национальность: британец
- Особые приметы: рост и "о боги, это же Его Высочество Шнайзель!"
- Типичная одежда: фиолетовая туника до колена с широкой оторочкой золотом по чёрному, застёгнутая до уровня ключиц, прикрывающее горло жабо из лёгкой белой ткани, широкий белый пояс с золотой вышивкой, длиннополый мундир своеобразного открытого кроя с бордовой подкладкой и с жёстким и высоким воротником, идентичным по оформлению оторочке на тунике. Полы мундира сзади чёрные с золотом, словно надкрылья крупного жука, на плечах эполеты. Белые перчатки, белые же с золотыми стрелками брюки поверх чёрных глянцевых ботинок с острыми носами.

- Словесный портрет
Высокий и статный мужчина с красивым породистым лицом, Шнайзель явно пошёл ростом в своего отца Чарльза — и даже несколько превзошёл его. Однако при своём крепком и крупном телосложении принц всё равно не столь велик и широк, как девяносто восьмой британский император: в силу возраста молодая гибкость преобладает в нём над массивностью. Облик его преисполнен весомости и спокойного, уверенного величия, полного властной теплоты. Он правитель и предводитель по праву рождения, и подаёт себя соответственно. Жесты его неторопливы, выверенны и несколько театральны в силу умения и постоянной необходимости выступать на публику. Да и весь он небыстр, стабилен и монументален как внутренне, так и внешне. Несмотря на хорошую спортивную подготовку и молниеносную скорость реакции, которую он способен демонстрировать, Шнайзель в своей обстоятельности мраморной плиты производит впечатление человека довольно тяжёлого, неповоротливого. Насколько это обманчиво, со стороны судить сложно: Шнайзель предпочитает не делать лишних движений, оставаясь осью движения мира вокруг себя. Невозможно представить его суетящимся или взволнованным — если такое понятие, как тревога, для него и существует, то оно спрятано слишком глубоко в обволакивающе спокойном взгляде, чтобы это мог заметить кто-либо кроме самых приближённых людей... а, ладно, будем честны: кто-нибудь, кроме графа Мальдини.
Обладатель глубокого, мягкого и очень приятного баритона самых убедительных интонаций, неявно, но крайне настойчиво продавливающих оппонента излагаемой точкой зрения. Внешняя умиротворяющая, несущая отдохновение от тревог и терзаний мягкость, пробуждающая желание если не доверять этому человеку, то как минимум спокойно полагаться на него, сочетается в Шнайзеле с непреклонностью и умением не то что отстаивать свою позицию — но уже даже заявлять о ней так, что редкий человек найдёт в себе силы усомниться и выдвинуться против неё.

5. Характер
Выдержанный, уверенный, стойкий. Его Высочество идеально соответствует представлениям о том, каким должен быть настоящий имперский принц. Влиятельно харизматичен, полон стабильной внутренней энергии, приятен и надёжен в этом, как индикатор 100% зарядки на экране телефона. В своём неизменном спокойствии производит впечатление человека более чем равнодушного и безразличного, однако это неверное суждение: эмоциям Шнайзеля свойственна не яркость проявления, но убедительная глубина, затягивающая в себя похлеще омута. Но чего вы от него не добьётесь точно — так это открытого выражения в свой адрес неприязни, недовольства и раздражения. Даже агрессия слов, облечённая в сарказм — явление исключительного порядка для образцово дипломатичного, великодушного (и равнодушного в этом) принца, обладающего совершенно особым отношением к самой человеческой природе. Осаживать, усмирять и ставить на место он предпочитает иными методами, менее конфликтными, действуя на человека не давлением снаружи, но тонким подёргиванием ниточек изнутри.

Несмотря на нулевой уровень эмпатии (а может, и благодаря ему), буквально всякого человека перед собой он видит открытым, словно рояль со снятой крышкой — и одним верным словом, одним касанием может как задеть нужную струну, так и унять её мятежное дрожание. Стремясь обрести власть в первую очередь над своими собственными чувствами, подчинить их высшей цели и высшей мере, он детально изучил все виды, схемы и паттерны человеческих эмоций, легко просчитывает и понимает их. Уважая силу влияния эмоций на человека и его душевное состояние, Шнайзель вместе с тем не любитель сильных, ярких, волнующих, выводящих из равновесия переживаний. Он стремится создать и сохранить мир спокойствия без душевных терзаний и ярких вспышек разрушительного негатива, мир взаимной, искренней приязни и благоденствия — такой, в каком ему хотелось бы жить, и какой он полагает лучшим миром для существования человека, ни от чего больше так не страдающего, как от собственных же переживаний и чувств. И пробуждать таковые в людях без особой на то необходимости Шнайзель избегает: преисполненный сочувствия, он предпочтёт сберечь покой там, где это возможно, и до последнего избегать причинения кому-либо боли и беспокойства. Но ни чужие, ни тем более свои переживания он никогда не поставит во главу угла, и свою заботу о них не сделает целью — только средством. Предпочитает обходиться мерой слова и договора, но при необходимости, если слова остаются неуслышаны, без колебаний прибегает к методам силового контроля ситуации. Второй принц не приемлет умышленное причинение боли и беспокойства и искренне сожалеет о том, что порой обстоятельства вынуждают его прибегать к подобным мерам и инициировать конфликты. Право карать и миловать не приносит ему ни малейшего удовольствия, даже наоборот — хотя Шнайзель мрачно мирится с этим фактом и не испытывает никаких сомнений в своей правоте: чувства чувствами, а дело должно быть сделано и результат получен.

Одарённый при рождении всеми ключами от жизни и высочайшим положением в обществе, Шнайзель прежде всего прочего стремится к тому, чтобы сохранить и приумножить это благополучие, сберечь данный ему порядок вещей в незыблемом равновесии. Тот порядок, без которого мир для него невозможен — мир, где существует Британская Империя, и где он — принц этой Империи, благородный человек, самой судьбой поставленный быть тем, кто он есть, и не меньше. Шнайзель всецело понимает и принимает ответственность, возложенную на него его правом рождения, ощущает в своих руках вес жизней, которые судьба распорядилась вручить именно ему, а не кому-то другому. Была ли причина именно ему родиться принцем или нет, но с долгом этим, впитавшимся в кровь, он вырос, а значит, обязан соответствовать высочайшей планке. Желание не позволить никакому внешнему или внутреннему врагу разрушить своё настоящее вынуждает принца двигаться вперёд и действовать. Каких же либо амбиций к изменению, расширению и перестройке устоявшегося порядка у нет: Шнайзель всецело удовлетворён своей жизнью и своим местом в ней, предоставляющим его натуре достаточно вызова, чтобы о чём-то либо другом беспокоиться и искать иных "развлечений" и применения себя не приходилось.

Напротив: принц стремится защищать то, что у него есть, именно от чужих непомерных амбиций тех скучающих и неудовлетворённых людей, что готовы в жадности порвать всё на клочки, перемешать и перекроить каждый на свой лад — и ни в чём, кроме разрушения, не преуспевают. Он давно уже понял, насколько переменчивое и ненадёжное явление это — люди, неспособные унять себя и свои желания самостоятельно, не могущие обрести спокойствие и благополучие иначе, нежели оно будет навязано им в форме чистого закона, стоящего недостижимо выше их полной смятения натуры. Закона, единственно в котором они видят своё спасение от собственного же хаоса и раздора, закона, подчинения которому они ищут ради спокойствия и равенства, закона, способного ограничить, уравновесить и направить, задать их импульсивной сути нужный темп. Но Шнайзель не испытывает к людям нелюбви или презрения — нет, ничуть; несомненно, изначальная человеческая природа неприглядна, хаотична в своей эмоциональности — но к этой природе он прежде всего иного испытывает сочувствие, проникнутое снисходительной заботой сильного о слабом и неразумном, заботой родителя о ребёнке (что, пожалуй, и является одной из ключевых основ его неизменной великодушной дипломатичности). Всякий человек превыше прочего желает не только достигнуть благоденствия, но и не стать при этом жертвой другого человека, не быть той головой, по которой пройдут. И если человек сам не в состоянии создать и защитить для себя этот баланс... что ж, он, Шнайзель, станет той опорой закона, что удержит в узде чужие волнения, успокоит своей рукой их страх и горе, толкающие к беспорядку и смятению.

Возвращаясь к уже упомянутому факту отсутствия в его характере амбициозности, стоит отметить и то, что при всём своём великодушном стремлении быть вышестоящим защитником, при том, какую невероятную прорву работы он осуществляет ради этого, Шнайзель не тщеславен и не алчет почёта за свои деяния. Не желает уже по той простой причине, что бытие имперским принцем — почётно уже само по себе, и статус этот утверждён за ним самим фактом существования системы под названием "Священная Британская Империя", а не мерой лобызания пяток нижестоящими. Шнайзель не стремится сиять во главе всея, как звезда, насаженная на верхушку ёлки, не горит идеей захватить трон и узурпировать власть, не имеет мечты быть единственным правителем, славящим имя своё во веки веков. Ему это не нужно, и всё равно, кто стоит у власти: если надо, он встанет там сам и придержит руль, если нет — позволит кому-то другому, лишь бы этот кто-то хотя бы не мешал ему исполнять его долг и действовать.. а в идеале бы ещё и послужил на пользу таковому действию. Но в реальности всё далеко не так ровно и просто, как ему хотелось бы. Печальное безволие и полная никчёмность Первого принца Одиссея вызывает у Шнайзеля почти что даже искреннее сожаление к бедной духом натуре брата. Но Первый принц — удобная ширмочка, которую легко отодвинуть, хорошая карта, сама идущая в руку (пожалуй, только поэтому Одиссей до сих пор жив). Куда проблемнее то, что Его Величество Император, лицо высшего порядка, увлечён вопросами отнюдь не земного мира, и чем дальше, тем сильнее. И хотя с принятыми на свои плечи заботами Шнайзель справляется легко, тот факт, что высочайшую голову системы обуревают стремления малопонятные и оттого неконтролируемые, существенно беспокоит его. Вопрос разумности сохранения действующей власти уже приличное время стоит для Шнайзеля ребром... но об этом не сейчас.

Стоять на защите Империи для принца Шнайзеля — по сути, прямое следствие нормального человеческого инстинкта самосохранения: кто он такой, Шнайзель эль Британия, вне рамок и правил существования СБИ? Если Империя будет разрушена, то что останется от него, принца, в чём будет его смысл? Даже он сам не может дать себе ответа на этот вопрос — довольно болезненный для осмысления, надо сказать. Посвятив себя системе всецело и искреннее, для себя лично он не оставил практически ничего. С малых лет отягощенный внушаемым ему чувством долга и осознанием возвышенности своего положения, собственную человечность в нормальном её понимании Шнайзель оставляет плестись где-то далеко в хвосте. Эгоистичными стремлениями, надеждами, желаниями и многими иными качествами, делающими человека человеком, он привычно пренебрегает — убеждая себя в абсолютной их неважности, ставя абстрактное всеобщее благо намного выше блага отдельного человека (в первую очередь — своего). Люди рождаются и умирают, уходят и появляются, незаменимых нет. Иронично, но система, существующая для блага людей, на этих же людей и опирается как на главный ресурс своего существования — и ни сам принц, ни его приближённые в этом ничем не отличаются от рядовых граждан. Рано или поздно система поглотит и их, чтобы дать остальным жизнь и опору. Поэтому смерть, своя или чужая, не беспокоит Шнайзеля, и хотя он не сделает ни единого лишнего шага ей навстречу, но принять готов всегда — и с лёгкой душой. У него нет ничего, чего он ещё не успел сделать или достигнуть (а чего достигать, если у тебя и так есть всё и даже больше, чем тебе бы хотелось?), он свободен от ожиданий, будущее его не манит и не тревожит, и наступление завтрашнего дня не несёт ничего, кроме новых опасностей и испытаний. Подавляя свою личность неимоверной массой надстроек, долженствований и ориентиров, заимствованных извне, Шнайзель не ценит собственного существования — однако жизнь ставит его перед фактом неслагаемых обязательств, и это положение дел второй принц, не споря, принимает.

Другим столпом его существования помимо стремления сохранять и оберегать, является познание. Шнайзель впитывает знания о мире, как губка, со всех сторон, порой даже оттуда, откуда бы никто не додумался — но при этом уверенно расставляет источники в порядке авторитетности и отлично разбирается в качестве полученной информации. Тем не менее, все его суждения основаны не столько на нахождении и создании чего-либо нового, сколько на грамотном сочетании и использовании фрагментов существующего знания. Информация — ценнейший из ресурсов, и прежде, чем принять какое-либо решение или совершить действие, Шнайзель предпочтёт собрать все сведения, какие только возможно. Порой это стремление к получению фактов знания оборачивается крайне рискованными решениями и дерзкими поступками — ничего импульсивного и необдуманного, однако всё упирается в вопрос ценности конкретной информации: бывает и такая, за которую Шнайзель ничем бы не поскупился пожертвовать. По этой же причине он неизменно интересуется мнениями и точками зрения доверенных людей вокруг себя, используя те по своему уразумению. Мало что приносит такое удовольствие, как наконец обретённое понимание схемы и ситуации.

Из-за этих самых схем, на которые он раскладывает для себя реальность, мир становится прост, понятен — и скучен в своей предсказуемости. Поэтому особенное внимание Шнайзеля всегда привлекают явления, события и люди, выбивающиеся из основной схемы, вещи, для постижения и контроля которых требуются шаги и меры более существенные, нежели универсальные правила, безотказные для большинства — те, для каких придётся разработать особую схему либо и вовсе каждый раз сооружать новую. Если говорить о людях, то это, как правило, те, кто чаще слушаются головы, нежели сердца — потому что методами побуждать и направлять все хаотичные по своей природе чувственные переживания других людей Шнайзель давно овладел, и любую мало-мальскую подверженность противника эмоциям в два счёта обратит себе на пользу. Так второй принц, сам экспериментатор и естествоиспытатель по натуре, находит некое подобие общего рабочего языка с графом Асплундом — с той лишь разницей, что область приложения его пытливости иная: люди, а не технические схемы. И так единственным его приближённым был и остаётся остаётся граф Канон Мальдини — единственный на памяти принца человек, чья лёгкость в выражении чувств подобна в простоте и чистоте своей беспечному воздушному змею, взмывающему в небо так же невесомо и стремительно, как и возвращающемуся к ней на поводу нити, зажатой в уверенной руке. Человек, столь же неподвластный своим переживаниям, насколько и свободный в них, неизменно вызывает к себе самое уверенное расположение. Сам Шнайзель управлять своими эмоциями так и не научился — только лишь задавливать их на корню, обесценивать — и затем лишь изображать те, какие будут наиболее уместны в ситуации и полезны его далеко идущим целям.

Отдельной строкой стоит выделить также отношение Шнайзеля к его родственникам, братьям и сёстрам, коих у него несказанное множество. Определённо, те, кто связан с ним кровью, пользуются особым расположением и вниманием второго принца — как нечто, данное ему по факту существования и в том нерушимое. Однако наиболее существенный вклад в это отношение вкладывает сама высочайшая социальная значимость императорской семьи — родственники для него, помимо дорогих сердцу личностей, ещё и набор отмычек к некоторым достижениям, которые Шнайзель не гнушается использовать. Ничего нового: ни одна личность никогда не была и не будет важнее нации или всего рода человеческого; здесь Шнайзель меряет всё количеством, а не качеством. Это же отношение сполна ощущают на себе все придворные дамы, в которым так или иначе оказывается приковано внимание принца: несмотря на то, что в разное время его неоднократно видели в компании самых разных красавиц высокого положения, легко поддающихся его властному очарованию, ни одна из них пока так и не была предъявлена обществу даже как его спутница на официальном приёме, где он появляется исключительно в деловой компании своего адъютанта, не говоря уже о каком-либо более существенном статусе. Не похоже, чтобы в этом отношении к женщинам Шнайзель хоть в чём-то отличается от своего отца, аналогично пользовавшегося расположением многих — разве что в том, что детей он пока заводить не торопится.

6. Основные навыки
- Бытовые навыки
Крайне умеренные: никогда не приходилось ни готовить, ни стирать, ни убирать — представляет себе всё это в теории, но практики на счету минимум. Тем не менее, в материальном мире Шнайзель чувствует себя крайне уверенно: и сам не пропадёт, и другому не даст, что было не единожды им показано во время обучения в академии. Легко берётся за работу руками, где это необходимо — но без таковой необходимости великодушно представляет право суетиться слугам.

- Боевые навыки
Хорошая спортивная подготовка, уверенная меткость стрельбы, боевое пилотирование — хотя всё это на уровне лидера, а не солдата. Шнайзель не тот, кто будет сражаться самостоятельно, он предпочтёт отдать приказ.

- Профессиональные навыки
Знание дипломатии, психологии, политики, культуры, экономики и менеджмента, военной тактики и стратегии, а также многого иного, чего требовало от него сначала положение в обществе, а после должность премьер-министра и командующего.

- Знание языков
Полный спектр необходимых для уверенного ведения дипломатии и политики с ключевыми странами. Постоянно совершенствуется в этом, поскольку язык и историю вероятного противника нужно знать, а переводчик — лишнее звено в системе.

- Особые навыки
Непрошибаемая комбинация ума, интеллигентного величия и харизмы.

7. Имущество и оружие
- Личные вещи, которые вы носите с собой
Государственная тайна невидимых карманов принца.

- Недвижимость
Поместье с многокилометровой садово-парковой территорией и полями для верховых прогулок (соответственно, и конюшня в приличное число голов как верховых, так и упряжных лошадей), личный автопарк (несколько стандартных городских автомобилей категории VIP, спорткары, внедорожники), вертолёт, несколько домов и пентхаусов в разных районах столицы, а также уединенный дом на закрытой лесной территории в северных горах — наверное, проще сказать, что у него пока нет личной Империи, а во всём остальном — принцу ли по долгу и статусу ограничивать себя в каких-либо нуждах и выгодных вложениях?..

- Оружие
Пистолет во внутреннем нагрудном кармане мундира. Упс, один из карманов разоблачили.

8. Биография
× рождён быть вторым в линии наследования принцем Британской императорской семьи, на шесть лет младше первого принца Одиссея;
× но настоящим принцем мало родиться — принцем нужно стать, это серьёзный вызов, брошенный человеку судьбой... так, во всяком случае, его наставляли в детстве;
× обучался в элитной академии Northern Bulliac, в старших классах которой и познакомился с Каноном Мальдини, ныне графом Британской империи, персональным адъютантом Его Высочества и единственным доверенным человеком;
× несмотря на то, что какое-то время был капитаном гвардии, в итоге пошёл по пути политики, а не военного искусства, и получил должность премьер-министра Империи, в которой добился впечатляющих успехов преимущественно мирными дипломатическими путями;
× в основном политический курс Британской Империи прокладывал, осуществлял и поддерживал именно он, с позволения и в соответствии с повелениями отца, ввиду прискорбного безволия принца короны Одиссея;
× однако излишний интерес к Культу Гиасса и близкое знакомство с таковым стали причиной того, что прежде снисходительное отношение Императора к успехам Шнайзеля в корне переменилось: что-то в действиях второго принца было воспринято Чарльзом как угроза, которую Император — по своей воле или чужой необходимости? — предпочёл устранить;
× что именно это было и как долго над ним будут насмехаться, выставляя козлом отпущения для нации, снятому с должности и сосланному в своё поместье второму принцу ещё только предстоит понять;

9. Связь с вами

10. Планы на игру
По обстоятельствам: вероятнее всего, продолжать играть роль покорного и уважительного слуги Императора, а под прикрытием какой-либо иной, не связанной с политикой деятельности докопаться наконец до правды о Культе и меры вовлечённости в него Императора; выяснить, куда может завести страну это его увлечение мистическими силами и предпринять соответствующие действия по защите устоявшегося режима.