Постоянный шум вокруг утомлял.

Сузаку не понимал, зачем его сюда позвали – он был лишним, откровенно лишним на корабле. Загнанный зверь, неспособный даже броситься в последний самоубийственный прыжок.

Принц радовался своей свадьбе, а японец не мог на это смотреть – перед глазами стояли лица тех, кого он не смог спасти. Профессор Академии Эшфорд, семьдесят два ребенка с конференции – он так и не узнал их имен, но они преследовали его и во снах, и наяву.

И Наннали. Наннали, отданная в руки старику, выданная за него замуж. Теперь-то стало ясно, почему так дрожала принцесса при прощании, почему так напрягся Сузаку – реальность оказалась не сильно хуже того, что подсказывало японцу его чутье. А теперь Наннали продана в Африку, а отпустивший ее Ренли веселился на собственной свадьбе. Зверь рвался в душе Сузаку, требуя воли – и крови тех, кто не позволил ему уберечь подругу детства. Но лишь бессильно сжимались кулаки да вздымались в ярости плечи, ведь виноват был он сам.

Не смог. Не хватило сил.

Непростительно.

Спрятался в коридорах под палубой, не в силах больше смотреть на счастливые лица. Там, наверху, были Юфемия и Наннали, и Сузаку избегал их, пусть и не отдавая себе в этом отчета. Он не смог защитить одну из них, и лишь уверился, что не достоин другой. Закрывая глаза, он вспоминал непонимание на лице Юфи, ее упрямый, открытый взгляд и застывшую в ее глазах обиду – это ранило даже больнее, чем собственное бессилие.

Не оправдал надежд.

Недопустимо.

Прижался спиной к стене, теряя реальность во мраке подсобного коридора, а ладонь тяготил маленький крылатый меч, знак рыцарства и позора, хранящий в себе всю глубину разочарования Юфемии и память о той встрече на улицах Нео-Токио и о том разговоре в кабинете. И ни разу, ничего он не смог сделать без ошибки.

Сколько раз он еще будет причинять боль хорошим и дорогим ему людям, прежде чем запомнит прописную истину: не ломать то, что любишь. Не прикасаться.

Майор теребит воротник – вокруг вдруг стало тесно, совсем как тогда… Закрывает глаза, не в силах больше бежать от воспоминаний, накатывающих удушливой волной.

А когда вновь открывает – перед ним уже стоит его принцесса. Вокруг темно, и едва-едва удается различить ее немного растерянный, но настойчивый взгляд, и Сузаку склоняется в поклоне.

– Ваше Высочество, – голос хриплый, сбившийся. Кажется, он и вовсе начал забывать, как разговаривать не через динамики в найтмере, и любая фраза кажется отрывистой, по-военному резкой и пустой, без единого оттенка эмоции.

«Вам следует вернуться на палубу», – думает он. Ей не следовало вообще спускаться сюда, во тьму, где за углом притаился раненый, обессилевший зверь. Остался лишь один рывок, забирающий последние силы – разомкнуть ладонь, сжавшуюся поверх знака и вернуть его принцессе Юфемии.

Не смотреть, чтобы не увидеть ее разочарования и печали. Не поднимать взгляда, чтобы не потерять решимости. Вкладывая крылатый меч в тонкую, нежную ладонь принцессы, он мысленно прощается – безмолвно прощается и просит прощения, на которое он не имеет права.

– Спасибо, – выдыхает в поклоне, чувствуя, как набирает силу зверь внутри. Он будет ненавидеть себя за это всю оставшуюся жизнь – за то, что не справился, что подвел ее, что не будет с ней рядом, когда она построит свой светлый мир.

Она чиста – слишком чиста, и, кажется, что даже его осторожное касание пачкает руки Юфемии в крови его жертв и всех тех, кого он не спас. Он не омрачит ее путь, не посмеет, но всегда будет издалека следить за ее успехами.

«Спасибо», – снова, уже без слов. – «Прощай, Юфи».

Завтра он попросит перевода в другой сектор, чтобы не причинять своей принцессе еще больше боли.

Не справился, не справился. Снова и снова.

Никчемен.