«-Пятьдесят три минуты, я спал всего пятьдесят три минуты, и ради чего? Ради пленного? Ах как было бы хорошо если бы он знал хоть что-нибудь полезное, хоть что-нибудь из-за чего стоило меня будить. Ведь есть же правила если новости хорошие-не будить, а будить если плохие.»
Так и шел полковник, мысленно проклиная всех окружающих его офицеров, проклиная британцев, проклиная войну, проклиная все, что попадалось на глаза. Обычно он стойко переносил любые невзгоды и  молодой энергичный организм был приучен спать не более четырех часов в день, но последнее время сон стал роскошью недоступной, а иногда даже запретной.  Переводчик, шедший немного позади, понял по настроению своего командира, что надо будет быть предельно точным в своей работе и не пытаться скрасить труднопереводимые языковые фигуры, которыми Артуа был так знаменит в разговоре со всеми, на кого не хотел произвести положительное впечатление.  И вот быстрым и ровным шагом Арториас вошел в комнату местного строения, где был размещен пленный ожидавший  того что его передадут разведке. Проблема была в том, что разведка была далеко, и ни в одиноком домике посреди расположение кавалерийского полка никто не собирался помогать или заступаться за выжившего. Арториас сел напротив него,  небрежно положив свою фуражку на стол , переводчик  встал по правую руку от полковника. Последний окинул своим  предельно сосредоточенным взглядом пленного. Парень был немногим моложе его самого, их можно было бы посчитать за ровесников, если бы не шрам на лице Артоираса и пара  засечек морщин на лбу.
-Лейтенант Луа, спросите  у него звание и имя, спросите понимает ли он, где и зачем находится, и если понимает, то согласен ли он сотрудничать добровольно.
Луа сделал один вдох и один выдох, после чего все перевел,  говорил он почти без акцента, но периодически то тут, то там  в его речи светилась задняя французская «р»

Арториас со спокойным выражением лица дослушал сперва то, что сказал пленный, а потом то, что ему перевели. Правда, перевод действительно не был особенно полезным.  Полковник задумался буквально на секунду, а затем предал своему лицу настолько надменный вид, насколько это позволяла мимика. Он взглянул на пленника, всем своим видом выражая пренебрежение и насмешку над ним:
-Я смотрю в британской армии так и поступают с пленными-  беспорядочно и беспричинно их расстреливают. Или из ваших слов следует, что  на вашей совести имеются преступления против человечности и, что самое важное против чести за которые полевой суд может приговорить вас к расстрелу? Хотя о чем я спрашиваю, вы же простой британский солдат, они то как раз известны своими преступлениями против чести и привычками к самосуду. А также всяким отсутствием вежливости ибо даже не способны представится. Может вы просто совершили так много грехов,что боитесь назвать своё имя, укутанное мраком позора и опозорить своё звание?
Полковник не был сторонником  беспричинной жестокости, хотя не исключал возможности её применения в данном случае. И все же он надеялся выведать хитростью все, что  только можно было. Поэтому полковник вспомнил себя в его возрасте и решил надавить  на гордость, которая по слухам у британцев была самым больным местом. Луа , услышав слова своего начальника также презрительно  ухмыльнулся, хотя более из искренности нежели понимая ход мыслей руководства.

Лейтенант Луа сразу  стал серьезным, он очень осторожно перевел все что услышал, лишь заметив, что пленный использовал брань. Затем он перевел полковнику все дословно, когда тот весьма строго взглянул на него и потребовал точный перевод.
«-Эх прошли времена когда весь мир говорил по французский, а я эти времена не застал»
С сожалением подумал Артуа после чего взглянул в глаза пленнику. Он постарался воспроизвести тот самый взгляд Императора Наполеона, о котором в мемуарах писали маршалы и генералы, взгляд который ставил человека на место и заставлял ощущать себя ничтожным. Нет Арториас не рассчитывал на то что уже добился того же величия что и его кумир, на самом деле он даже не рассчитывал на то что сломить таким простым образом волю юноши, сидящего перед ним. Полковник даже подозревал, что скорее всего пленник не то что не испугается а возгордится тем, что не боится такого напыщенного французского офицера.  Артуа отмерил пять секунд казавшиеся вечностью, по его расчету достаточное время, чтобы начать надумывать себе в голове что-нибудь и резко дернул рукой стол в право, вскочил и нагой вытащил за ножку стул из-под пленника. Арториас наклонил голову над пленником и своей парадной саблей в ножнах, с которой он почти никогда не расставался, считая её обязательным признаком кавалериста,  ткнул в туда, где увидел бинты.  Да, его реакция на оскорбление весьма впечатлила Арториаса, и это стало роком юноши. Ведь как и все талантливые офицеры, Артуа старался всегда поставить себя на место неприятеля и действовать с наибольшей выгодой для себя. Поэтому Артуа посчитал что его план был раскушен и что противник, готов меряться  силой умов, но как один из преподавателей Арториаса в Сен-Сире по риторике  говорил:- «Там где дипломаты не приносят мира, его могут принести танки».
-С чего ты взял, что я тебе не знаю? Ты даже отказываешься представится, когда с тобой говорят как с равным, это значит что из нас двоих плебей ты, а не я. Да не просто плебей, ты грубиян и гордец.  Ты просто раб кучки аристократов, которые решили что могут распоряжаться чужими жизнями всех людей, на всей планете.  Раб, который горд тем что им помыкают? А может ты сам Аристократ, аристократ забывший в своём самолюбии правила приличия?
Луа сам был испуган выходкой полковника, хотя знал, что его командир человек не прост импульсивный, а заслуживший славу  в полку и за его пределами, славу того кто готов приложить любые усилия для достижения любой цели. Поэтому он начал весьма быстро переводить говоря почти сразу за Артуа из за чего их голоса слегка сливались. Но стоит отдать ему честь он не потерял в точности перевода, да и Артоирас вспомнил, что надо делать паузы. Полковник наклонился ниже к пленнику.
-Будь ты раб или рабовладелец, но на земле свободных людей ты обязан уважать наши традиции и законы. И первым делом ты должен представится. Так что давай говори « Я такой-то такой-то, чин, часть в которой состою, рад с вами познакомится, господин полковник»
И Арториас с этими словами сильнее надавил на ножны.

-О, конечно. Я полковник Артуа, рад знакомству, думаю, сегодняшней чудесной ночью я много чего нового о тебе узнаю, Уорент-офицер 2-ого класса Вилфорд.
Ухмыляясь сказал Артуа сразу после того как Луа ему все перевел. Арториас рукой остановил лейтенанта, который уже было открыл рот, чтобы перевести эту фразу. Арториас не знал английского, но был достаточно эрудирован чтобы понять что слово полковник на обоих языках  звучит одинаков*, и считал что его пленник должен быть достаточно умен чтобы понять, что следующее слово за званием естественно было фамилией. Он перестал давить саблей на рану, но  не убирал её с тела пленника.
-Поговорим о насущном, мёсьё Вилфорд, мы с вами оба солдаты и прекрасно знакомы с особенностями службы, я понимаю, что спрашивать у тебя такие вещи как численность каждого формирования, и планы принца Шнайзеля на них, с другой стороны ты должен понимать, что меня не особо интересуют друзья твоего детства и оценки по физике и литературе, а также музыкальные предпочтения. Тем не менее некоторые вещи ты мне можешь сообщить  и если ты это сделаешь то я позабочусь о том, чтобы тебе принесли поесть что-нибудь кроме баланды, а также постараюсь поставить твою фамилию среди первых в списке на обмен пленными.
Полковник дождался момента, когда Луа переведет последнюю фразу и слегка улыбнулся пленнику, так как если бы они говорили о погоде и тот отпустил какую-нибудь глупую и очевидную шутку.
-Поверь мне ты не хочешь, чтобы я показал тебе всю широту своих полномочий, если ты не захочешь со мной сотрудничать. Сейчас я бы хотел, чтобы ты сообщил мне все частоты и шифры о которых знаешь, все координатные сетки которые используются,  был ли спущен приказ о резервном плане в случае неудачи прорыва, если да, то какой? Какие были инструкции на счет  экстренной эвакуации, как и в каких условиях она должна проходить? В Каком порядке?  Офицеры, которые сейчас у руля?

*le colonel и a colonel почти полностью созвучны и полностью идентичны при письме

-Putin de merde!*
Арториас злобно вскрикнул и  резко отошел от пленника  и тут же  развернулся к нему. Он искал своим полыхающим яростью взором встречи с глазами уорент-офицера. Луа кашлянул, давая понять Вилфорду, что не собирается это переводить. И выжидающе взглянул на полковника. И снова слегка заволновался, ибо Артоирас вскипел.
-Ты думаешь ты тут храбрый? Ты думаешь ты тут самый умный? Видишь эту здоровенную штуковину на моей скуле?  Мой гребанный  ванзер разорвало к чертям, когда я выполнял приказ! Я знаю  уж точно не меньше тебя о том, как выполняют приказы, уж поверь! И ты знаешь я бы действительно решил, что ты не знаешь ничего из того что я тебя спросил, если бы мы были веке девятнадцатом. Сейчас даже таким «простым исполнителям приказов» даются рации чтобы они могли доложить какому-нибудь младшему офицеру с картой, а тот в свою очередь скажет другому «простому исполнителю» чтобы тот вызвал огненный дождь дивизионной артиллерии на тот или иной квадрат, также зашифрованный на понятном для всех «простых исполнителей приказов» языке!
Артуа снова уперся ножнами в рану, но на этот раз он навалился на саблю частью своего веса.
-Решил, что раз я с тобой по вежливому начал, раз я готов тебе содействовать тут, то я к тебе жалость что-ли проявляю? Ты когда на войну шел о чем вообще думал, думал ты тебе везде будут девки в руки падать с улыбками и цветами, и кричать «мой завоеватель»? Мы профессиональные солдаты, а не герои киноленты, мы наносим людям добро и причиняем им справедливость, независимо от того против кого воюем! Причиняем так много добра и справедливости, что эта энергия дружбы и любви сжигает поселки и равняет с землей города!  И это наша ремесло, мы сидим за пулеметами и подносим новые ленты стрелку, а там вдалеке Джоны, Гансы, Жаны, Иваны, Ли у них там любовь, мечты и будущее и вот все это превращается просто в кучу мяса наваленного перед  УР’ом. Ты просто низкоквалифицированный оператор по обслуживанию своего оружия! А я начальник смены на конвейере по производству вдов и сирот. Но если ты будешь продолжать корчить из себя  героя киноленты, то я сломаю твою жизнь. Вслушайся! Сломаю! Твою! Жизнь! Я Искалечу тебя, искалечу так что сама жизнь потеряет для тебя смысл. И причиню тебе столько боли, что после неё твои органы чувств перестанут воспринимать что либо еще! Поэтому ты скажешь мне все, еще раз, все! Даже если все что ты знаешь это имя твоего непосредственного начальника и частота на которой ты с ним связываешься! Есть протоколы которые предписывают алгоритм связи, если ты остался в тылу вражеской территории! Кроме этого я хочу знать абсолютно все, что знаешь ты! Или я просто не дам тебе второго шанса сказать.
И тут Артуа надавил еще сильнее.
-Я просто не дам тебе второго шанса, я буду  превращать тебя из человека в бесформенный комок мяса оставляя в тебе ровно столько жизни и сознания чтобы ты мог прочувствовать весь ужас и всю ту боль, которую я тебе причиню.
В этот раз даже Луа начал побаиваться своего командира, а посему его перевод приобрел еще более эмоциональный оттенок. Ведь кто его знает, полковник действительно выжил после тяжелого ранения, действительно всегда исполнял приказы любой ценой и не считался ни с чем. Что касается самого Артуа, то тут все было проще. Он действовал по старому принципу обозначенному еще Наполеоном:-«Пусть они считают меня ужасным человеком, это избавляет меня от надобности быть таким».  Христианская философия Арториаса не вступала в конфликт с его философией воина, когда дело касалось честного поединка. Но сейчас Артуа знал, что, несмотря на все что он сейчас сказал, несмотря на количество уничтоженных жизней в боевых условиях, искалечить и оставить при этом в живых этого юношу он не сможет. Это было слишком даже для него. И именно поэтому он сейчас почти кричал в ярости, а его глаза полыхали огнем решительности. Именно поэтому он давил с такой силой вовсе не боясь вскрыть рану, чтобы у парня не возникло сомнений в том что лагерь для военно-пленных , где он спокойно будет дожидаться обмена и пути на родину, будет раем в сравнении с тем что ему обещали за строение из себя героя. Он мог действительно ничего не знать, но Артуа хотел выбить хотя бы какие-нибудь повседневные детали. Хоть какие-то сведения станут ему тем самым узлом с которого начнется распутывание клубка  информации в штабах.
*труднопереводимая жаргонная фраза (фр.)

Артуа перестал давить, встал прямо и пару секунд глядел на своё импровизированное оружие пытки. Луа тем временем перевел все сказанное британцем, а когда он закончил повисла мёртвая тишина. Секунда шла за секундой, но полковник размышлял.   Наконец после еще нескольких бесконечно долгих секунд  Арториас произнес.
-Через несколько часов приедут ребята ответственные за пленных, я предоставлю им раппорт в котором совру, что ты добровольно и самостоятельно согласился сотрудничать, далее сообщу правду, что ты ничего толком не знал, кроме имени непосредственного командира. По прибытию в лагерь, офицер который вас всех перевозит вручит это коменданту, скорее всего они вызовут тебя на очную ставку, но с моей бумагой. От тебя требуется быть сразу вежливым и послушным, скажешь им сразу тоже самое, что и мне сейчас рассказал. Не строй из себя героя даже наоборот, не упоминай про то, что ты товарища спас. Скажи что тебя ранило в бою и взяли тебя без сознания. Всякую браваду замени фразой о том, что ты хочешь домой. Так ты будешь на виду у начальства и тебя внесут в список одним из первых, ибо сразу поймут что держать тебя нет смысла. Как только состоится обмен пленными, а по старой рыцарской традиции многих столетий франко-британских войн после очередной нашей победы, мы  обмениваем пленных, тебя сразу отправят на родину, не знаю призывник ты или доброволец, но постарайся больше не попадать на фронт, выбей там справу о том, что у тебя серьезное ранение или ты единственный кормилец в семье, я не знаю.
Артуа, всегда держал своё слово, ибо его понятие слова честь, было одной из причин его гордости и самомнения, а такие вещи мотивируют лучше чем любая санкция совести и морали. Так, что он молча развернулся и вышел из комнаты. Ему хотелось поскорее закончить с этим делом, написать раппорт, и поспать еще. Ведь солдатский век так короток и не определён, сегодня в плену британский юноша, а завтра- французский полковник. Вдруг это последняя ночь, в которую он сможет спокойно поспать.