Перед дверью классной комнаты Милли стоит уже четыре минуты двенадцать секунд – надо было ровно за пять минут до конца пары. Облокотившись о стену, блондинка думает о том, в какой цвет стоит перекрасить стены в следующем году – ей давно понятно, что атмосферу в Академии нужно немного обновить. Разумеется, просто потому, что школе нужен легкий ремонт, а вовсе не в силу других причин, требующих нового начала; во всяком случае, именно на этом варианте Милли будет настаивать, раздавая ученикам краску и валики. «Президент, вы дура», - хотел бы сказать Лелуш, но вместо него кивнула бы Наннали; «Президент, вы уверены?», - следом за невысказанными мыслями вице-президента осведомилась бы Нина. Осведомилась бы, да. Обязательно осведомилась бы…
Звонок слышится ровно в срок – в ее школе все без сбоев, и Милли отходит от двери на восемь шагов назад. Ровно так. И с первым выскочившем из двери комнаты учеником начинает двигаться в сторону класса, случайно прохаживаясь по коридорам – она тоже после урока. И, как она и ожидает, Рианнон появляется из дверей одна из первых. Почему Милли ждет именно ее? Потому что Милли именно та королева, которая следит за своими владениями с особой тщательностью. Милли, возможно, в своем навыке присутствия немножко сверхъестественна – да-да, все знают, что президент заботится  обо всех и как супер-герой появляется там, где больше всего нужна.
Однако нет – глупая ложь, работающая репутация. Не Милли нужна Рианнон, Рианнон нужна Милли. Для дружеской беседы? Какая глупость, хотя блондинка уже успела заметить состояние ирландки и, конечно, поспешит ее поддержать; Рианнон, по правде, нужна Милли для ответов на вопросы. Пока что, делая свои восемь шагов, Эшфорд только предполагает, только догадывается – Рианнон замешана, Рианнон знает. И Милли хочет убедиться, хочет подтвердить; она не будет искать Нину, но она будет знать наверняка, что с ней стряслось.
Бравая вояка появляется в дверях, и аристократка вскидывает белую руку, во всю размахивая для приветствия.
- Ри-котик, вот так встреча! – Подобно урагану, девушка кидается на настигнутую жертву, хотя прекрасно видит, что жертве совсем не до внешних хищников – она одержима внутренними. Мгновение спустя высокая девушка уже висит на крепких плечах рядовой студентки и ухмыляется своей хитрой, кошачьей ухмылкой. – И чего ты такая хмурая? – Игнорировать очевидное просто абсурдно, поэтому Милли решает на этом играть. – Последний урок – радоваться надо. Все абсолютно счастливы. – Они идут по коридорам, и Эшфорд кивает на пробегающих мимо студентов. Один из второгодок кричит ей что-то про ее новую юбку, и Милли благосклонно кивает, посылая воздушный поцелуй. Разве новая? Должно быть. Плечо ее собеседницы подрагивает под ее ладонью – то ли от напряжения, ведь Милли практически повисла на ней, то ли от внутреннего раздражения. – И ты должна быть – ты ж недавно вернулась после своего отсутствия, пусть и не такого уж долгого… - Президент останавливается на мгновение, чтобы дать подумать – только секунда на намек. Раз Миссисипи, два Миссисипи… - Видишь, все как обычно, - тычет она пальцем в сторону перекидывающих мяч студентов на лужайке за окном – усугубляет, ранит, подготавливает и готовится сама. Но нужно еще преодолеть заполненный студентами коридор; люди – нигде от них спасения. - Так что улыбайся, - и дотрагивается кончиком пальца до щеки собеседницы.

Освобожденные наконец-то от уроков, выпушенные на волю, студенты проносятся мимо двух девушек со скоростью звука, осторожно обтекают любимого президента и ее собеседницу. Милли и Рианнон стоят в центре движущейся массы, застывшие, словно для них время остановилось. Милли боковым зрением видит остальной, цветной мир за окном, а перед собой – черно-белую Рианнон. И в стекле – такую же не цветную себя. Поблекшие. Ну почему все опять должно быть так сложно?
- Я... Я там была. В Центре культурного развития молодежи. – Милли издает непонятный звук, похожий на раздраженное цоканье-фырканье; мир отмирает, двое начинают снова двигаться по коридору в ту сторону, где уже практически не осталось студентов, откуда те пытаются сбежать. Президент хранит молчание, движения ее привычно грациозны, лицо – неожиданно расслабленно. Она ожидала подобное признание и, кажется, вообще не планирует на него отвечать, как будто не услышала или решила проигнорировать. Как будто не было веселого щебетания две минуты назад.
На очередном повороте ее приветливая рука соскальзывает с плеча спутницы и неожиданно жестко упирается той в ребра, заталкивая в пустующий класс химии. Бесконечные склянки с реагентами слабо поблескивают в лучах энергосберегающих ламп, и в классной комнате пахнет хлором и немного - серой. Не лучшее сочетание для больной головы Милли. И блондинка тоже меняется вслед за переменой помещения: черты лица заостряются, она становится необыкновенно сосредоточенной, жесткой, как запах хлорки. Она кажется той, кто способен сейчас смешать что-нибудь в пузырьках и взорвать класс ко всем чертям.
- Я догадывалась, - голос ее звучит неприятно, как будто кто-то заворачивает разбитое стекло в дешевую фольгу и шуршит изо всей силы. Милли раздражена, Милли злится. Милли смотрит на собеседницу как-то расстроенно, словно она ожидала от нее гораздо большего – разочаровано. – Ты знаешь что-нибудь? – Эшфорд вот знает, что они проводят официальное расследование. Проводят с момента теракта. Боже, как же она их ненавидит. Их, себя; Господи, да разве есть разница – целый мир! Вселенная, способная на подобное, вызывает у нее отвращение. И Милли даже не в силах злиться отдельно на террористов, потому что понимает: на каждое действие есть противодействие, и терроризм – всего лишь одна из мер.
Собственно, Милли едва ли имеет право спрашивать подобное. А Рианнон едва ли имеет право отвечать. А теперь, возможно, не имеет и желания. Ей ничего не стоит уйти – она сильнее. Но у Милли такие холодные голубые глаза – холоднее, чем обычно. А О’Нил, кажется, только и ждет, кому бы исповедоваться. Что ж, сегодня Милли Бог карающий.

Милли наблюдает и ждет – Рианнон не выглядит дезертиром, она собирается рассказать. Но президент отчего-то не слишком счастлива: заставила лишний раз переживать ту, кто и так страдает. Тиран ты, Милли, самый настоящий. И дура, если считаешь, что никто этого не видит. Тебя раскроют однажды, и все твои улыбки не уберегут твою голову от плахи, Антуанетта.
- Да, - твердо отзывается Ри на ее жесткость. Милли отрывается от своих мыслей и вся обращается вслух – помучаться совестью можно и попозже. - Наннали попросила чтобы меня и Дункана включили в состав отряда - ради Нины, чтобы там были знакомые ей люди. – Наннали. Милая маленькая Наннали. Иногда даже Милли забывает, сколько всего ей довелось пережить. Самое ужасное: лицемерие позволяет Милли делать вид, что она не переживала хотя бы часть этого вместе с британской принцессой. «Президент, а вы знали?!», - разгоряченно, негодующе спрашивает ее кто-то из учеников после визита представителей власти из Пендрагона, и блондинка медленно, печально качает головой – мол, все дедушка. «Неужели и Лелуш тоже?..», - у Ширли круглые, удивленные глаза. «По логике вещей», - безразлично тянет в ответ Милли и разворачивается, чтобы уйти, пробившись через толпу любопытных. А теперь где-то между склянкой с реагентом и подоконником президент решает, что настало время принять приглашение в столицу. Завтра же. Без предупреждения войны.
Едва ли мысли о бедной Нине наводят ее на эти заботливые выводы: ежу ясно, что Эшфорд заботилась о девушке в очках недостаточно, чтобы теперь придаваться печали и унынию. Но достаточно, впрочем, чтобы откинуть сочувствие и постараться что-нибудь сделать. Впрочем, она уже решила, что нужна Наннали, значит, делать придется дистанционно. И по мере того, как Ри продолжает свой рассказ, раскладывая все по полочкам в голове президента, Милли придумывает соответствующие решения. Официальное расследование как обычно – безрезультатно. Да и кто сможет найти тех, кто организовал теракт, чтобы прикрыть похищение? Эта мысль приходит к Милли неоткуда, просто обобщая услышанное. Ведь в обратном нет никакого смысла: для террористов Нина неважна абсолютно, а для людей, терроризмом прикрывающихся – напротив. Но оставить столько жертв ради девочки… Зачем же она им понадобилась? Да, она своего рода гениальная в обращении с формулами и техникой, но лишь в рамках школы: никакого высшего образования, никакого опыта, никаких связей. На это у Милли как раз нет ответа, а преступление без мотива, как известно… Но, возможно, ей есть, у кого спросить о работе технических гениев.
- Но им промыли мозги еще раньше, никто не смог дать данных о заказчике. Понимаешь? – Президент на несколько секунд даже забывает, что находится не одна в классе, медленно поднимает взгляд на О’Нил, на этот раз расслабленный, отвлеченный. - Это тупик... – Не колеблется: делает несколько шагов навстречу, не говоря ни слова, встает совсем вплотную к девушке и ни с того ни с сего заключает ту в объятия, даже глаза прикрывает, как будто так и надо, как будто она всегда собиралась. Поднимает руку к светлым волосам, гладит бравую военную по голове, как мамы утешают детей. От былой морально подавляющей Милли и следа не остается: сюсюкает, баюкает, подбадривает, разрешает чуть-чуть расслабиться и поплакать.
- Бедная моя, - шепчет Милли – богиня милосердная теперь, как будто довольная жертвоприношением. – Тяжело тебе пришлось, да? – Гладит по волосам. Милли, вообще-то, чуточку сильнее физически, чем может показаться, но обычно ей не бывает нужна сила – никто особенно не сопротивляется ее обнимашкам. – Ничего, все позади, мы со всем разберемся. Вместе, да? – Улыбается Чеширским котом; улыбка где-то за плечом Рианнон, та видеть не может, но, вероятно, может чувствовать – у президента такая улыбка, которую можно ощутить, даже не поворачивая головы. Не сказать, что особо добрая…