Стойкий аромат пропитывает комнату, у принцессы кружится голова от крикливой приторности духов императрицы. Всего несколько слов и скользящие взгляды, откровенное презрение — Юфи, конечно же, сама все понимала. Сама сделала выводы, внимательно выслушав сказанное. Сама — поступила неправильно и опозорила приставку к имени. Даже не своё имя, а приставку — дорогую, как сакурайдат.

Юфи сглатывает комками ненависть и обиду. Уговаривает открыть окна, несмотря на бушующий там дождь. Им, конечно, нельзя — принцесса ещё слишком слаба, и врач завтра обязательно покачает головой, увидев следы преступления, залитые дождевой водой. Им нельзя, конечно, но выбора у её сиделок практически нет — даже в таком положении она всё ещё принцесса.

Она ещё долго будет вдыхать дождливую прохладу, забросив принесенную ей работу. И замирать в ожидании шагов в коридоре — она послала за своим рыцарем ближе к вечеру. Мать удовлетворила своё любопытство, иначе это и не назвать, она не вернется сегодня. Впрочем, уже завтра императрица покинет это богом забытое место. И это самое большое желание Юфемии из всех.

Принцесса спешит на поводу своих мимолетных желаний и, кажется, до отзвука тех самых шагов в коридоре не вспоминает — между ними тоже всё сложно. Осознавая это, она всё равно хочет увидеть.

У неё остается лишь две крайности на вечер. И, раз уж она уже недостойна, почему не отпустить всё дальше?

Рыцарь своим появлением разбивает стеклянные оковы, которые лишь омыл дождь. Который так и не смог вымыть презрения из её души, из её комнаты. Очередную, помноженную на сотню упреков, недостойность её статуса.

Юфи облегченно улыбается, молча рассматривая каштановые вихры покорного сейчас рыцаря. Принцесса усаживает на краю кровати, опускает босые ноги на вымороженный прохладой пол и тянет руки к Сузаку. Сейчас ей не хочется произносить слова своим изломанным от болезненной встречи голосом. Сейчас Юфи хочет просто молчания.

Девушка сейчас хочет, чтобы расстояние между ними незаметно сжалось до тонкой полосы пространства, хочет разглядеть карие вкрапления на зелёной радужке глаз Куруруги, и почувствовать его тепло, скованное этой нелепой формой специального подразделения.

Странно, но форма сейчас её успокаивает. Камелот неподвластен кому-либо даже находясь на территории прямого подчинения Ренли, и потому её мать ничего не сможет сделать. Да и императрица никогда не опустится до казарм военных. И ангары Камелота сейчас крепче любого сейфа, где она могла бы спрятать своё сокровище.

— Не появляйся до послезавтра в резиденции, — очень тихо просит она, скрывая за пушистыми ресницами наполненные слезами глаза. И после, уже загнав их глубоко в себя, она смотрит сверху вниз, и во взгляде принцессы неизменно надломлено плещется откровенность.