- Скажу очевидную вещь - чем быстрее мы отсюда выберемся, тем лучше. Военные шутить не любят, - отрапортовал очевидность ее новый знакомый. Почему-то Милли казалось, что он как арз знаком с шутками военный не понаслышке. Это и пугало, и завораживало. А еще заставляло задуматься, почему в подобной ситуации оказалась именно она?
- Покуда британцы все еще тут, можно отправиться в дальнюю часть тоннеля и попробовать попытаться найти обходные пути - я как раз сбежал со своими... Эм. Детьми, - следом заявил второй мужчина. Эшфорд решила не уточнять, что британцы всегда тут, пока она тут. На последнюю фразу мужчины, она обернулась и приподняла голову. Дети? Здесь дети? И, хотя ее не отличал сильный материнский инстинкт, все-таки девушка почувствовала некоторое беспокойство. Даже при том условии, что дети не были британцами, они все еще были детьми. И сам тот факт, что страдали они чуть ли не больше взрослых, вызывал в Милли неописуемую злость. Ее раздражал самый главный принцип войны: всегда страдают невинные. Но все-таки за еще одним новым знакомым, представившемся как Татсумаки (замысловатые японские имена - или фамилии - Эшфорд переваривала и выговаривала без особых сложностей), Милли пошла не по причине наличия в той стороне ждущих помощи детей, а потому, что он, возможно, знал здешние места куда лучше умеющей влипать в неприятности британки. Сам их провожатый, хоть и сказал про "своих детей", на взволнованного отца был несильно похож. Поэтому Милли решила, что он6 возможно, учитель или воспитатель в школе в гетто.
Они шли несколько минут - может, пять, может, десять, может, больше - и японец все время оглядывался в их сторону, то ли опасаясь до конца поворачиваться к ним спиной, то ли проверяя, не сбежали ли. Милли же всю дорогу отдавала себе отчет в том, что подобную компанию непонятных типов предпочитает куда больше, чем прогулку с британскими военными. Эти мысли ее и успокоили, и напугали, заставив в очередной раз задаться вопросом "что такое Милли Эшфорд". Самокопания у нее происходили всегда на чисто внешнем уровне - как реакция на события. В конце концов, она всегда была реакционеркой и визуализатором.
Когда они дошли до платформы - здесь же, вероятно, и прятались детишки - Милли поняла, что это шанс выбраться на поверхность. Конечно, тут было куда спокойнее, можно было переждать, даже нужно было переждать, но мысли о Лелуше проникали в голову с настойчивой периодичностью. Конечно, себя блондинка любила больше, чем опального принца. Она даже не могла с уверенностью сказать, что он где-то здесь. Ее бесило, что она вляпалась во что-то подобное. Ей нравилось вляпываться, но не туда, где она бессильна.
Милли, подтянувшись, тоже забралось на платформу вселд за Татсумаки, однако идти за ним не спешила. Недалеко от них был пост охраны, туда-то и последовал японец. Милли решила, что ей приближаться не стоит. Еще и отвернулась на всякий случай - видеть детей не было никакого желания. В гулкой тишине метро слышалось только негромкое бормотание японца - он что-то говорил на родном языке. Эшфорд уже очень давно, с трех лет, дила в одиннадцатой зоне, она никогда не относилась презрительно к культуре этого края, к его традициям, к его языку, ондако освоить японский до окнца ей так и не удалось. Она знала какие-то слова, сочетания, даже умела сложить их в предложения, но писать иероглифами не умела, так же, как и читать их. Впрочем, в слова Татсумаки она не вслушивалась, она размышляла, удачная ли идея - выбраться на поверхность. А затем услышала звонкий детский голос. И поняла, что мальчик обвинил мужчину в трусости. Последний, однако, ничего не возразил: отвесил подзатыльник и прикрыл дверь. Ничего трусливого в его поступке сама Эшфорд не узрела - но маленькому японцу виднее. У всех свои понятия о достоинстве.
- Теперь нам остается два варианта: либо выбираться из метро здесь, либо идти дальше и ловить удачу за хвост, надеясь не подпалиться о патрули самим. Сразу скажу: выбираться тут - сложно сверх меры. Если ловкий ребятенок или солдат с легким обмундированием справиться, то девушке будет проблемно. Что у тебя по физре? - тыкнул ей мужчина, разобравшись со своими делами. Милли хотела спросить, действительно ли он собирается оставить ребятишек в этом метро, но решила, что это не ее дело. Может, это было лучшим из решений - не тащить же их под пули. Против тычков и фамильярности она не возражала: все было бы проще, не будь она британкой. Однако на вопрос насупилась. Она не была спортсменкой, как Шарли, но и болезненностью, как Карен, не отличалась, а по физкультуре всегда имела твердое отлично, потому что все, что было в пределах нормы выполнить могла. Едва ли, конечно, школьная программа предусматривала рукопашный с британскими солдатами, но из метро надо было выбираться.
- Справлюсь в случае чего, - мрачно отозвалась Милли, прекрасно понимая, что ее шкурку, случись что, никто спасать не будет. Ей просто надо было, наконец, уйти отсюда, из этой нелепой ситуации, от детей, от всего этого сумасшествия - и забыть, забыть!