Осенняя ночь только начиналась. Густые сияющие сумерки окутали Запретный Город, поглотив во мраке возвышавшееся в центре оскаленную и ощетинившуюся крепость Старших Евнухов.
Шёл дождь. Не шумный и радостный ливень, беснующийся по листьям раскидистых деревьев, а настоящее погодное ненастье -  небо прорывало мириадами мельчайших капель воды, настойчиво стучащих по крышам низеньких построек монотонной дробью тяжёлых барабанов и пузырящейся рябью на поверхности мелькавших на дороге луж. Вдалеке, яркой вспышкой тысячи сияющих и расходящихся змеёю трещин, то и дело освещались далёкие стены неприступного города, в тот же миг сливающиеся с мраком до следующего раската грома.
Обширная площадь и патрули караульных, неустанно бдящих в страхе скрытой угрозы. Намного легче просто избавиться от них, но целью монаха являлось незаметное проникновение внутрь. Трупы не нужны. И прижатый максимально к сырой земле ямы под навесом раскидистой постройки лейтенант, не смеющий облизать окунутых прямо в грязь губ, безмолвно и неподвижно наблюдал за очередным патрулём на стене. Одежда промокла и неприятно липла к телу. Несколько отрядов солдат по пять-шесть человек. За последние несколько часов новых так и не появилось, но он знал, полностью доверяя собственной интуиции, что внутри их будет больше.
"Пора."
С озарившимся всполохами грозовым небом Дзин метнулся к стене, поднимая за собой фонтаны брызг. Звуки потонули, заглушились громовым раскатом, и стремительный рывок слился с ударами не утихавшего ливня. Только бы успеть. Взметнуться в воздух, пробежать несколько шагов по стене вверх и вонзить в неё кинжал, не потеряв высоты. Достичь полной гармонии и, синхронизируя движения с бушующей вокруг природой, утопить каждый новый треск древнего камня в новом прерывистом гуле стихии. Только бы успеть. Проскользнуть через стену до того, как подойдёт второй отряд патруля.
"Быстрее."
До верха - два с половиной метра. Второй кинжал вонзается параллельно первому, Дзин подтягивается и использует их как платформу. Шум дождя затмевает собой остальные звуки, но он всё равно прислушивается к шагам гвардейцев. Ничего. Глубокий вдох перед решающим действием, последняя проверка экипировки. Всё на месте. Остаётся только дождаться очередной вспышки.
Грациозный прыжок наверх и через несколько метров стены, прямо во внутренний двор. Разворот в воздухе и последнее, третье оружие вонзается в стену с обратной стороны. Падение вниз и верёвка, свободно взметнувшаяся в воздух, натягивается подобно струне в опасной близости от земли.
Он припадает к земле, тут же скрываясь в зарослях сада. Первое препятствие преодолено, но именно сейчас начинается настоящее испытание - пробраться внутрь крепости, полагаясь на одну лишь интуицию и собственные силы.

"А вот и первый патруль," - с сожалением отметил про себя монах, сокрытый от глаз миновавших гвардейцев листвой декоративного кустарника. Он не ожидал, что задание будет одним из лёгких, но как и любой другой надеялся на благополучный исход и отсутствие осложнений. Совсем немного раздвинув преграждающие взор ветки, ровно настолько, чтобы образовалась небольшого размера щель и открылся хотя бы минимальный обзор местности, Дзин проводил солдат взглядом, дожидаясь, пока последние отголоски ругани командира совсем не исчезнут, растворившись в непрекращающемся звуке дождя и отдалённых раскатах грома.
Пора. Оставаться на месте слишком долго означало подвергать себя возможности быть обнаруженным. Не радовала и слякоть, поглощавшая последние крохотные доли тепла и, вместе с ними, и силы в основательно продрогнувших конечностях. Только вот лейтенант, уже было двинувшийся вперёд, к намеченной цели, резко отпрянул, возвращаясь обратно в спасительное укрытие зарослей.
Слишком близко. Погода, хоть и послужила замечательнейшим прикрытием для его вылазки, сыграла с ним злую шутку - в этот раз звуки грозы поглотили голоса и шаги двух гвардейцев, подошедших почти вплотную к ничего не подозревавшему Дзину. "Заметили?" - предательская мысль заставила ухватиться рукою за один из ножей и буквально замереть в ожидании развязки. Убивать ни в чём не повинных часовых не входило в его планы, но, с самого начала, он не отрицал подобной возможности и морально приготовился, в худшем случае, оказать сопротивление, хоть и не рассчитывал на подобный исход почти что в самом начале операции. Впрочем, радовать могло то, что спрятать трупы в роскошном саду посередине ночи куда легче, чем стереть следы крови на дорогом шелковом ковре в одном из коридоров поместья.
Реальность же оказалась куда страшнее. Не смевший даже самым незначительным движением выдать своё присутствие монах с замиранием сердца наблюдал, почти что прямо перед своим носом, отчаянные попытки одного из солдат расстегнуть ширинку. И если слух зацепил, казалось бы, совершенно его не касавшийся разговор, оказавшийся более чем полезным, то глаза так и застыли на пальцах жертвы качества китайского производства, ожидая вполне логичного исхода. Наверное именно в эти неимоверно длинные по продолжительности секунды, во время которых лейтенант, сам того не замечая, не прекращал мысленно обращаться к всемилостивому Будде, он и смог постигнуть суть истинного смирения. Настолько, что уже принял неизбежное и, с совершенно каменным выражением лица закрыв глаза и затаив дыхание, ожидал своей участи. Ничего страшного. Пока дождь будет идти, удастся смыть позор, вероятнее всего являющийся, на самом деле, посланным свыше испытанием. Будде плюнули в лицо, когда он лишь с невозмутимым видом вытер его и спросил, - "Что дальше?" И Дзин намеревался повторить и, судя по звуку наконец-то поддавшейся молнии, даже превзойти этот подвиг, хоть и не до конца понимал, каким образом это приблизит его к духовному совершенству.
Силой ли милости небес или просто удачи, но беда, хоть исходивший от струи пар и ударил по носу, миновала лицо в буквально нескольких сантиметрах. Оставалось только в очередной раз восхищаться милостью Будды и, одновременно с этим, наблюдать за вполне естественным и от того, казалось бы, не столь ужасающим процессом в самых первых рядах. И, всё же, Дзин не мог не поставить себя на место гвардейца - каждый раз, представляя, как совершенно неожиданно из под кустов сверкает острое лезвие ножа и одним точным движением лишает того детородного органа, он испытывал только глубочайшее чувство сострадания и радости за бравого солдата.
Ведь будь на месте монаха кто-нибудь другой, гвардеец совсем скоро пополнил бы ряды императорских евнухов.
Когда преграждавшее обзор явление исчезло, Дзин смог, наконец, в очередной раз оглядеться и проверить окружение. Tеперь ещё более тщательно. Неожиданных сюрпризов более не ожидалось, а путь к поместью обещал быть свободным. Перебирая в уме разговор странной парочки, желавшей придаться плотским утехам прямо во время вторжения посторонних лиц в объект особой важности, он ещё несколько раз обдумал способы проникнуть внутрь, осторожно перебираясь от одних зарослей к другим. Решётка под напряжением? Похоже, ужасная погода спасла его от смерти.

"А вот и первый перекрёсток," - парадный вход, как и ожидалось, был хорошо защищён, и пробраться через него не представлялось возможным. Не упуская из вида гвардейцев, монах стал искать другие способы пробраться внутрь, предельно осторожно обходя здание и стараясь как можно меньше задевать ветки очередного спасительного кустарника. Возможно в подобную погоду небольшие движения листвы и не привлекли бы внимания, полностью слившись с непрекращающимся проливным дождём, но такого понятия как быть "слишком" осторожным Вэй Дзин не знал. И, имея несколько вариантов, всегда предпочитал выбирать наиболее безопасный.
Вот и сейчас, проведя тщательное обследование местности, он остановил свой выбор на открытом окне. "И зачем я отпустил этих двух?" - только сейчас тот осознал, что мог избавиться от последнего, задержавшегося из-за всё той же не поддающейся ширинке, нейтрализовав его и сняв гвардейскую форму. Таким образом, выдавая себя за обычного солдата, пробраться внутрь через вход для прислуги оказалось бы куда проще. Сейчас же возможности одолжить накидку с драконом не было - с десяток брутально и сурово выглядящих охранников с огнестрельным оружием держался ровным строем, и даже если бы удалось выманить одного из них, остальные бы тут же заметили пропажу товарища.
"Однако, внутри может быть и не один человек," - вполне здравая мысль, особенно учитывая сколько опасности ожидает при обнаружении. Просто так ворваться в окно, даже с его отменной реакцией, будет проблематично - даже если удастся оглушить одного, не дав тому позвать на помощь, наличие внутри второго или даже третьего в миг станет провалом всей операции. А выпрыгнуть обратно уже будет слишком поздно.
"Что же делать?" Забраться туда можно и без лестницы, только, оказавшись внутри, отступать он уже не сможет. "Тогда может?..."
Взгляд перешёл на выложенную камнем дорожку. Мастерски орудуя одним из кинжалов Дзин без каких-либо угрызений совести испротил диковинный рисок роскошного сада и, вооружившись несколькими приличными по весу камнями, приблизился к окну, оставаясь сокрытым за зарослями. Его план был чудовищно прост и, возможно, даже глуп - кинуть в окно один из камней, привлекая внимание любых находящихся там людей и, в зависимости от их реакции, отступить или же оглушить любое выглядывающее наружу лицо метким ударом булыжника в лицо.
"Надеюсь, там простой гвардеец," - ещё раз осмотревшись на наличие других солдат в округе, лейтенант бросил первый, уже подготовив к броску второй. Если ему повезёт, он, всё же, сможет обзавестись собственной накидкой с драконом.

Идеальное проникновение. Настолько идеальное, что некоторое время лейтенант даже не мог поверить в собственную удачу, продолжая скрываться в кустарнике и выжидать каких-то одно ему известных признаков провала. Ничего. Ещё раз осмотревшись по сторонам в поисках гвардейцев, он наконец устремился к окну, без особых затруднений взбираясь внутрь.
Пути судьбы действительно неисповедимы. Как монах Дзин не принимал события как обычную случайность, веруя в некую предопределённость и закономерность тех или иных процессов и действий, но именно в такие моменты как этот он полностью осознавал и убеждался в собственных доводах - не окажись в это время и в этом месте Цзян Шиминь, и настолько легко пробраться не удалось бы. "Видимо, ему на роду было написано получить булыжником в камень," - весьма ироничная мысль, если бы только монах не относился к ней с полной серьёзностью.
Убедившись в том, что старик ещё не скоро проснётся, он пробежал по найденным вещам, тщательно обдумывая дальнейшие действия. Если удастся выдать себя за аристократа, то необходимости вновь перелезать через стену не будет - парадные двери сами перед ним откроются, а гвардейцы расступятся в почтительных поклонах. Только вот время будет ограничено, и как только настоящий владелец изысканной седой шевелюры очнётся, поднимется шум на всю Поднебесную. И хоть Дзин глубоко сострадал несчастному, связать ему руки остатками верёвки и использовать его же полотенце в качестве кляпа для рта было самой настоящей необходимостью, за которую верослужитель не позабыл искренне извиниться.
— Пусть вы будете счастливым и свободным от страдания, — сложенная в буддистский жест ладонь и искренняя доброта в голосе контрастировали с отсутствием всякого замешательства и сомнений в точных движениях рук, крепко-накрепко связавших несчастного. Беспокоясь за то, что тот может утопиться во сне и умереть, Дзин даже наполовину опустошил её, отодвинув в дальний угол. Когда все приготовления были закончены, он позволил себе, наконец, нарядиться, с радостью сменив мокрую и грязную одежду на изысканное одеяние настоящих аристократов. Простому монаху подобное никогда и не снилось, уж тем-более при таких обстоятельствах. Размер был великоват - пришлось использовать подвернувшееся под руку полотенце в качестве "второго" живота - но тёплая, мягкая ткань после нескольких часов под проливным дождём была настоящим спасением, и в голове уже метались мысли о возможности оставить одежду себе в качестве памятного подарка.
"Только вот теперь это настоящий взлом. Если бы я просто оставил его лежать там, он бы просто проснулся и поднял шум из-за потерянной одежды, максимум отвлекая пару служанок. Теперь же, когда его обнаружат связанным в бочке, поднимется караул и гвардейцы перекроют все входы и выходы. Я хотел выиграть время а, в итоге, должен действовать ещё быстрее."
Не обнадёживающая мысль, но теперь уже с этим ничего нельзя было поделать. Ещё раз проверив свой внешний вид, Дзин выдвинулся в коридор, отмечая про себя ещё одно затруднительное обстоятельство. Он непроизвольно потянулся руками к вискам словно бы в попытке избавиться от непроизвольной головной боли. Служанка. Что ему с ней делать?
— Подойди сюда, — попытка говорить властным тоном, наверное, не увенчалась успехом, но новый образ накладывал определённые шаблоны, соответствовать которым было, как ни странно, даже немного приятно, — Я вспомнил, что позабыл одну важную вещь в рабочем кабинете. Как я могу пройти туда?
Попытка раздобыть информацию была, мягко говоря, жалкой, но Дзин изначально принял тот факт, что ничего вразумительного получить не сможет. В конце концов, он намеревался просто вырубить её, надавив на нужную точку рядом с сонной артерией. Каким бы ни был ответ, девушке так и так придётся разделить со старым аристократом одну бочку.

"Наконец-то я здесь," - путь был долог и труден, но ему удалось это. Убедившись в отсутствии свидетелей и лишних людей прежде чем затворить за собою дверь, Дзин молча прошествовал внутрь. Теперь казалось, что никакой сверхсложной задачи в этом не было, что вся задумка - обычная прогулка с несколькими неприятными сюрпризами, затруднённая некоторыми обстоятельствами, но от этого не менее приятная. Ведь как ещё назвать возможность наблюдать перед собой кланяющихся в ноги слуг, с трепетом взирающих на сурового господина? Впервые в жизни скромный монах ощутил настоящую гордыню, настолько войдя в роль чистокровного аристократа, что одним взглядом заставил дух слуги уйти в пятки. Приятная перемена, однако, как и со сладостями, требовалось знать меру - проникнись офицер роскошью слишком глубоко, и на одного верного долгу человека станет меньше.
Предметом интереса были любые бумаги, хоть как-то компрометирующие активную деятельность Старших Евнухов. Требовалось глянуть, прежде всего, на рабочие столы, однако даже глупцу было понятна простая истина - самое ценное хранилось в месте отдельном, максимально сокрытом от посторонних глаз и, следовательно, секретном. Проверив прочность изящных замков, Вэй быстро убедился в возможности раскрыть их. В конце концов, прямо на стене находилось оружие, эту задачу значительно облегчающее. Только вот уверенности это не прибавило.
"Если бы я был человеком, тянущим на себя нити многочисленных марионеток за кулисами жизни... и были документы, подтверждающие мою причастность к тому или иному делу... Стал бы я оставлять их в сейфе? Нет. Я бы трясся за каждый листок, жалея о невозможности просто сжечь его, и упрятал бы их всех там, где никто и никогда бы не смог их найти. И даже тогда, мучимый паранойей, возвращался бы в это место, в страхе ничего там не найти. Ведь от этого зависит моя жизнь, верно?"
Ноги сами привели монаха к шкафу. Если и было что-то совершенно сюда не вписывающееся, так это он. Быстро пробежав глазами по страницам первой попавшейся книги, Дзин остался недоволен - каким образом её содержание вообще относилось к чиновничьим обязанностям? Интуиция подсказывала, будто что-то здесь не так, однако разум оставался равнодушен. Как корабль, дрейфующий по ледяным водам Атлантиды, замечает лишь небольшую глыбу льда, даже не подозревая в ней огромный айсберг, так и лейтенант всё пытался уловить какую-то невидимую зацепку, находившуюся совсем рядом, прямо здесь.
Он заметил себя невольно уставившимся на бронзовую статую Будды. Хоть изображение Небесного Учителя и не отличалось от общепринятого, что-то в нём было чужеродное. Зачем им вообще следовать учению буддизма? Это что, их особый способ иронии против народа? С самого начала будучи религией скорее бедной части населения, было странно найти её отголоски в кабинете не просто высшего сословия, а Старших Евнухов, власть которых граничили - и даже превышала - императорскую. И почему это отполирована только голова?
"Неужели..." Взгляд скользнул обратно на шкаф. На фоне общей роскоши, бронзовая статуэтка и мебель из чуть ли не обычного дерева выглядели, мягко говоря, подозрительно. Подойдя вплотную к столу, Дзин осторожно коснулся макушки. Ничего. Возможно, нужно просто надавить посильнее?

"Надо же, какая удача," - только и успел подумать Дзин, скрываясь за ширмой. Вместо спрятанных подальше от любопытных взглядов секретов, он попал на тайное собрание. В место, где в небольшом кругу держащих власть людей решались судьбы миллионов. Иные могли только мечтать о подобной возможности, только монаху становилось лишь не по себе. Как логово голодных хищников, заполненное обглоданными до последнего куска мяса костями, не вызывает ничего кроме чувства опасности и потаённой угрозы, так и жилище Старших Евнухов представлялось ему почти что адской бездной, убежищем демонов и обителью нечисти. И пускай, на самом деле, разумом Вэй понимал насколько мелочны эти люди, насколько не отличаются от всех других, по структуре своей представляя всё ту же плоть и кровь, какой-то странный, установившийся уже в представлении едва ли не каждого рядового китайца образ нечеловеческих созданий всё никак не желал отступать.
Он не должен оповестить их о собственном присутствии. Даже не обладая особой интуицией, почти любой может ощутить на себе чужой взгляд или постороннее лицо, основываясь лишь на изменившейся атмосфере или неожиданном, странном затишье. Прекрасно зная это, Дзин контролировал дыхание и всячески пытался слиться с окружением. Не просто прятаться за ширмой, а стать её частью, достигнуть с ней полной гармонии так, чтобы они стали целым организмом. Как в боевых искусствах для достижения самых высот требовалось пребывать как в гармонии с собой, так и с окружающим миром, входя в состояние воистину схожее с трансом, так и техника сокрытия присутствия, практиковавшаяся мастерами, требовало от ученика того же.
Смысл начала разговора ускользал от него. И, всё равно, лейтенант заострил все свои чувства в попытке не столько услышать, сколько запомнить каждое слово. То, что может казаться бессвязным и бессмысленным текстом ему, вполне могло оказаться ценной жилкой Лонг Бэю, нужными струнами, способными привести в движение не один процесс.
"Каковы же бесы," - он сам того не замечая выругался, поражённый тому, насколько просто те приговорили человека к смерти. Вэй никогда не встречал Ксинке лично, но был наслышан о его заслугах и достоинствах, всё мечтая встретиться с этим человеком и, возможно даже, объединиться в общей цели, а теперь, прямо перед его глазами, назревало гнусное покушение на жизнь преданного Китайской Империи воина. Даже методы выбранный ими метод вызывал одно презрение - избавиться от проблемы даже не запачкав собственные руки в крови. До самого последнего момента Дзин не желал верить в гнусность Старших Евнухов, но теперь, держа в голове учение Будды, его уроки о милости и всепрощении, едва сдерживал порыв ворваться внутрь и лишить их всех голов.
И даже тогда ничего бы не добился - на смену этим придут новые, точно такие же, и всё повторится заново, по кругу, в непрекращающемся подобно воплощению человека на земле цикле, снова и снова. Неужели, зная это, они могли чувствовать себя в безопасности? Небеса покарают их и без вмешательства Вэй. Оставалось только слушать и внимать сказанному, запоминая каждое слово - уже потом, по возвращению, он сделает всё возможное, чтобы это исправить.

Он уже не слышал не то, что дыхания, но даже биения собственного сердца - как только гнусавый голос замолк, окружающий мир словно бы перестал для него существовать, остановившись, замерев в середине движения, и только властный тон старшего из Евнухов смог вывести монаха из минутного оцепенения. Дзин невольно сглотнул, ощущая подступивший к горлу комок. Ладони рук сами собой запотели. Облизав засохжие губы, он попытался успокоить себя, однако получалось плохо - в страхе быть замеченным и состоянии максимальной осторожности, лейтенант попросту не мог ничего с собой поделать. Эмоции становились лишь сильнее, и если минуту назад достаточно было сжимать кулаков, то теперь приходился едва ли не кусать себе язык.
"Да как они только смеют?" Распоряжаться чужими жизнями и судьбами так, будто бы место в пантеоне богов всегда было только за ними. Прямо перед ним разворачивалась картина истинной человеческой жестокости, алчности и лицемерия - злорадству этих людей не было предела и, судя по довольным голосам, буквально режущим слух, они получали собственное, извращённое удовольствие в обсуждении всех этих схем. Или же это было лишь плодом фантазии Вэя? Так или иначе, он, видимо, так никогда и не сможет понять их мотивов; власть эфемерна, роскошь никогда не станет драгоценнее воздуха, а потакание чувству собственной важности лишь раздувает всё шире пузырь эгоизма до тех пор, пока тот не лопнет в одном большом крахе.
Дзин услышал предостаточно. Самое время покинуть это место и, вместе с ним, всю резиденцию. Если поторопиться до того момента, как обнаружат связанного по рукам и ногам мандарина, удастся выйти даже через парадный вход, не подвергая себя лишней опасности. Только вот очередное затишье, словно бы перед бурей, не позволяло офицеру оторвать ног от пола и двинуться к выходу. От кого ещё могли хотеть избавиться Старшие Евнухи?
"Лонг Бэй." Каким-то образом он совершенно забыл про генерала. И это при том, что, собственно, ради получения информации о недавнем нападении и прокрался внутрь поместья. Но разве будут они обсуждать провалившуюся попытку убийства? Единственной возможностью узнать это было остаться и слушать. Только интуиция подсказывала, что задерживаться не стоит.