Ближневосточная Федерация, позиции Шестой Бронетанковой Дивизии.
05:45.

… Запах крови, он раздражал слизистую носа, Эмма как всегда стояла в тени, стараясь особо не светиться, ведь по идеи она была тем самым ножом, что перерезал глотки ее солдатам. Не Хильда, что посмела назвать ее ребят мусором, которые не раз спасали ее задницу из ада, не даже Штер, что отдал этот приказ, а она… Та что утвердила списки, некоторых лично туда добавила, они с  Рихтером были виноваты во всех этих смертях. Им никогда не отмыться от этой крови.  А за что полегли все эти солдаты? За то, что не смогли вовремя принять верное решение, засомневались и испугались, черт возьми это все свойственно человеку, но не свойственно солдату. Поэтому Кёниг уже привычным для себя жестом достала пачку, дальше сигарету, зажать губами фильтр, зажечь зажигалку поднести огонь к спасительной палочке, услышать характерное шипение и вдохнуть терпкий дым, заставляя его проникнуть в глубь груди, чтоб заглушить этот отвратительных запах крови, что липкой слизью осел на дне легких.  Нет, она не сомневалась в правильности решения, не своего, не Рихтера, не Конрада – «все так как и должно быть, на дороге ведущей к свободной Германии не может быть колебаний и сомнений, мы прольем ради этого столько крови, сколько потребуется.»  Когда Генерал обратился к ней, с очередным приказом, девушка оттолкнулась от стены и не выпуская сигарету изо рта, на восходе солнца отдала честь.
- Так точно, герр Генерал, - уверенно произнеся она поспешила скрыться с глаз долой, прекрасно понимая, что Штерна нужно оставить одного, хотя бы на какое-то время.

...за 30 минут до этого.

«Этот рассвет будет особенно кровавым, не правда ли Эмма?» В первые за долгое время, Кёниг не хотела ничего говорить, не отдавать приказов, не смотреть в глаза своих ребят, что еще несколько месяцев назад прикрывали ее спину.  Но она Штабной офицер, Майор VI бронетанковой дивизии или же как ее прозвали за операцию «Норн», дивизия призрак , а это значит у нее нет права на слабость и сожаления.
- Герр Генерал, не одна смерть не будет забыта и я предоставила вам список самых верных солдат, чья вера в Германию непоколебима, они докажут вам это подписав операцию «Валькирия» кровью, а если нет, - она перевела дыхание, - позволите мне выкурить сигарету перед тем, как встану с ними в одну шеренгу.
Пшеничный Демон была уверена в своих людях, а значит готова поручиться за них своей головой. Она не позволит плану Кёрза провалиться на старте, а значит готова предоставить ему все возможные средства. Нет, она не считает, солдат расходным материалом, для нее они боевые товарищи, верные соратники, но когда пришло время делать выбор они замешкались, а замешательство на поле боя равноценно смерти.
Кёниг вышла следом за своим генералом, оставаясь в его тени. Время пришло, солнце озарило горизонт кровавым рассветом, Шэйд опустила козырек на глаза, гордо смотря в глаза тех, кто все еще искал поддержки в этой женщине.

Отредактировано Emma König (2013-12-12 15:44:18)

Ближневосточная Федерация, позиции Шестой Бронетанковой Дивизии.
05:45.

День выдался не слишком удачным. В конце концов, стрелять в своих же товарищей, пусть большую часть из них и составляли представители "консервных" войск - не самое приятное для солдата дело. Однако, эти люди могли в решающий момент дать слабину и погубить всех. Штерна, которого Рихтер уважал как хорошего командира. Эмму, которую, если вдуматься, не мешало бы как следует выпороть для ее же блага. Густава, которого Манфред рано или поздно отучит курить, даже если для этого потребуется испытывать его дыхалку внеплановыми марш-бросками. Самого обер-лейтенанта, в конце-то концов! Единственным человеком, которого Рихтер знал достаточно хорошо, но ни при каких обстоятельствах не стал бы беречь и оплакивать, была Хильда. Впрочем, человеком ли? Как настолько злобное создание могло появиться на свет из нежной материнской утробы? Не иначе, ее и ей подобных выпустила ограниченной партией какая-нибудь фабрика имени Критических Дней, причем со штампом "особо злобная сука версии 5.0 премиум". В общем, к Курцман он испытывал весьма негативные чувства, только что усилившиеся после очередной фразочки в ее же духе. Про мусор. Солдаты, оказывается, это мусор. То есть, если вдуматься, он, обер-лейтенант, поднявшийся с самых низов - тоже мусор? Увы и ах, прострелить ей голову прямо сейчас не представлялось возможным. Штерн не оценит. Нужна она ему. А так хотелось разрядить в ненавистную физиономию половину магазина табельного пистолета...
"Дорогой Санта Клаус..."
Начал он в очередной раз "проматывать" перед глазами текст письма, которое всенепременно напишет ближе к Рождеству. Вот только отправлять никуда не станет - сожжет после вдумчивого, удовлетворенного прочтения. Ведь что такое для легендарного волшебника его пожелания, полные крови, страданий и извращений с непременным участием фрау майора Курцман и рядового Пфицегентакля, проще говоря - Отто? Маленький мальчик Манфред все равно слишком плохо вел себя в этом году...

Тридцатью минутами ранее...

-Солдаты.
Вот и он, день "Д". А также час "Ч" и минута "М". Время претворения в жизнь крайне важного и, увы, кровавого этапа плана командования дивизии. Если бы подобный приказ отдал кто-либо иной, не Штерн... что ж, годы выслуги, в конечном итоге, не настолько деформировали сознание бывалого вояки, чтобы он не мог пристрелить зарвавшегося офицера, спасая своих боевых товарищей. Но это был он. Конрад Штерн. Проклятье британцев, судьбоносный предводитель Шестой панцердивизии. Человек, который мог остановить эту бессмысленную войну. И именно поэтому обер-лейтенант стоял сейчас в гордом одиночестве между двумя ощетинившимися оружием шеренгами. Те, кто был за его спиной, уже давно навинтили массивные глушители на свои "компактные" автоматы и ждали лишь приказа для того, чтобы поставить, наконец, жирную точку в безумии последних дней. Приказа, который должен был прозвучать здесь из уст... да, в сущности, не имеет значения, из чьих уст. Люди были уже "на взводе" и чтобы ощутить это, не надо быть выходцем из их рядов.
-Я ваш полевой офицер и я хочу вам кое-что сказать.
Люди же, на которых сейчас смотрел Рихтер, все сильнее и сильнее склонялись к нехорошим мыслям о том, что здесь им уготована не самая приятная участь. Еще бы - у некоторых уже не было оружия, сданного под предлогом окончания боевых действий на данном участке фронта, те же, у кого оно было, хоть и терзались дурными предчувствиями, но не могли ничего с этим поделать, ведь прямой агрессии еще не было, да и... что толку рыпаться? А перед ними стояли почти все штурмовики батальона, наоборот, вооруженные до зубов и готовые хоть сейчас открыть стрельбу. Просто потому, что нервничали не особо меньше и это было заметно. "Расстрельные списки", утвержденные Эммой, четко поделили батальон на две части. На верных - и мертвых.
-Все мы служим нашей родной стране. Германии. Великой стране. Одной из ключевых опор Евросоюза. Я обращаюсь к вам, солдаты. К штурмовикам, пилотам, танкистам. К медикам. Интендантам. К связистам. К тем, без кого существование нашей дивизии попросту бессмысленно.
Он не умел толкать речи так хорошо, как это делали Штерн или приснопамятный Бота. Да и вообще, все это было личной инициативой на грани авантюры. Списки уже утверждены, но... быть может, удастся спасти хоть кого-нибудь? Они не могли стопроцентно оценить лояльность свежего пополнения, а отправлять их под пули просто из-за незнания было подло. Недостойно чести германского офицера, как бы пафосно это ни звучало.
-Долгие годы мы втянуты в жестокой конфликт. С Британией. Захватчиками. Империалистами. Долгие годы мы, германцы, стоим на передовой этой войны, прикрывая собой слабейших. Бельгия. Италия. Франция. Пока наши солдаты кладут головы в очередной атаке, кто-то пьет "Бордо" в теплом, безопасном штабе где-нибудь под Парижем. Пока ваши товарищи валяются в госпитале, чтобы вскоре снова идти под пули, наши союзнички при поддержке наших же чинуш жируют и торгуют нашими душами.
Все это было правдой. Горькой правдой - но оттого и более пригодной к усвоению. Если кто-то еще не усвоил столь очевидных вещей. Тем временем обер-лейтенант решил немного сменить тему, понимая, что вечно молоть языком он не может.
-Однако мы, Шестая Бронетанковая, продолжаем защищать Евросоюз, задавая врагу жару везде, где его находим. Вы помните Сысоевку, Арденны, да и недавние события, в конце концов. Кто переменил положение дел на фронте? Мы. Вы. Я. Эмма, чокнутая баба с острой железкой, постоянно лезущая вперед и позволяющая разглядеть ее прекрасную задницу со всех возможных ракурсов. Отто, от одной злобной рожи которого слабые духом драпают, наделав в штаны. Густав, забивший болт на то, что он штурмовик, а не снайпер, и сшибающий бошки ублюдков с предельных дистанций. Капитан Воллен, помимо умения влить в себя литр шнапса и после этого воевать, известный еще и своей отвагой, достойной лучших офицеров Германии. И, наконец, наш генерал, собравший всю веселую компанию вместе и умудрившийся провести ее через такие мясорубки, из которых нормальные люди не возвращаются. Но мы - не простые люди. Война закалила нас, вместе с тем не сделав бездумными автоматами на службе у бундестагов, парламентов и прочих сборищ престарелых педиков.
К сожалению ли, к счастью ли, пока что явления офицерского состава Рихтер не видел. Иначе едва ли его речь содержала то, что содержала. Хотя... кто его знает? Манфред не любил кривить душой. Перед ним - простые люди, в немудреных казарменных шуточках которых проскакивали и более... интересные вещи. И эти простые люди закономерно не жаловали тех, кто отправил их сюда. Банальная зависть ли малоимущего к зажравшимся, сомнения в адекватности верховного командования ли... у каждого были какие-то причины хоть немного, а недолюбливать "верхушку" Евросоюза. Квасной патриотизм очень редко приживается в такого рода частях.
-И теперь мы опять торчим где-то вдалеке от дома. Торчим, защищая задницы арабов, которые кроме долбежки своих коз ничего и не умеют. Британцы сметают их, как ураган сносит лодки буров из банановой кожуры - и упираются в наши ряды. А теперь скажите мне, какого лешего мы тут торчим? Какой-то засранец там, в Берлине, решил, что на военных кладбищах слишком много свободного места? Почему мы, сыны Германии, в очередной раз подставляемся под огонь вдали от ее границ, спасая очередных сирых и убогих? Кто защитит нашу родную страну, если вся дивизия по частям поляжет в разных выгребных ямах земного шара?
Судя по всему, идея погибать за очередных "друзей человека" мало, кого прельщала. Умные слова про плацдармы, стратегическую инициативу и прочие высшие материи здесь знали очень не многие. Да и те, кто знал, не особо горел желанием встревать. Гораздо лучше встретить смерть, защищая родной дом, а не какие-то там задрипанные хижины в очередной Банании или Дуркестане.
-В общем, так, ребята. Скажу вам по секрету, нашему доблестному командиру надоел этот гребаный цирк. Германский солдат должен защищать Германию, причем не только от внешних врагов, но и от тех, кто зарабатывает миллионы, жонглируя жизнями простых людей. Мы, Шестая Бронетанковая, стальной кулак Евросоюза, должны положить конец всему этому. Никто не вправе посылать нас гнить среди песков с дарами в башке просто потому, что здешние шейхи предложили солидные "откаты" за спасение их драгоценных вилл с проститутками. Вы согласны со мной?
Хоть говорил он, в общем-то, не особо громко, слышно было хорошо. Не то, чтобы Манфреда так уж феноменально уважали, нет. Он просто вносил хоть какую-то ясность в происходящее неведомо, что. Да, это не вполне объясняло бутафорский бой с британцами, но, если вдуматься, и сам обер-лейтенант не вполне понимал, на кой ляд это надо. Между тем, люди были согласны в большинстве своем, отчасти подчинившись стадному инстинкту. Они не орали восторженно - скорее уж, возбужденно переговаривались между собой, выясняя, не перегрелся ли офицер на солнышке, которое, впрочем, еще не взошло?
-Ладно, хватит языком молоть. Те, кто не желает больше лить кровь во имя неведомых идеалов - выйти из строя. Я обещаю вам конец этой войне. Я, Манфред Рихтер, полевой офицер, тянувший с вами лямку наравне и выбившийся из простого, зашуганного салаги, призванного годы назад. Мне нужна эта война не больше вашего, а когда мы избавимся от тех, кто на ней наживается - она прекратится. Не нужно будет больше просыпаться среди ночи от малейшего шороха, думая о вражеских диверсантах и шаря рядом со спальником в поисках пистолета. Не нужно будет закрывать своими телами амбразуры, сжигать дома и гореть в них, стрелять и бегать от пуль. Все это кончится. Слово офицера.
Он действительно не умел толкать речи. Это - удел Штерна, только что замеченного Рихтером, но его словесных излияний не прервавшего. Возможно, генерал сумеет справиться лучше. Во всяком случае, из строя впереди стали выходить первые добровольцы, сперва робко, с явными колебаниями, но ведь и этих людей, по сути, только что спасли от расстрела. Однако, слово за генералом. Это его люди, именно ему вести их за собой. Давить ли вполне реальных "кровососов", свергать ли нынешнюю власть - он командир, ему виднее.

Отредактировано Манфред Рихтер (2013-12-19 10:02:56)

Ближневосточная Федерация, позиции Шестой Бронетанковой Дивизии.
05:45.

"It is done."
Этот день был знаменателен во всех смыслах, но для каждого по-своему. Кто-то испытывал муки совести, смешанные с приступами отвращения и тошноты, что провоцировал тяжёлый и липкий запах крови. Кто-то не придавал значения "мусору", который нужно было убрать, беря на себя роль своеобразного санитара леса. Что же до Элизабет... всякие сомнения, всякие слабости вроде сожаления, страха, отвращения... всё это было вытравленно из неё инструкторами многие годы назад. Сейчас, она ощущала лишь кровь на своих руках и то, что дело было сделано. Уже ничего не вернёшь, никто из тех, кто сейчас дышит, не сможет сделать шаг назад.
Прикрыв глаза, девушка позволила запаху крови и смерти заполнить лёгкие на полную. Как он был ей знаком... сколько раз этот запах висел в госпитале, смешанный с ароматами медикаментов. Вот чего ей не хватало сейчас - запаха лекарств. Вернуться бы туда, перепроверить лекарства для успокоения - лечить-то некого, вся кровь, что пролилась сегодня... она уже обагрила песок, её не вернуть в жилы павших. Именно павших, раненных сегодня не было. Она ЛИЧНО проходила меж трупов, проверяя их на признаки жизни. Всех не проверишь, конечно, но несколько чудом переживших это жертвоприношение, свершённое порохом и пулями, которых Ривер смогла найти, ощутили холодную сталь ножа, скользнувшую по горлу, что окончательно перерезала тонкую нить их жизни.
Но не смотря на всю свою выдержку, ей запомнилось одно... один молодой солдат. Точнее, его взгляд, когда она нашла его среди мёртвых товарищей по несчастью. Эти ледянисто-голубые глаза были так похожи...
"Надеюсь, мне не придётся так же перерезать горло тебе, mein General."
Их надо было забыть. Смахнуть в забытие, как дурной сон. И кажется, у неё была идея... Она стояла не так далеко от Рихтера, когда услышала слова обратившегося к нему Густава. Подойдя к парочке ближе, она молча отсалютовала.
-Их смерти были не напрасны, Густав, в любом случае... и смею поддержать Вас в желании напиться. Думаю, у меня ещё найдётся медицинский спирт, если не хватит шнапса. Только не переусердствуйте... от отравления и цирроза печени никто не защищён.

За 30 минут до...

Время пришло. Элизабет, успевшая достаточно хорошо узнать Штерна за эти годы (ведь не зря она была его адьютантом), ожидала, что приказ на истребление тех, кто может дать слабину, будет отдан рано или поздно, но она не предполагала, что будет его частью, как исполнитель. Разжалование в рядовые несколько дней назад тоже, не стоит скрывать, стало для неё некоторым сюрпризом. Уж кого, а Штерна глупцом она не считала. И с каждым часом, она всё больше убеждалась в том, что скорее он посчитал её предательнецей по отношению к самому себе, а не к дивизии. На это шпионка лишь улыбалась про себя - умение втираться в доверие настолько, что на неё так полагались, она не потеряла, не смотря на свою совершенно непрофессиональную привязанность к Шестой Бронетанковой и её генералу.
Но в любом случае... быть палачом ей было не в первой. Она не раз наносила удар в спину тем, кто доверял ей. Было непривычно другое - то, что она хотела это сделать не ради Британнии. Лизу беспокоило то, что это нужно было сделать ради её "семьи", которую она обрела в дивизии. Агент не должен иметь привязанностей. Привязанность - это слабость, это ниточка, за которую можно хорошенько дёрнуть. Что, чёрт побери, делать после того, как задуманное - дай Бог, - удастся? Просить перевода подальше, да...
Но при одной мысли о том, что придётся уйти, становилось дурно. Да, прошлого доверия к ней здесь уже не испытывали, но даже после того, как маски были сброшены, к ней относились вполне по-человечески те же Густав и Манфред, те же ребята, с которыми она проводила "атаку" на стан Корнелии. А там, "дома"... там все такие же, как она - лживые хладнокровные убийцы, без колебаний готовые перерезать горло кому угодно, если того требует приказ. Там к ней относились, как к расходному материалу, как к одной из множества... пусть она и была одним из "лучших" экземпляров этой жутковатой коллекции бездушных британских агентов.
Она не хотела там быть. Гадюка не хотела возвращаться в своё гнездо, кишащее ей подобными змеями...

Отредактировано Елизавета Романова (2013-12-25 17:10:51)

Ледяная Королева остановилась рядом с Штерном и впилась глазами в солдат. Манфред в это время толкал совсем ненужную речь. Почему-то у неё поднялись ассоциации с какой-то предстоящей церемонией награждения. Вот только награда на этот раз была вечным отпуском от всей той грязи, которая населила этот мир. Он всегда был не в лучшем состоянии. Потому что издавна носил по миру таких людей, как она. И вряд-ли это пошло хоть кому-то на пользу кроме самого генерала дивизии Призрак.
«Все так кичатся, переживают за своих людей… Если уж говорить на чистоту, то вся эта церемония ни кому к чёрту не нужна. Всё равно кому-то из них выдадут билет в один конец. Что там его может ожидать? Никто не знает. И нужны ли ему там ваши сожаления или человечность? Так же, нет. Я не вижу во всём этом смысла. Если бы тебе так нужно было это сделать, мог бы доверить это мне. Конрад… Хотя, да. Что взять с человека, который кичится о своей репутации и идёт на поводу у гордости».
Конечно же, Хильде не нравилась вся эта тенденция. Однако женщина так же понимала, что они все не такие, как она. Монстр в юбке, который за свою жизнь поломал судьбу множеству людей. Причём своими же собственными руками. И мучала ли когда-нибудь её совесть за совершённые деяния? Нет. Хильда Курцман никогда не сожалела о своих поступках. Так же как и об утраченной человечности. Она принимала себя такой, какая она есть. И не спешила давить по тормозам. Да и зачем? Когда её саму всё устраивало. А если это не нравилось тому же Манфреду, возможно даже почти всей Шестой дивизии. Ледяную Королеву это когда-нибудь волновало? Ответ тут мог быть только один. И только Штерн продолжал в ней видеть человека.
«Наивная овечка. С той Хильдой, которой ты познакомился много лет назад, я больше не имею ничего общего».
Во всяком случае, всё началось. Штерн вышел из тени. Ещё одна пафосная речь от генерала Шестой Бронетанковой дивизии. Хильда даже слегка усмехнулась и кинула взгляд в сторону Кейтилин. На девушку было больно смотреть. Бледное лицо и слегка испуганный взгляд загнанной в угол дворняги. Всё это она и ожидала увидеть. Однако впервые за долгое время Хильда повела себя не так, как всегда. Её взгляд слегка смягчился, и она одобрительно подмигнула девушке. Что в ней заговорило в тот момент? Сострадание? Она не знала, списав всё на то, что за своими игрушками нужно как следует ухаживать. Иначе они придут в негодность раньше положеного срока.
Итак… Заиграл гимн. Время подошло к самой ожидаемой для Ледяной Королевы части. Нет. Прикладывать свою руку к убийствам этих людей, которые раньше были частью дивизии Призрак, она не собиралась. Хватало и её присутствия рядом. Само оно уже слегка напрягало, особенно молодняк, который даже и на кровь нормально поглядеть не успел. Женщина впивалась взглядом в каждого и теряла всякий интерес уже к тем, кто отошёл в мир иной. Для неё эти люди переставали быть значимыми, проявив трусость. Сказывалось огромное влияние отца, который научил её именно выживать по тем законам, которые были чужды остальным. Она понимала остальных, но её саму никто принять нормально так и не смог. Всё происходящее сейчас для этой женщины равным счётом ничего не значило. Это была как прогулка по парку в воскресный день. Вот что сотворила с ней жизнь. На душе было пусто… А чувства… Чувство было одно – неприязнь. Неприязнь ко всем тем, кто взял и так просто отказался от всего, выбрав ЕС. Как же она после этого может нормально относится ко всем этим умершим людям? Для неё это было выше собственных возможностей. Дорогу осилит идущий. Поэтому она не спешила останавливаться.
«Скучно…»
На мгновение Ледяная Королева подняла взгляд, устремив его в небеса.
«Интересно… Чтобы бы со мной сейчас было, не окажись я в Шестой бронетанковой? Хотя… Зачем задаваться подобными совершенно бесполезными вопросами. Ответ я знала всегда. Человек без цели рано или поздно просто сгниёт до конца. А ещё как-то держусь. Даже слегка удивляет».
На протяжении всей этой кровавой сцены, Хильда Курцман не проронила и слова, сохраняя на лице кровожадную ухмылку. В этот момент она казалась ещё более опасной, жестокой и непредсказуемой. Так что никто из присутствующих не рискнул к ней обратиться. А самой женщине было на это откровенно наплевать.

Отредактировано Hilda Kurtzman (2014-01-18 01:25:04)

Гимн....как ужасно пафосно и театрально. Такое ощущение,что я попал в третьесортный фильм про войну. Густав посмотрел на светлеющее небо.Подул резкий порыв ветра, крупинки песка подгоняемые им больно врезались в кожу на лице,оставляя маленькие ранки. Те же что умудрялись попасть в глаза,нехотя заставляли их слезиться.
-Надеюсь шнапса нам хватит. Пить медицинский спирт в такую погоду меня не особо прельщает. Хотя в этом что то есть,не могу не согласиться. обратился Вольф к Елизавете. На секунду на его усталом лице появилось подобие улыбки,которое впрочем быстро прошло. Верность....странное и по мне не особо уместное слово тут. Из за этой "верности" мы сейчас только что убили своих солдат. Порой я не понимаю генерала подумал Густав выслушав речь Штерна. Издав тяжелый вздох не то обреченности,не то усталости солдат снова надел на свое лицо маску отрешенности.
-Вынужден отклонить ваше предложение. Кто-то должен остаться и проследить... за всем этим. Вы идите, идите. Густав, для тебя лично это приказ.
-Очень жаль обер-лейтенант. Но раз приказ,то боюсь я обязан его выполнить. Только сначала думаю надо рассказать что произошло тем солдатам,которые при этом "параде" не присутствовали. В пределах разумного конечно. Если вы не возражаете, это я возьму на себя,думаю у вас и так полно дел,которые надо решить. Да и все же отдохнуть после этого надо,а свора солдат,которые лезут с вопросами, релаксации не способствуют обратился Вольф к Манфреду. Затем развернувшись к Елизавете мужчина театрально поклонился и произнес
-Уважаемая Елизавета,не соблаговолите ли вы через час встретиться со мной на территории нашей прекрасной полевой  столовой,для распития напитков превышающих отметку выше 20 градусов? по окончании столь длинного приглашения на лице Густава играла легкая улыбка. После чего повернувшись к генералу солдат встал по стоке смирно и произнеся Мой генерал,разрешите идти отправился в казарму

Отредактировано Gustav (2014-01-30 07:58:39)