[indent] Манфред, как человек приземлённый, не раздумывал о далёкой семье и не менее далёкой родине, которую у него отняли политические махинации одного генерала и толпы толстозадых подонков в дорогих костюмах. Он вообще не любил вспоминать о том, что где-то там есть дом, где его, наверное, кто-то ждёт. Сказать по правде, этот дом если и существовал, то в чьём-то больном воображении. Об этом тоже думать не хотелось. У бывшего гауптмана были более серьёзные дела - он проверял посты, предварительно пронаблюдав за доставкой в лагерь необходимых припасов. Наёмники, прибывшие сюда для разовой акции, оказались втянуты в жестокий, долговременный конфликт, и поэтому всеми силами старались закрепиться как можно прочнее, чтобы не повторить судьбу глупых японцев. А значит, им требовались материалы, боеприпасы, инструменты - и вот уже в планах на самое ближайшее время добавить в список капитальных сооружений, смещающий в себя разве что жуткую ель из арматуры, несколько долговременных огневых точек. Просто потому, что они нужны, как нужно его солдатам занятие. Возможно, через неделю-другую, они зароются в здешнюю негостеприимную землю настолько хорошо, что даже сами сочтут лагерь достойно укрепленным. Возможно. И явно не сейчас.
[indent] Возле бронетранспортёров всё было, в общем, спокойно. Прохаживались автоматчики, рассекали ночную темень прожектора, размещенные так, чтобы освещать не ценную технику, а округу. Не так давно эту самую округу довольно плотно заминировали, использовав взрывчатку, любезно предоставленную местными обезьянами. Этого тоже было мало, разумеется - но поставка мин и прочих замечательных штуковин для убийства, как водится, задерживалась. На одном из бронетранспортёров, не особо удивившись, офицер заприметил знакомую фигуру. Маслина. Кому ещё придёт в голову. имея возможность для отдыха, ошиваться здесь, явно надеясь оказаться подальше от глаз порядком задолбавшего начальника? Впрочем, получала она за дело, как и было обещано. И получит ещё не раз и не два.
- Димитриди. Какого дьявола ты здесь делаешь?
[indent] Вроде бы, у неё близится важный праздник, каким греки и прочие русские считали Новый год. Исполняя свою часть договора с Бесом, Рихтер освободил "иванов" от обязанностей по охране лагеря, взвалив всё на немцев и даже принимая посильное участие в происходящем вместо того, чтобы просто сидеть в палатке и проклинать свою нелёгкую долю, местных папуасов и, до кучи, Боту с Чарльзом Британским. Просто за компанию. Он давненько не желал южноафриканскому бородачу ничего этакого, вроде аллергии на бананы, а британскому императору - традиционной импотенции и тяге к молодым ослицам. Это можно было наверстать. Но нет - стоит возле прохладного корпуса боевой машины и портит жизнь отдельно взятой гречанке. Впрочем, просто так стоять было неинтересно - почему бы не забраться на броню и не сесть рядом? Не погонит же. После случившегося не так давно в его палатке - точно не погонит. Недолго думая, немец исполнил своё намерение, устроившись в итоге рядом с гречанкой и тоже прислонившись спиной к башне. Сюда стоило установить хотя бы метатели дымовых гранат, как это было у русских в их войсках. Кажется, оно называлось "Tucha". Сидеть станет не так удобно, зато выживаемость повысится, а это главное. Стоит запросить несколько комплектов.

[indent] Похоже, он сорвал Урсуле какой-то разговор. Впрочем, какая разница? Она продолжает пакостно называть его "герр гауптман", он продолжает пакостно... пакостить. По мере сил. На стремительно остывающей броне было уже достаточно прохладно, поэтому Манфред, не горящий желанием лечить потом свою задницу у какого-нибудь дорогого кишкореза, решил ограничиться недолгим пребыванием здесь, заодно прихватив с собой эту несносную гречанку. Мало ей текущих болячек, так ещё и застудиться решила, стерва. Хотя, конечно, ничего подобного она не решила, просто забравшись подальше от него и поближе к звёздам.
[indent] Вопрос застал его врасплох. Семья? У него? Конечно же, есть, это его дражайшие головорезы, с которыми пройдено немало километров и прострелено немало голов. И Катарина, пожалуй. Да. Наверное, так оно и есть. И чего-то такого Маслина ждёт, чтобы ехидно приклеить на него ярлык стереотипного подонка-военного, забывшего обо всём, кроме матушки-войны. Хрен ей. В ухо. Чтобы голова не качалась.
- Если ты ждёшь трагической истории о вырезанной папуасами родне, вынужден тебя разочаровать. Я родом из самого обычного немецкого семейства, происхожу от мирных до зубовного скрежета людей.
[indent] Он сам толком не понимал, почему просто не послать любопытную бабу отжиматься просто из вредности. Зачем ей что-то рассказывать. Не то, чтобы эта тема была запретной, просто... ай, ладно. Кто на его месте будет любить рассказы об оставленных дома людях, которые так легко могут отвернуться от близкого человека, хоть и, глупо это скрывать, не лучшего представителя общества?
- Отец - сапожник, мать - официантка в пивном баре. Потом они разбежались, маменька нашла себе какого-то танкиста и заделала с его помощью младшую сестру, Катарину. Эта самая Катарина, даром что типичная гимназистка, умудрилась угодить в моё подразделение, а потом и вовсе выйти замуж за отпрыска одного бородатого диктатора из страны, где много диких обезьян и банановых пальм. Южнее этой задницы мира, значительно южнее. Не спрашивай, как я это благословил.
[indent] Воспоминания чередовались - с одной стороны, приятно было вспомнить, как бедолажная Рихтер-младшая вела себя на стрельбище, как её "совращал" старый поганец Воллен, как... да многое можно было вспомнить с улыбкой если не на лице, то хотя бы где-то в душе. С другой же стороны - "Валькирия", позор, провал, кровь, кровь, кровь на песке, кровь на сапёрной лопатке, которой он проломил чью-то голову, на одежде и ботинках, кровь повсюду и в просто немыслимых количествах. Что ж, они знали, на что шли. Возможно, как и он, жалеют сейчас о чём-то, но прошлого уже не вернуть. Всё, что остаётся когда-то грозным штурмовикам, а ныне наёмникам - копить на старость и стараться до неё дожить. Не у всех получится. Далеко не у всех.
- А теперь ты быстро слезаешь с холодной железяки и десять раз отжимаешься для разогрева.
[indent] Он и сам не собирался больше находиться здесь, не видя особого смысла в разглядывании звёздного неба. Подобная картина, для нормальных людей достаточно красивая, не вызывала на душе ровным счётом ничего такого, о чём стоило бы упоминать. Даже тоски. А раз так, то не стоит и таращиться наверх, равно как и по сторонам. Успеет ещё, наглядится. Столь же проворно, как забирался сюда, немец соскочил обратно на здешний скрипучий песок, мысленно пообещав себе, что раздобудет бетона и устроит хотя бы в районе стоянки техники приличный участок территории, который можно будет отправлять мести всевозможных проштрафившихся наёмниц греческого происхождения и поганого характера. А что? Ей полезно отвлечься от мыслей о том, что командир – сволочь, пусть в этом и есть доля правды.

Отредактировано Манфред Рихтер (2019-12-12 20:14:00)

[indent] Гречанка имела полное право думать про своего командира целую кучу гадостей, при этом в чём-то она даже была права. Например, он действительно не получал удовольствия от того, что портил ей жизнь, на самом деле натаскивая на выполнение даже самых идиотских приказов без лишних вопросов. Иногда секундное колебание может стоить слишком дорого, поэтому от самой идеи таких колебаний нужно беспощадно избавляться. Впрочем, не превращая солдат в совсем уж бездумных марионеток, роль одной из которых пыталась сейчас играть Урсула. Пыталась, надо заметить, совершенно напрасно, лишь побуждая Манфреда действовать более решительно. И непредсказуемо - чтобы вредная баба не успевала привыкнуть к его стилю дрессировки и выработать какое-никакое противодействие.
[indent] Он спокойно дождался, пока женщина примет упор лёжа и начнёт выполнять упражнение, после чего резко произнёс простое и немудрёное:
- Стоп.
[indent] После чего выждал некоторое время, давая Урсуле возможность мысленно обложить его матом, расстрелять из дерьмомёта и переехать останки асфальтоукладчиком. Пусть помечтает, если ей от этого легче, но если честно - сама напросилась и сама вызвалась нести эту ношу. Никто за длинный язык её не тянул, никто не принуждал распускать руки. Хотя дралась она неплохо. Ещё бы бегала так же хорошо, цены б ей не было.
- Подъем. Смирно.
[indent] Гречанка дисциплинированно повиновалась. Хорошая девочка, даже нет особого повода отравлять ей жизнь своим присутствием дальше, но... это было бы предсказуемо, а предсказуемость в их случае попросту неприемлема. Получить проблемы на свою голову можно просто так, из-за одного факта своего наличия в поле зрения офицера. Британцы примерно так тренируют свою морскую пехоту, только там роль дрессировщиков исполняет, всё-таки, сержант, а не офицер. Что ж, за неимением в поле зрения сержанта...
- Кругом. В десантный отсек бронетранспортёра бегом марш.
[indent] Он ничуть не изменял тона, когда отдавал команды - всё так же не скрывал скуки и даже не пытался чеканить каждое слово или, тем паче, орать. Воспитание Урсулы было чем-то уже почти семейным, будничным, не требующим невероятного ора и вращения глазами. Хотя Манфред, безусловно, умел орать, умел и пучить глаза так, что они как будто пытались выпрыгнуть из орбит. Хорошо действовало на неподготовленных, плохо - на Димитриди. У неё он явно не первый такой. И не факт, что последний.
[indent] Не будь часовые привычными ко всему, они непременно бы озадачились всей этой вознёй вокруг БТР-80, который явно того не стоил. Бронетранспортёр никто не запирал наглухо, закономерно полагая, что противник сюда если и проберётся, то вряд ли посчитает хорошей идеей кататься по лагерю на здоровенной шумной машине, когда здесь полно солдат с "Панцерфаустами". Зачем немец вообще всё это затеял? По большому счёту, от простого желания поговорить по-настоящему наедине, заодно проверив Урсулу на наличие боязни замкнутых пространств. А что, а вдруг? Она же в принципе очень-очень странная, если с такими "убитыми" лёгкими смолит, как паровоз времён индустриальной революции.
[indent] Внутри, понятное дело, было темно, хоть глаз выколи. Это, пожалуй, к лучшему, гречанке можно безнаказанно кривляться, что какой-нибудь мартышке, без риска получить за это очередную взбучку. Ну а Манфред, как ни странно, не особо хотел её видеть, когда в очередной раз полезет в душу. Просто потому, что иначе вместо разговора у них опять будет сеанс физической культуры прямо здесь, в замкнутом пространстве, где легко удариться башкой обо что-нибудь там.
- Итак. Fräulein Димитриди, извольте поведать командиру причины исключительно зловредного своего поведения. А именно использования в речи излишнего официоза, попыток играть в тупую исполнительницу и прочих придурей, мало подходящих хорошему, инициативному солдату. Отговорки не принимаются.
[indent] Он всё ещё был скучным, гадким гансом, даже внутри российского бронетранспортёра, устройство которого находил бесконечно непривычным. Даже тет-а-тет с женщиной, с которой, если вдуматься, мог вытворять вообще всё, что могло прийти в голову. Пока что из головы ещё не вышло желание вправить ей мозги. И, похоже, выйдет ой, как нескоро.

[indent] Стоять посреди здоровенной металлической коробки на колёсах - такая себе идея. Отыскать посадочное место удалось без особого труда, он всё-таки здесь бывал, бывал не раз, изучая вверенную технику просто потому, что не любил "белых пятен" рядом с собой. И Урсулу сюда притащил, кстати, ровно по этой же причине. А она дурачится. Ну не стервозина ли?
[indent] Не слишком удобные сиденья, у немцев лучше. Но выбирать не приходилось, да и потом - он не в VIP-ложе театра... или как оно там у них называется. Хотя, безусловно, смотрит сейчас трагикомедию в исполнении одной-единственной артистки. Не слишком талантливой. Но Димитриди, мать её, была личностью, была одним из его солдат. Придётся найти к ней подход, даже если ради этого её гнилую драную душонку придётся вывернуть наизнанку, вытряхнуть оттуда дерьмо пополам с опилками и сшить всё это грубой ниткой в пристойного гомункула. Иначе может подвести, не себя так кого-нибудь ещё. Даже не со зла, а просто из-за неподходящего настроя.
- Урсула. Я, кажется, сказал, что отговорки не принимаются, а ты мне тут целое ведро отборных их же самых на голову высыпать пытаешься.
[indent] Офицер едва заметно морщится и вздыхает. Он устал. Устал от идиотизма происходящего, от внезапно свалившейся им на плечи полномасштабной войны, от необходимости разгребать за местными их авгиевы конюшни. Да и потом - Ливия в принципе его тяготила. Как и любая часть Ближнего, будь он неладен, Востока. Слишком многое они здесь оставили. Слишком многое.
- Знаешь, один очень толковый офицер наёмников однажды сказал, что первым шагом в управлении людьми будет понимание, чем же каждый из них отличается от остальных. И что заставляет его "включиться". А ещё, в отдельных случаях, нужно понять разум солдат, их предысторию. Понять, почему они принимают те или иные решения.
[indent] Он цитировал по памяти одну давно прочитанную книгу. Книгу про войну всё в той же Африке, разве что южнее, значительно южнее. В принципе, слова сказанные о событиях там, отлично подходили и здесь. И вообще где угодно. Проблема, однако, была не в словах, безусловно, талантливого человека. А в их применении к одной отдельно взятой мерзкой бабе, которая была сейчас на расстоянии вытянутой руки и наверняка корчила страшные рожи, просто из вредности.
- Короче говоря, я не понимаю тебя. Совершенно. Я не знаю, как ты действуешь, не представляю, в какой момент ты можешь "сломаться" и загубить себя или моих людей. Не вижу стройной системы в твоём поведении. И, можешь порадоваться, это меня раздражает. Чрезвычайно.
[indent] Ей, понятное дело, наплевать на его проблемы, она индивидуалистка и законченная засранка, именно этим, пожалуй, от дисциплинированных немцев и отличается. Тем не менее, гречанка - толковый солдат, которого нельзя не использовать в своих планах. Но не как неизвестную переменную же!
- В общем, так. Мне нужно знать, что именно заставляет тебя вести себя подобно протестующему подростку. И как это прекратить. Пока что остановимся на таком раскладе - и будь добра, прекращай увиливать и ссылаться на приказы, дисциплинированность и всё прочее. Там, в здании штаба этих макак, ты была совсем другой.
[indent] Психолог из Манфреда такой себе, он в значительной степени прямолинеен и ожидает той же прямолинейности от остальных. Здесь, в конце концов, война, а не бундестаг какой-нибудь, чтобы играть в интриги, недосказанность и прочие ужимки. Конечно, обстановка подобралась не слишком расслабляющая, да и о доверии пока говорить рано, но... в сущности, у него не было особого выбора. А раз так, то выбора не будет и у гречанки. Не сейчас, так потом - но додавит её офицер, он слишком упрям, чтобы отступаться.

- Das sind die Katzen, die vorne lecken und hinten kratzen - в голосе Манфреда было отчётливо слышно раздражение вместе с некоторым ехидством. - У тебя не самая плохая репутация, хоть и немало "белых пятен", как у этого отморозка Лемана. Тем не менее, я позволю себе не поверить на слово в ситуации, когда на карту поставлена судьба моего отряда. Именно по причине "белых пятен".
[indent] Немцу было, понятно, чихать на её "со всем моим уважением", да ещё произнесённое таким тоном. Он не рассматривал гречанку как своё оружие, отдавая предпочтение изученному "от и до" автоматическому детищу немецкой промышленности. Да и вообще - сложно верить чьему-то слову, пройдя через "Валькирию". Даже если интуиция подсказывает, что Урсула, для разнообразия, не пытается сейчас валять дурака, а говорит вполне искренне. Обидно ей? Разумеется. Никто не просил руки распускать, ни тогда у палатки - ни, тем паче, внутри. Вот и пусть терпит, ведь офицер, в сущности, относится к пополнению, будь оно неладно, вполне лояльно.
- Ein faules Ei verdirbt den Brei. - а вот это уже было задумчиво, как будто даже с некоторой ленцой. - Будем надеяться, что это не про тебя. И что ты действительно не сломаешься и не предашь. Что-то в глубине моей души говорит мне, что этой вот драной кошке, которая пытается забиться в угол и оттуда рычать, можно верить. Ладно, садись рядом, нечего проявлять неприхотливость там, где это не нужно.
[indent] То, что она не уселась до этого хотя бы напротив - странно, но в пределах допустимого. Не слишком удобно, да и прохладно к тому же. А её не так давно сгоняли с холодной брони и заставляли отжиматься, хоть по большей части и из вредности. Ну так и она могла из вредности делать то, что делала. Этот официоз, эта демонстративная отстранённость. Странная женщина. Ладно, хоть дисциплинированно уселась рядом, не пытаясь пререкаться. Не всё ещё потеряно?
- Нам с тобой не детей крестить. Это понимаю я, это понимаешь ты. И вряд ли мы когда-нибудь станем близкими друзьями. Но, по-хорошему прошу, прекращай этот дурацкий официоз. Ещё раз услышу "герр гауптман" - устрою какую-нибудь пакость. Будешь изображать заводного солдатика - твоя жизнь разнообразится строевой. Ты хотела быть наравне со всеми, так вот и будь наравне со всеми. Может быть, тогда мы поладим.
[indent] Пока что отношение Урсулы вызывало лишь отторжение, плавное переходящее в желание отстранить её от боевой работы на недельку-другую. Уже не столько из-за недоверия, а чтобы приструнить. Если эту бабу вообще можно приструнить. Маловероятно. Впрочем, Манфред непременно попытается, он слишком упрям, чтобы отступаться. Не выйдет договориться миром, придётся аккуратно надламывать её в нужных местах. Не получится аккуратно - что ж, грубые методы никто не отменял, лишь бы толк вышел. Жалеть гречанку в этом случае уже не будет ни малейшего желания, ведь к тому времени она капитально выбесит командира, который, вообще-то, всего лишь пытается понять, с кем имеет дело. Да, такими варварскими методами в том числе. А почему нет, собственно? Они не на курорте!

[indent] Свершилось, она соизволила перестать валять дурака и перешла, наконец, прямо к насущному-наболевшему. Не то, чтобы ей от этого меньше хотелось дать коленом под зад, чтобы не изображала здесь пресловутую драную кошку, но всё равно - прогресс налицо! Манфред, разумеется, не то что улыбаться - даже уголками гул вяло не дёрнул в честь маленькой победы здравого смысла над греческой зловредностью. Да и зачем бы? Темно здесь, хоть глаз выколи, его физиономию без хорошей аппаратуры или луча фонаря в морду всё одно не разглядеть. То же касалось и Урсулы, но на неё и смотреть не хотелось, достаточно было осознания того, что она теперь на расстоянии вытянутой руки.
- Урсула, ты прелесть. Сама себя поимела, а я ещё тебе виноват. Ну кто тебя за язык тянул тогда, в палатке? Получила бы ты нормальные документы и нормальное отношение, хотя бы из-за моего нежелания доводить толкового новобранца до самострела или чего похуже. Стоила эта попытка второй раз меня отделать того? Нет. Вот и успокойся, никто об тебя ноги вытирать не будет, если сама не напросишься.
[indent] Манфред мог, как ни странно, совершенно беззлобно ворчать, даже когда собеседница явно давала понять, что выцарапала бы ему глаза и вставила туда свечи, будь на то её воля. Причём свечи, скорее всего, ректальные. Просто из вредности. Что ж, её право. Глупо было отрицать всю диковатость произошедшего недавно, глупо же было не пытаться это исправить хоть немного. Просто потому, что поведение гречанки временами раздражало, а раздражение могло привести к ошибкам. Так, как медитировать и отбрасывать эмоции немец не умел, проще было что-то сделать с первопричиной. Мешок на голову подходил очень плохо, пуля в печень - тоже.
- Давай придём уже, наконец, к какому-нибудь варианту взаимоотношений, который устроит нас обоих. Со скрипом, с перекосами, но - устроит.
[indent] Это было чем-то вроде перемирия, по крайней мере на время всей этой военной операции в негостеприимных здешних краях. Точнее - предложением такового перемирия, которое Урсула запросто может отвергнуть, вновь перейдя к своим идиотским попыткам изображать солдафона. В принципе, ей же и хуже в этом случае, но усугублять и без того явный конфликт не хотелось. Признаться, Манфред как-то привык к порядку во вверенном ему подразделении. Никто ни с кем всерьёз не конфликтует, никто не клюёт мозг офицеру в его лице, все готовы хоть сейчас пойти стрелять в местное население, не интересуясь его принадлежностью к стороне конфликта. Благодать, в общем. И эту благодать старательно портила кто? Разумеется, Урсула. Впрочем, наверное, это не её вина. Точнее, не только её вина. Сам себе проблем нажил на пустом месте, так ещё и ей подкинул столько, что до сих пор расхлебать не может.
[indent] Десантное отделение бронетранспортёра не очень-то походило на конференц-зал, где принято договариваться о чём-то. С другой стороны, сюда точно не вломится псих с взрывпакетом, как было недавно в этом дурацком городишке. Да и потом, какие проблемы - такое и место для их решения. Жаль, что нет с собой хотя бы той же самой водки, чтобы разговор пошёл легче. Очень жаль. Но не топать же за ней.

[indent] Умная баба. Хоть и стервозная, как дикая лошадь, не желающая становиться ездовой. Манфреду плевать на её взбрыки, он слишком уж целеустремлённый прагматичный подонок для того, чтобы считаться с мнением человека, добровольно загнавшего себя в кабалу. Во всяком случае, сейчас и в отношении собственного морального облика в том числе. А ещё немец тоже не лезет за словом в карман.
- Давай, ещё скажи мне, что ты сильно этим опечалена. Телохранитель из тебя, прямо скажем, хреновый, да и конторка не из лучших. Они продали тебя, как негритянку из племени Тумба-Юмба продавали соотечественники пару-тройку сотен лет назад. За почти ту же самую пригоршню блестяшек.
[indent] Это не было ехидством, попыткой позлорадствовать - простой констатацией факта. Да, Манфред хотел себе этого человека. Да, получил, пусть и не самым честным образом. И что тут такого? Война идёт, не до сантиментов. И всё же, не будучи законченным негодяем и идиотом, он пытался сделать жизнь нового приобретения хотя бы немного, но лучше. Даже приплачивал иной раз из своего кармана! Да и время вот сейчас тратит на попытки достучаться, что-то сгладить, исправить, улучшить. А она в ответ кусается, пусть и довольно вяло. Ну не сучка ли? Причём мелкая.
- Ты ещё предложи вообще забыть, что у меня в отряде есть такая Урсула Димитриди, о которой известно только то, что она гречанка, хорошо стреляет и стервозного характера.
[indent] Манфред тихо вздохнул, с лёгким свистом выгоняя из лёгких чуть застоявшийся воздух. Пожалуй, стоит в следующий раз сперва проветрить транспорт, потом уже соваться внутрь. И что вот толку рассказывать ей о доверии, когда никому не доверяешь, кроме своих людей и пары-тройки достаточно случайных знакомых? Что толку требовать открыть душу, когда сам для неё - одно большое "белое пятно"? Конечно, если Урсула смотрела по телевизору не только фильмы ужасов (неизменно сопереживая главному злодею), то ей здесь немного проще. В конце концов, история Шестой, пусть и не до конца правдивая, просочилась в прессу. Ну ладно, "не до конца правдивая" это преуменьшение, про них там, в основном, враки всяческие и поклёп вкупе с попытками сгладить ситуацию и сделать вид, что всё в порядке и было под контролем с самого начала. Но это уже лучше, чем ничего, разве не так?
[indent] Предложение, прозвучавшее только что, немца устраивало по всем параметрам. Настолько, что он, доселе просто вяло сидящий и пытающийся разглядывать пол, резко выпрямил спину и сложил руки на колени. На свои, разумеется. Вопросы в обмен на вопросы, честность в обмен на честность. Прекрасный расклад, ведь он-то, по сути, ничего не теряет, даже если вытрясет здесь всю свою нехитрую биографию.
- Хороший расклад. Конечно, на трезвую голову это не так интересно, но уж извини, шнапс в палатке. Да и вообще, не до него сейчас.
[indent] Лёгкая ирония наглядно показывала, что офицер заметно приободрился. Он даже, кажется, перестал воспринимать сидящую рядом женщину как возможный источник проблем, сосредоточившись на перспективах, которые сейчас были куда как актуальнее. Итак, с чего бы начать? Количество любовников и начало карьеры его, понятное дело, не интересует. Как и подноготная нанимателей. Нет, стоит озаботиться другим, куда более фундаментальным. Вместе с тем - простым и примитивным, как рогатка, при помощи которой местные аборигены умудряются гранаты далеко забрасывать.
- Ладно, самое очевидное. Есть на твоём счету что-то такое, за что тебя можно поставить к стенке вот прямо сейчас? Я не про нарушение неписаных законов войны, на которые обычно всем плевать. И не про случайные жертвы.
[indent] Будь у него возможность, он бы спросил о другом. О мотивации. О том, как сделать из тупого исполнителя хорошего, верного бойца. Но - формулировка вопроса была бы такой, что гречанка запросто и просто могла послать командира на три русские буквы и оказаться в своём праве. Ведь это вновь попытка влезть ей в душу. Чего Урсула, понятно, не любит. И на что Манфреду, понятно же, наплевать.

[indent] Ай да Урсула, ай да Маслинушка! Торговля людьми, торговля оружием, убийства, наркотики. Не то, чтобы Манфред считал её простой воякой без пары-тройки грешков за душой, но такой список впечатлял. Это даже поинтереснее его попытки государственного переворота и целой пачки преступлений против нонкомбатантов. Мужчина выдавил из себя нервный смешок, представив стервозную гречанку с плёткой и пулемётом, погоняющей людские потоки в сторону мрачных чёрных грузовиков и безжалостно расстреливающей отстающих. Фарс, конечно. Но лучше уж думать о ней так, чем разбираться досконально. Да и не нужны ему эти подробности, право же. Главное, что она способна заниматься самыми мерзкими вещами, на которые не каждый из его солдат пойдёт без прямого приказа. Да и с прямым приказом... не факт.
- Скорее, озадачен. Я-то думал, ты просто вредная сука, которую потрепала жизнь, а тут всё гораздо интереснее. Впрочем, не мне тебя судить, зато теперь можно не раздумывать над тем, есть ли у тебя какие-то внутренние "стопора".
[indent] Ей, видимо, было очень тяжко об этом вспоминать. Или тяжко открывать душу мудаку, который, по сути, тоже участвовал в торговле людьми, причём напрямую затронув собственно Урсулу. Однако, свою часть сделки гречанка выполнила, в правдивости её слов сомневаться не приходилось. Теперь его черёд? Ах да. Вода. Хотя лучше бы это было спиртное. Манфред мягко отклоняет руку, по инерции мотнув головой и даже не задумавшись, что это его движение вряд ли будет верно истолковано. Осознание приходит быстро, заставив проговорить отказ вслух.
- Спасибо, не нужно. В отличие от спиртного.
[indent] Он уже знает, о чём будет спрашивать Урсула. Нетрудно догадаться, что европейскую армию целыми подразделениями просто так не бросают. Тем более - хорошо сработавшимися отрядами, явно успевшими вместе пройти через многое. Пожалуй, на эту больную мозоль наступить без шнапса будет очень уж тяжко. Была у него припрятана бутылка, как у любого приличного головореза. Настоящий австрийский шнапс, крепкий и с сильным фруктовым ароматом. Лекарство от одиночества, от неприятных воспоминаний, от всего на свете. Почему бы и не использовать его сейчас по прямому назначению? Правда, он остался в палатке, а они-то в бронетранспортёре. И у офицера, вроде бы, посты не проверены. Хотя... к чёрту, это ведь он больше от скуки и порядка ради, там все и без него прекрасно обойдутся. И никто на них сегодня не нападёт, это будет форменным самоубийством.
[indent] Вопрос, разумеется, прозвучал, хоть и немного иначе. Только о нем, не обо всех здешних головорезах, хоть их родство по несчастью было очевидным. Что же, он сам на это согласился, придётся отвечать. Отвечать правдиво, развёрнуто, чтобы не было больше вопросов. Отвечать, стараясь заглушить тупую боль где-то в груди. Выбросить из головы горечь поражения и тяжесть потерь. Нет уж, тут точно без шнапса никак. Мужчина резко поднялся с места, треснувшись головой и выругавшись. Нужно было найти выход отсюда, причём как можно скорее. Не такая уж сложная задача. Вроде бы.
- Потому, что я хреновый немец. Предлагаю продолжить монолог на тему моей хреновости в известной тебе палатке, уже без мордобоя, а с применением ударных доз сорокаградусного пойла. И пока мы туда идём, будь добра, посмотри вокруг и сформируй в голове понимание, что речь пойдёт не обо мне. А обо всех нас, о каждом солдате Шестой бронетанковой, оказавшемся здесь.
[indent] Выход нашелся почти наугад, голова немного кружилась после соударения с потолком, заставляя быть осторожнее. Впрочем, ему не привыкать как биться о всякие железки, так и выбираться из здоровенных металлических коробок с ловкостью шимпанзе и грацией гориллы. Сейчас тяжёлого снаряжения при нём не было, что несколько сократило время десантирования на свежий воздух. Прямо здесь, в нескольких шагах, стояли патрульные в количестве двух угрюмых немецких физиономий, которые явно несколько расслабились, узрев командира живым и здоровым. Солдаты, как ни крути, хорошо относились к бывшему гауптману, а тот всеми силами старался сделать для них хоть что-то, чтобы облегчить ставшую вмиг непростой жизнь. В том числе и с его подачи эта жизнь стала именно такой, а пять десятков карьер профессиональных военных пошли под откос. Хотя нет. Гораздо больше.
[indent] По пути в палатку он молчал, двигаясь с приличной скоростью и явно торопясь побыстрее покончить с этим вопросом, явно не просто неприятным, но и весьма болезненным. В палатке было светло, тепло и сухо, как и всегда. Всё тот же стол, складные стулья, ящики с полезным содержимым и койка чуть в стороне. Найти здесь заветную бутылку не составило большого труда, немец действовал со сноровкой бывалого мародёра, легко отделяя нужное от ненужного. Нужным он счёл собственно бутылку, пару металлических стаканов довольно потёртого вида, да сухой паёк, чтобы не остаться без закуски. Всё это было немедленно расставлено на столе, разложены два стула, а вход в помещение зашнурован изнутри просто на всякий случай. Вдруг кому-нибудь потребуется прервать их маленькую пьянку по очень дурному поводу?
- Итак... я так понимаю, про заговор Штерна его закономерный исход ты не знаешь ничего. Жил-был на свете человек, звали его Конрад. Был он не самым дурным офицером, довольно быстро продвигался по службе и в итоге обзавёлся собственной дивизией, Шестой бронетанковой. Дивизия была достаточно эффективной, танки давили и разносили британцев, штурмовая пехота, набранная из разных подразделений и постепенно ставшая одним хорошим целым, отгоняла от танков всяческую пакость и захватывала такие места, в какие господа танкисты не могли проехать на своих здоровенных штуковинах.
[indent] Примерно в этот момент пришло осознание, что нужно, наконец, выпить. Пробка была сорвана одним быстрым движением, а стаканы наполнялись с методичной точностью автомата. Манфред явно был слишком погружён в свои мысли, действуя больше по привычке нежели осознанно. Коробку пайка он вскрывал таким же образом, без раздумий, без них же небрежно расставил баночки и разложил пластиковые столовые приборы, даже не глядя, чем именно собрался потчевать единственную гостью. Закончив с приготовлениями, офицер уселся-таки на табурет, продолжая рассказ с каким-то странным выражением лица. Немного мечтательным, будто бы переживая хорошее заново и стараясь не думать о плохом.
- Казалось бы, что может пойти не так? Однако, под генеральской фуражкой располагалась непутёвая голова человека, готового пойти на всё ради того, что он считает правильным. Штерну удалось убедить офицеров Шестой в необходимости военного переворота. Он хотел зачистить бундестаг, перестреляв этих мерзких тыловых крыс, отправляющих сотни солдат на убой каждый день. Говорил красивые и правильные слова о мире и благополучии. О поддержке и успехе.
[indent] Мужчина залпом опрокинул первый стакан без предупреждения, даже не ощутив аромата и лишь немного поморщившись. Заедать не стал, явно увлекшись повествованием, где-то в глубине души радуясь возможности выговориться. Даже не глядя на Урсулу и будто забыв о ней. Мыслями он был сейчас очень, очень далеко.
- Мы поверили ему. Вступили в сговор с британцами, ещё кое-какой генералитет обещал оказать содействие. Провели блестящий обманный манёвр, главной целью которого была маскировка для первого решительного шага операции с красивым названием "Валькирия". Пока весь мир думал, что Шестая утюжит танками войска Корнелии, мы без боя заняли британские позиции. Вот только в отчётах упоминались потери, достаточно ощутимые потери. В основном - новобранцы, офицеры контрразведки и прочие, кто был сочтён неблагонадёжным. Можешь считать меня дважды ублюдком, но "расстрельные списки" составляли двое. Один из них - перед тобой.
[indent] Нужно было выпить ещё, даже не ради заглушения отсутствующей боли, а просто... просто потому, что надо. Манфред ограничился тем, что просто наполнил стаканы, вскрыв попутно пару ближайших к нему баночек с пищей. Какой-то паштет и овощная закуска. Неплохо. Разумеется, это поставляли русские, поэтому содержимое казалось немного непривычным. В смысле - когда-то казалось, сейчас он уже привык и даже распробовал. Конечно, в плане разнообразия так себе, но в общем и целом - отличная штука.
- В общем, мы перестреляли и порубили собственных товарищей ради мечты, которой не суждено было сбыться. То ли наш дорогой генерал просчитался, то ли какая-то тварь доложила, но всех офицеров выше меня благополучно арестовали, большую часть расстреляв или сгноив за решёткой. Меня спасло то, что Германии всё ещё была нужна Шестая, а Шестой нужен был офицер, которого будут слушать. Что спасло Воллена - понятия не имею, но он успел побывать в лапах контрразведки, а я вот - нет. Потом была служба нашей дорогой Германии с клеймом мерзавцев и ненавидящими взглядами новобранцев, порушенные карьеры тех, кого мы вели за собой... и вот мы здесь, если опускать технические аспекты. В заднице, как ты выражаешься. Причём в совершеннейшей.
[indent] Рассказчик из него такой себе, да и тема была не из приятных. Но как уж смог, так и поведал о своих злоключениях, разве что не так подробно, как собирался изначально. Некоторые вещи лучше оставить при себе, да и не нужны они простой, в сущности, наёмнице, даже будь она четырежды головотяпкой и злодейкой почище него самого, скромного государственного изменника. Теперь точно нужно было выпить. Хотя бы в память о тех, кто шёл к мечте, но остался лежать на негостеприимном песке этой проклятой Африки. Второй стакан пошёл уже легче, но требовал обстоятельной закуски...

[indent] Манфред не считал себя козлом отпущения, закономерно предоставив эту роль тем, кто на свободу так и не вышел. Эмме, Хильде. Самому, мать его через прогиб, пафосному генералу. Это забавно, но из всего генералитета, который в это влез, судя по всему, пострадал лишь инициатор "Валькирии", её идейный вдохновитель. Хотя Седьмой тоже досталось, иначе не было бы здесь этих бестолковых япошек, за которыми вскорости придётся прогуляться, устроив по пути маленький ад в отдельно взятом регионе. Но это потом, сейчас его куда сильнее поглощает... кхм... поглощение содержимого небольшой баночки с непонятными надписями и вполне пригодным содержимым. Стаканы невелики, выпитого явно не хватит даже для того, чтобы слегка помутить рассудок, да и на душе всё ещё погано. Нужно пить ещё, без тостов и церемоний, самому себе напоминая дурного алкоголика, дорвавшегося до какого-то дерьмового пойла после томительных суток воздержания. Только пойло было не дерьмовым, да и компания мало подошла бы опустившемуся на дно жизни бедолаге. Урсула, как ни крути, симпатичная баба, даже сейчас способная скорее украсить своим присутствием застолье, чем испортить его угрюмым внешним видом. Третий стакан, молча, залпом. Слегка встряхнув головой, Манфред пытается понять, какой вопрос задавать теперь. И явно не справляется с лихорадочным перебором множества вариантов, решив подключить к делу собеседницу.
- Послушай, Урсула... меня мало волнует, где ты там кого продавала и с кем. Это всё прошлое, через которое нужно переступить и идти дальше.
[indent] Забавно слышать такое от человека, который через своё прошлое не перешагнёт, похоже, никогда. Немец сознательно загонял себя в рамки долга и искупления, не имея возможности забыть, как подвёл солдат, пошедших за ним. Ведь для какого-нибудь абстрактного рядового Ганса Шмидта именно он, Манфред Рихтер, был воплощением несбыточной "Валькирии". Никак не генерал Штерн, столь же далёкий для простого стрелка, как и пресловутые валькирии на небесах.
- Поэтому просто выдай то, что считаешь нужным, а потом перейдём к другим вопросам, если не возражаешь. Не о прошлом, а о будущем.
[indent] Его потянуло на философию, что недвусмысленно свидетельствовало о убойном действии спиртного на человека в состоянии стресса. А Рихтер, хоть внешне и выглядел статуей имени себя, в этом самом состоянии пребывал частенько, стряхивая одурь лишь в кризисных ситуациях и вот сейчас, под действием шнапса. Не слишком убойной дозы, надо заметить, хоть и на голодный желудок. Впрочем, чего-то такого ему, видимо, и не хватало для примирения с окружающим миром хотя бы на время.
- Ты, конечно, можешь в свой черёд спрашивать всё, что сочтёшь нужным, начиная от моей подноготной и заканчивая планами на обозримое будущее. И да, расслабься ты уже. Не нужно сидеть тут с таким видом, будто я из тебя душу вытягиваю щипцами, упираясь в живот ногой.
[indent] Будто у него вид так уж и лучше. Обычно угрюмый, немец оставался верен себе и сейчас, разве что на словах пытаясь как-то разрядить обстановку, ослабить натянутые повсюду невидимые струны. Четвёртый стакан? Нет, пожалуй, не сейчас. Ему стоит сделать небольшой перерыв, вспомнив, что всё это - ради беседы, а не просто чтобы пить спиртное и угрюмо таращиться друг на друга. Наверное, даже немного пройтись по палатке, ощутив внезапный приступ активности, которую нужно было куда-то девать. Пусть и выглядело это со стороны довольно-таки странно.