Гвиневре часто делали предложения. Брошенные в шутку – те обычно высказывались в мягких постелях после бурного секса. Знаете, в тот момент, когда вы прижимаетесь к любовнику, а он, забавы ради, начинает расписывать тебе свои фантазии о «топоте маленьких ножек»? Принцесса всегда умилялась таким фантазёрам. Но никогда, даже ради минутной потехи, не отвечала им «да».

Были и те, кто, соблюдая все формальности, вставал на колено посреди банкетного зала, произносил пламенные речи. Но они получали на свои попытки лишь надменный смешок от «Первой». Слишком скучные. Слишком надёжные. Предсказуемые.

Куда интереснее были вояки. Грубые, надменные, сильные. Они считали, что принцессу можно заработать – как медаль или орден. Срубить несколько голов, взорвать пару танков – и она твоя! Таким «топорным героям» никогда не пленить столь утончённую красавицу.

И вот вчера – прямиком в «прайм-тайм» весь мир узнал об очередном поклоннике. Галантном, услужливом, вне всяких сомнений умном. Мечта не многих, но практически всех гражданок Британии. И список тот не заканчивался на официантках из лучших ресторанов Пендрагона, обаятельных крупье, бизнес-леди и даже графинях…

- Ну, какой же он классный, сестрица! – Карин пела старшей оды, расхваливая предполагаемого жениха так, будто бы сама сочиняла сценарий к вчерашней вакханалии.

Первая перестала обращать внимание на увещевания гостьи уже как с час. Она всё вертела в голове яркую картинку с телеприемника, свои смешанные эмоции, а также разговор с отцом, который не посмел обделить вниманием свою столичную любимицу. Алое вино плескалось в хрустале, пестря багрянцем на фоне затухающего каминного пламени.

- Сама подумай: кого ещё этот мир тебе подарит? Кого-то вроде отца? Пусть сильного и волевого, но…, - младшая листала передовицы, разлёгшись на полу у огня. Её ярко-белая шевелюра то и дело подпрыгивала, когда принцесса бросала любопытные взгляды на свою сестру.

- Но он просто задавит меня в первую брачную ночь, - старшая усмехнулась собственной шутке и сделала хороший глоток столетнего напитка, - А если и не так, то загонит в свою тень и не выпустит оттуда, покуда я сама не стану Марианной, - вино играло в её голосе, но лёгкая весёлость уже сдалась утомлению.

- Ха! – звонкий смешок белокурой бестии звучал оскорблено, но Гвиневра прекрасно понимала, как далека та от отца, чтобы сметь оскорбляться на шутки. Как далека каждая из дочерей Чарльза.

- Мне и самой уже на уши садятся: «Красота юности недолговечна, пора бы выбирать себе мужа»…

- Как будто ты сама не представляешь собой ничего, кроме утробы, - бокал был пуст и встал на резной столик тёмного дерева, что стоял у мягкого кресла. Причудливый, он был похож на плоский диск, изображавший мир. И диск тот поддерживали корни древа мира.

- Ну что ты! Ты – точно не такая, милая сестра! Только посмотри на себя, на этот дом, на всё то великолепие, что окружает тебя…, - руки девочки распростерлись, будто бы пытались охватить весь Пендрагон. Карин упала ничком, уставившись глазами в купол потолка. Роскошная люстра из цветного стекла пестрила красками, отвечая подмигиваниями пляске пламени.

- Где бы я была сегодня, если бы сомневалась в себе, Карин? – «первая» усмехается попыткам младшей поиграть в психотерапевта. Ладонью она задевает свой бокал, а тот, выписав замысловатый пируэт на краю стола, летит вниз – прямиком на паркетный пол. Лёгкий звон, и драгоценные осколки разлетаются по комнате. Девушки не отдают сему событию и толики внимания. Но каждая из них углубилась в свои собственные думы.

- И всё же…, - голубые глаза – такие яркие, такие светлые, сверлят разрумянившуюся Гвиневру. Личико Карин, вся её подтянутая к сестре поза говорят лишь об одном – о желании здесь и сейчас услышать долгожданный ответ, ради которого она терпела общество старой курицы так долго.

Зашуршали богатые платья, массивное кресло едва ли не перевернулось – так яростно вскочила женщина со своего насеста. Под каблуками мерзко хрустнул хрусталь. Бедняжка Карин не на шутку перепугалась, решив, будто бы старшая сестра сейчас пробьёт ей голову своими острыми шпильками. Но та стремительно удалялась прочь, хлопнув за собой массивной резной дверью, на которой красовались орнаменты благородных фиолетовых цветов. Лучшая из дочерей Чарльза не желала посвящать Карин в свои планы. По той ли причине, что сочла её недостойной, или же потому, что и сама не знала ответа на прозвучавший вчера вопрос?

- Гвин, ты чего? – только и смогла вымолвить белокурая. Её хрупкую руку прорезала острая боль. Алое встретилось с голубым, и подколодная змеюка с досадой зашипела. Кусочек хрусталя, подобно злобному псу, вцепился в мягкую ладошку.

Эпизод завершён