Благодаря здравому смыслу, чётко очерченному плану действий и (что являлось частным случаем первого пункта) взятому перерыву между двумя ключевыми датами: датой, собственно, праздничной и датой деловой, отплытие Минервы Британской в Десятый Сектор шло не просто по плану, оно не отступило от этого плана ни на шаг, что крайне редко случается в жизни. Ни разу не возникло проволочки. Не было никакого парада по случаю назначения, не было суеты и провожатых, не было порывающихся броситься вслед за авианосцем в море женщин, которые, как правило, возникают на всех подобных мероприятиях. Единственная, кому это положено было по роли, попрощалась с Минервой ещё вчера, а сегодня, здесь — отсутствовала.

Вчера и без того был целиком их день. Её и матери. Теперь потребности в том, чтобы прощаться под взглядами чужих людей, у них не было вовсе.

Среди разношёрстной толпы, снующей туда-сюда по сходням, в воздухе, пронизанном морской солью и корабельным металлом, голубое платье Минервы мелькнуло только один раз: тогда и только тогда, когда в списке мероприятий очередь дошла до пункта "подъём принцессы на борт". Без лишней суеты, вздохов по поводу забытой, возможно, шляпки, тревог по поводу вещей и прочего. Для постороннего наблюдателя светло-голубое пятно могло с лёгкостью затеряться, настолько Минерва была незаметной в окружении тех, кто здесь находился по долгу службы.

Громко описанное в газетах назначение и торжественное отплытие на деле обернулось всего-то десятком шагов по сходням. От вертолёта, который бы приземлился прямо на палубу "Сильваны", Мина отказалась и в назначенный час просто преодолела это расстояние, чтобы скрыться в отведённой ей каюте.

Несомненно, были у неё и вещи, и "крупногабаритная кладь" — пожалуй, поднятие на борт драгоценного Эклипса было куда как более шумным и заметным моментом в подготовке к отплытию, чем поднятие на борт самой Мины, — но Минерва совершенно не беспокоилась по поводу имущества, надёжно заключённого в ангаре. Туда же был отправлен и свежеиспечённый рыцарь, не из соображений присмотра за жеребцом ценой в пару хороших автомобилей, но лишь потому, что для Минервы и он, и Эклипс являлись именно имуществом, место для которого отведено вполне конкретное, и это не её каюта. О том, как две единицы имущества будут проводить отведённый на путешествие отрезок времени, Мина не беспокоилась вовсе — потому что эта проблема была вне зоны её ответственности. Она знала, что с ними всё будет в порядке, и это знание обеспечивалось её положением.

Кто бы ни стремился посетить её в первые несколько часов пути, Минерва не отперла бы дверь с покачивающейся на ней табличкой "Не беспокоить" даже Ренли, который на данной территории мог с полным правом считаться полноправным хозяином. Просто потому что она сама определяла, когда наступает время визитов.

По правде сказать, первые несколько часов пути Минерва Британская попросту спала, отнимая у суток положенные часы сна, который ей потребовалось прервать из-за раннего отбытия, долгого перелёта до порта и прочих проволочек. Не будучи соней, Мина всё же предпочитала беречь силы, когда есть такая возможность.

Более того, первые сутки она даже не выходила из каюты, несмотря на увещевания полюбоваться видами прямо с палубы. Трапезничала там же, не приглашая никого в компанию, благо, никто и не навязывался.

На вторые сутки, ближе к обеду, Минерва поднялась на палубу. Сама, что значило "без сопровождения Ренли", но не значило "без сопровождения вовсе". Просто это сопровождение молчало, чутко понимая, что принцесса не желает разговаривать, знало, куда её вести, и благоразумно растворилось, когда они достигли точки назначения.

Вдыхая морской воздух, смешанный с запахом нагревшегося металла, Минерва то ли мысленно обрадовалась, то ли похвалила саму себя за благоразумие: реши она путешествовать до точки назначения на крейсере, который был флагманом флота брата, она бы так и не поняла, каково это — стоять на огромной площади, которая, в общем-то, ни капли для прогулок не предназначена.

Такой и для скачек хватило бы, вздумай она впасть в столь крайнее неблагоразумие.

Одного не было на лице принцессы: радости или восхищения. Нет, скорее наоборот — упрямо закушенная губа вперемешку с серьёзностью, будто она уже сейчас готовилась выступать перед жителями Десятого Сектора, не зная толком, что им сказать. А что, если ждали они, скорее всего, Уоллера, который счёл за разумный ход подстелить соломки в отношениях с её матерью?

Конечно, это не свежезавоёванный сектор. Мать не отправила бы её туда, не убедившись прежде, что это не связано с определёнными рисками. Перед этим Десятый утюжили военной администрацией до полного успокоения, прививая мысль о том, что новый порядок принесёт пользу всем. Теперь — иди и бери.

И всё же, пример Одиннадцатого Сектора слишком хорошо напоминал о себе.

Мина смерила шагами палубу в сторону края, даже через туфли ощущая тепло от нагревшейся поверхности. Солнце грело нещадно, будто намереваясь хорошенько прокалить и авианосец, и всё его содержимое. На Гавайях, кажется, будет ещё хуже.

Нет, не хуже. Она должна любить это место безо всяких сравнений, с чем бы то ни было. Если она, конечно, хочет принести мир и процветание, а не вызывать неприязнь одним своим присутствием. Люди это чувствуют просто прекрасно, не стоит полагаться на актёрский талант, которого и так нет.

У самого края Мина остановилась. Привстала на цыпочки, чтобы заглянуть пониже, увидеть, как пенится вода у бортов, выдавая то, что "Сильвана" всё-таки движется, а не стоит на месте. Мир покачнулся, и Мина опасливо шагнула назад, здраво опасаясь возможной тряски и собственного падения прямо туда, в пену.

Бесславный был бы финал для неё.

Наверно, если бы она не отошла от края достаточно, чтобы опасность падения вниз свелась к нулю, и окликнул её кто-нибудь другой, Минерва всё-таки вздрогнула бы и имела все шансы сгинуть где-то здесь, в Тихом океане. Или нет. Сложно вот так решить, свалилась бы она с борта или нет, если само предположение зависит от массы сопутствующих факторов, да и бессмысленность этого занятия трудно не осознавать. Не свалилась, и ладно.

— Тебе не говорили о том, что кричать в адрес потенциальных самоубийц — подталкивать их к исполнению своего намерения? — звучит громко, потому что Мина не поленилась сложить ладошки рупором у лица и повысить голос. Звучит игриво, потому что Мина расхохоталась, в то же время отходя от края ещё и ещё, чтобы не искушать судьбу даже в малых дозах. — Если я свалюсь, что с тобой сделает мама?

"Мама". Не "мать", не "консорт", не "Джоан" даже. Мелочь, а говорит многое. Как и то, что Минерва не кланяется, не выкает церемонно, не показывает делового настроя. Они, конечно, здесь по делу собрались, а не просто покататься на флоте сына Габриеллы, которая с Джоан на короткой ноге с самых давних времён, но разговаривать могут на равных и даже дружески.

А это важно.

Дружить Минерва со всеми подряд не стремится.

Ренли, разумеется, в своём духе. Такой поздоровается даже с мужчиной, которого застанет в постели своей будущей невесты, предложит ему выпить и остаться на ужин. Во всяком случае, пока похоже на то, потому что невесты у него нет, и она — невеста — ему не изменяет.

— Всё в порядке. — кивает Минерва, чтобы снова отвернуться от Ренли, испускающего ауру успеха, благоразумия и доброты, взглянуть на море и выпятить губу по детской привычке. Совсем маленькой она имела привычку за неё ещё и хвататься пальцами, познавая прелести стоматита. — Для военного корабля — обслуживание первого класса.

Скажи это, например, Лилиан или Лувия, Ренли бы стоило подумать, похвалили его или в лицо плюнули. С Минервой всё проще, искать в словах можно разве что лёгкое удивление, а не попытку в чём-то задеть. Хороший корабль, комфортный. На военном ждёшь голых стальных углов, твёрдых коек и питания за общим столом, а здесь этого нет.

Для неё, по крайней мере, нет.

— Итак.

Итак.

Тень улыбки с лица Минервы сползает. Говорить надо о деле, сколько бы они не откладывали это церемонными расшаркиваниями. У неё есть вопрос по делу.

Почему Уоллер, которого прочили на место губернатора Десятого так, что об этом говорилось не иначе, как о деле решённом, вдруг решил сдать назад и подстелиться под семью Императора?

Минерва пятится назад, заложив руки за спину — снова немного игриво, дурашливо и обманчиво. Пятится до тех пор, пока не равняется с Ренли, чтобы резко развернуться, наклониться вперёд и задать вопрос прямо и в лоб.

Не дать времени придумать обходные пути и проложить стратегию общения.

— Почему ты везёшь сюда меня, а не ближайшего соратника, лорда Уоллера?

Отредактировано Minerva rey Britannia (2018-01-01 21:53:34)

В то, что Ренли прыгнет за ней, если, не дай Бог, она оступится и полетит вниз, Минерва не сомневается. Сомневается в другом: говорит ли он это про сейчас или про вообще. Наивно полагать, что второе, именно полагать, а не знать со стопроцентной уверенностью. А ей бы хотелось знать, чтобы отложить в памяти это знание, и, если случай представится, видеть, как ей помогут, а не отвернутся. Впрочем, если это только традиции, рассчитывать тут не на что.

Мать учила её не только постоять за себя, но и определённому смирению. Пусть блистают Лувия, Лилиан, Вергилия, Карин — кажется, она никого не забыла. Пусть они же щедро раздают пощёчины пополам с презрением. Горек хлеб тех, кто блистает и захлёбывается собственной гордостью, потому что под блеском скрывается пустота, которую бы заполнить любовью, да некому. На них можно смотреть, их можно избегать, если их презрение совсем невыносимо ранит гордость — а она есть даже у Минервы, хоть блистающим кажется, что нет. Не нужно с ними лишь воевать, и только.

Ренли молчит, а Минерва смотрит, всё так же заложив руки за спину и почти игриво подавшись вперёд, как будто они сейчас не на авианосце, а в родном поместье Джоан Британской, где в парке солнце едва пробивается сквозь кроны деревьев, золотя их листву, где так весело играть в прятки и серсо, где можно думать о чём угодно, кроме политики. По родному дому Минерва не тоскует, любя его, но не прикипая к нему всей душой, потому что участь принцессы с самого начала жизни намекает на то, что ей едва ли придётся сидеть на одном месте. Тем более, что там не поговоришь о политике, которая её беспокоит.

Уоллер был из тех, кто мог сменить флаг в зависимости от ситуации — смерть Марианны, светлая ей память, без иронии, слишком хорошо показала, как он осторожен. Он не последовал примеру Эшфорда, который ушёл в слишком уж явную конфронтацию, как только его лидер исчез с лица земли, а лишь, прощупав почву, нашёл себе новый флаг — и флаг этот принадлежал Габриэлле. Он из тех, кого смерть лидера или его развенчание (интересно, что было бы с ним, поддерживай бы он Аделаиду, воспоминания о которой были мрачной тенью в памяти Минервы, при том, что знала она об этом по рассказам матери, а не по своим собственным свидетельствам) не собьют с намеченного пути, лишь задержат на несколько лет.

Поэтому, когда Ренли говорит, что Уоллер не претендовал на это место, Минерва ему не верит. Допускает, что сводный брат может об этом не знать, что он может ошибаться, но то, что его слова являются непреложной истиной? Нет уж, увольте.

— Правда? — кротко улыбается Минерва, выпрямившись так, чтоб не смотреть на принца сверху вниз.

Все хотят видеть там Уоллера? Вопрос в корне неверный. "Хотеть" и "ожидать" — не одинаковые вещи. Ожидать можно и неприятностей, собирающихся над головой мрачными тучами. Ещё плюс в копилку недоверия к Ренли, и теперь Минерва уже не очень уверена в том, что, упади она с палубы, был бы у неё шанс.

— Ну вот так, — Мина заправляет прядь волос за ухо, а её улыбка выглядит чуточку виноватой. И по-прежнему кроткой, как она умеет улыбаться тем членам её большой семьи, к которым у неё нет неприязни. — Кто знает, может быть сейчас там исправляют приветственные плакаты, спешно вписывая туда нужное имя?

Она отворачивается, снова отходит в сторону края, на этот раз не приблизившись к нему даже на пару-тройку метров и смотрит куда-то по направлению движения "Сильваны". Будто надеется разглядеть там те самые плакаты, на которых имя Уоллера замазано, а поверх вписано её собственное.

На самом деле, ждёт. Ренли раздосадован, это она чувствует. Защищает он своего верного сторонника (такого ли уж верного?), что ли? Заронил ли её невинный вопрос сомнения в его голову?

Мина не знает. И пока — пока — ничего больше не спрашивает.

Минерва снова закладывает руки за спину, продолжая стоять к брату спиной, и даже покачивается вперёд-назад, словно ждёт чего-то — или думает очень уж усердно. Или любуется видами, ведь со спины брат не увидит чуть поджатых губ и сдвинутых бровей.

Если бы она действительно знала больше, чем говорила, стала бы она спрашивать о чём-то Ренли? То-то и оно, что нет. Похоже, Ренли думает о её способности к интригам больше, чем она того заслуживает — то есть, слишком много придумывает. А Мине всего лишь хотелось узнать чуточку больше от лица сопричастного, но, увы, не стоило забывать, что, если она выбрала жизнь человека прямолинейного сознательно, Ренли попросту не понимал в интригах совсем ничего.

Если бы была таковая возможность, Мина села бы на самый край палубы, беззаботно свесив ноги, и продолжила бы думать свою думу. Жаль только, что здесь это будет больше похоже на показательную акцию самоубийцы, чем на желание остаться наедине с собой и подумать. Очень жаль.

Ей правда хочется сесть на край и поболтать ногами.

— Скорее, ему достало ума не просить помощи прямо, — вполголоса отмечает Минерва, перебирая пальцами за спиной. Впрочем, она уделила этой теме достаточно своего внимания, а любая, даже очень осторожная, попытка влезть во взаимоотношения в чужом лагере (ставка Габриэллы, при всей дружбе консортов, всё же не ставка Джоан), уже противоречила собственному принципу Мины.

Не вмешиваться.

— Вот как. — это Минерва уже говорит погромче, чтобы Ренли точно услышал, в отличии от предыдущего. Громче, но и мягче, словно все подозрения исчезли из её головы (а были ли они вообще?).

А Уоллер хорошо постарался. Может быть, он готов служить сразу двум флагам — ведь так, право, надёжнее, если одну из консортов постигнет участь Марианны (Минерва давит ногтем указательного пальца на подушечку большого так, что становится больно). Может быть, он просто альтруист сродни Ренли, и не умеет подходить к делу с выгодой.

Нет, это слишком противоречит известным ей фактам.

Можно принять эту версию, как маловероятную, чтобы не отметать совсем, но верится всё равно слабо. Иначе бы после трагедии Марианны и бедной Наннали он последовал бы примеру Эшфорда. Необязательно именно так, но... Пожалуй, старик Эшфорд больший альтруист, чем Уоллер. Наверно, будь бы у неё возможность, она бы хотела дружить с первым, а не с последним.

— Это хорошо. — Мина снова поворачивается к Ренли, на губах у неё не улыбка, но подобие её, как у того человека, который радуется жизни всегда. — Я рада, что за мной такие люди.

"За мной", не "со мной".

Мина не то что бы отказывается — стала бы она делать это прямо? — нет, будто просто оговаривается. Может быть, помощь Уоллера ей действительно понадобится. Может быть, эти двое — он и Ренли — просто созданы для того, чтобы дарить ей тихое и спокойное губернаторство.

— Но сначала надо будет поучиться справляться самой. — звучит почти как невинное желание. — Мама говорила, что в воспитании придерживается практики... дай-ка подумать, — Мина игриво трёт указательным пальцем висок, вспоминая, и ударяет кулаком о раскрытую ладонь, как только нужная формулировка вспоминается дословно, — "Дай детям верёвку и мыло, а сама держи ножницы под рукой". Думаю, она уже заготовила ножницы, так что бояться мне нечего.

И верно. Там будет даже безопаснее, чем где-то ещё.

— Значит, ты не собираешься занимать такое же место. — Минерва снова делает несколько шагов по палубе без особой системы (два вправо, три влево, один вперёд), потому что на палубе жарко, и, что уж говорить, ноги может начать припекать. — Наверно, можно тебе даже позавидовать.

"Всегда пожалуйста"? Что ж, если даже он услышал то, что Мина хотела скрыть, он всё равно остался при своём. Если нет — то же самое. Ей незачем его переубеждать.

— Отложим до берега. — серьёзно отвечает Минерва, прохаживаясь по палубе из стороны в сторону. — Catch the bear before you sell his skin.

Сейчас она ещё не в том месте, судьба которого будет зависеть от неё, чтобы что-то решать. Ренли берёт быка за рога, интересно, сам ли — или это снова Уоллер? В любом случае, в деловых вопросах для неё не существует преимущества по степени родства.

То, что к ней придут с разговорами и предложениями, слишком очевидно, чтобы удивляться. Принц и его верный друг могут быть первыми, но последними они точно не станут. Ей же предстоит научиться выбирать предложения и умело отказывать, если потребуется. Это будет сложно, но придётся учиться. Иначе могла бы сидеть дома. Но думать об этом заранее с рвением, которое совершенно неоправдано, бесполезно — не угадаешь, пока не придётся столкнуться.

Но вот заниматься этим до прибытия в сектор — увольте. Даже больше, вряд ли аудиенции начнутся раньше, чем через пару недель.

Но это всё будет потом.

Минерва смотрит, как и говорит ей брат, поворачиваясь вокруг себя. На бескрайние воды вокруг, на сопровождающие "Сильвану" корабли, на палубу авианосца. Красиво. Но у неё волнение вызывают совсем другие вещи.

Она понимает, впрочем.

— Если это — твоё место, то тебе повезло. Тогда постарайся задержаться на нём подольше.

Мина перестаёт ходить из стороны в сторону и решительно идёт вперёд, дальше, к краю. К носовой оконечности плоской палубы. Она знает, что Ренли, скорее всего, пойдёт за ней — если же она ошибётся, это будет несущественно. Она просто не знает, как поддерживать беседу дальше, если мысли заняты всё тем же: местом, куда она отправляется.

Морской ветер треплет её волосы, играется с матерчатым цветком в волосах. Внутри "Сильваны" слышится мерный шум и рокот, как будто большой зверь спит и рычит во сне.

Минерва трёт подбородок, остановившись почти у самого края. А и правда — что там с двумя единицами имущества, которые лишены возможности прогуливаться вот так, как она?