Когда мы кресты свои взвалим на плечи,
С нас спросят по нашим делам,
И я не знаю, что я отвечу
На вопрос «а был ли ты там?»

Рэя держалась так, будто проглотила палку, будто из неё вытащили всё человеческое, и этот труп без требухи заставляли двигаться в нарушение всех законов природы. Рэя уже не походила на человека, и это останавливало от обычного сочувствия, ибо не найдётся настолько крупной монеты, какой можно заплатить человеку, потерявшему абсолютно всё. Ей приходилось есть, спать и как-то жить дальше, потому что, она была уверена, сдохни она, и вся память о Лее пойдёт к чёртовой матери, но она всё-таки пыталась облегчить свою участь.

– Заберите это. – она подала коробку Крестовскому вместо приветствия или формальных расшаркиваний. Даже без взгляда – теперь Рэя смотрела только вниз, словно не желая видеть мир, в котором больше не мелькнёт знакомое лицо. Но, конечно же, она всё ощущала. И понимала. Вот только горем своим делиться больше не желала – не потому, что счастье в неведении, о сестре трубили все, кто мог, – а потому, что её горе было не в пример чернее.

Делиться им означало оскорбить память.

…Брат молчал уже неделю – без разговоров вполне можно было жить, он умел показывать взглядом, когда нужно было что-то, что он не мог взять сам. Рэе приходилось говорить, но редко, отрывисто и, уж конечно, не с ним. Когда-то Лея утверждала, что её смерть освободит их от общества друг друга – вышло с точностью до наоборот. Они не могли больше разойтись.

Их молчание совершенно, но нарушается ровно одним компонентом – от него Рэя и хотела избавиться, чтоб уменьшить своё горе хоть на йоту.

…Много разных звуков окружало их – и шелест травы, и бряцанье железа, и едва уловимое пение птиц. Лето уже вступило в свои права, но Рэя была всё так же в наглухо застёгнутом строгом костюме с помятой коробкой в руках. Если ей и жарко, то она этого не чувствовала.

– Это больше не нужно, – прибавила она, переступив с ноги на ногу, и показалась окончательно беспомощной, как ребёнок, который не знал, как ещё сказать и какие аргументы найти – когда коробку у неё взяли, казалось, она вздохнула с облегчением, ничтожным, правда. Как только коробка перекочевала в чужие руки, Рэя развернулась и, не прощаясь, ушла туда, где её ждала машина. Подальше от расспросов. Подальше от жалеющих. Подальше от всех, кто знал Лею не так близко, как она.

…Если бы у Рэи достало сил на объяснения, она бы, конечно, постаралась бы рассказать, что «Умка» – так звали содержимое коробки – остался почти случайно. Он должен был рухнуть вместе с Леей в воды Атлантики, но в самый последний момент, словно чувствуя, Лея оставила его дома. И теперь, пожалуйста, заберите его, он разговаривает, а, пуще того, её зовёт.

Шар в коробке всё ещё ждал.

В нём не было заложено слово «никогда».

По правде сказать, он был всего лишь модулем. Не искусственным интеллектом, а лишь его имитацией – неважно, что над ним бились лучший выпускник своего курса и та, у которой оживала даже палка – принцип его работы всё ещё заключался в выдаче заранее заготовленных реакций на каждое подходящее событие. Конечно, этих реакций было множество, что создавало иллюзию наличия разума, но это была лишь иллюзия.

Но Лея его любила – как живого, как настоящего. Последнее время, куда б она ни летела, её сопровождал этот колобок, названный Умкой, то прыгающий за ней своими силами, то носимый на руках. В самолёте он подключался к системам – пришлось переделать и самолёт тоже – и во время полёта они разговаривали тоже. Лее, похоже, было всё равно, что наличие личности у модуля – понятие иллюзорное, она не играла, ей действительно был важен этот глупый шар.

В конце концов, она не меньшей любовью любила самолёты, которые не могли ей ответить и подавно.

Умка был заряжен на сто процентов, но выключен аварийно, будто кто-то, разнервничавшись, попытался швырнуть его в стену – слишком долго проверялись все системы, прежде чем не загудели в рабочем режиме, мерно и успокаивающе. Что ему, рассчитанному на то, чтоб пережить взрыв сакурадайта, какой-то удар? Диодные глаза вспыхнули, кажется, он распознавал того, кто перед ним, но вместо стандартных запросов после обнаружения несоответствия, он помолчал немного и спросил – стрекочуще и негромко.

– Лея? Лея?

Он был переделан и переписан, стандартные запросы и реакции практически не использовались – но потому иллюзия жизни казалась особенно правдоподобной. Умка повернулся в одну сторону, в другую, пытаясь отыскать датчиками знакомое лицо – единственное лицо, которое он воспринимал как «командира» – или друга – но не нашёл и снова повернулся к Кроссу, что-то невнятно скрежеща.

В повисшей тишине его стрёкот прозвучал громом.

– Алекс?

Ну да, ведь Лея когда-то внесла и его лицо в базу данных Умки – смеясь, подсунула Крестовскому Умку почти в самую физиономию, ляпнув что-то вроде «будьте знакомы». «Будьте знакомы» – это значит базовые права доступа. Ничего не сотрёшь и не запишешь, но шарик будет с тобой говорить.

Для Леи это значило знакомство, а не скучную возню с правами доступа.

– Где Лея, Алекс? – повторил свой вопрос назойливый шар. – Где?
[nic]Umca[/nic][ava]http://i.imgur.com/QvLyqN2.jpg[/ava][sta]Will of East Wind[/sta][sgn]Смерти не существует[/sgn]

Погибла. Больше не придёт. Больше не существует.

Едва ли даже самый умный… нет, самый напичканный знаниями и понятиями шарик, на деле набитый лишь микросхемами и заученными реакциями смог бы осознать всё чёрное совершенство понятия «никогда». Умка был набит бог весть чем и кулинарной книгой в придачу, но осознавать, увы, не умел ничего. Или умел, и поэтому звал Лею до тех пор, пока Рэя, завизжав от ужаса, не швырнула его в стену? Рука сверхсолдата уступала сакурадайтовому взрыву, но Умке хватило, чтобы выключиться.

Нет, наверно, он всё же не умел…

Шарик вдруг пикнул, моргнул по очереди диодными «глазами», зажужжал чуть громче – всё для того, чтоб сказать совершенно невероятное:

– Неверная команда. – в этом стрекочущем механическом голоске почти звучало упрямство Леи – или только чудилось. – Неверная. Алекс говорит неправильно. Алекс допускает ошибку.

Это тоже было далеко от стандартных реакций модулей – далёкие от понятия смерти, они должны были указать на незнакомое понятие, потребовать его объяснить, связать с чем-то. Говорить собеседнику, что он неправ – это не входило в компетенцию модулей. Значит, даже здесь Умка был переписан. Значит, кто-то вмешивался в этот протокол и записывал реакцию Умки на смерть и всё, что с ней связано.

Лея.

Только двое работало с Умкой – практичный и тихий младший брат, которому в голову бы ни пришло писать что-то такое, отдающее цинизмом. Лея – могла. Именно такое. Она могла взять этот шар в руки и нашёптывать ему о том, что не может такого быть, чтоб она перестала существовать. Повторять с завидным упрямством – оно вообще было необходимо для этих модулей, которым требовалось немало времени, чтоб заучить реакции и связать их.

Возможно, она сделала это случайно – говорила с Умкой, который последнее время был её главным собеседником – а на деле, сама с собой. Повторяла себе, не может такого быть, чтобы я умерла.

Или всё-таки нарочно?

– Лея отсутствует? – переспросил шарик, снова уставившись на Кросса. – Отсутствует?
[nic]Umca[/nic][ava]http://i.imgur.com/QvLyqN2.jpg[/ava][sta]Will of East Wind[/sta][sgn]Смерти не существует[/sgn]

Умка снова застрекотал – на этот раз словно бы сердито – и завозился, покачиваясь вперёд-назад под чужой рукой. То ли имитировал повадки кошки, то ли просто так совпало. То ли недовольство, заложенное в него заранее, наконец-то получило повод проявиться, и шар был в гневе – точнее, в его имитации. Кто его разберёт?..

– Неверно, неверно, неверно, неверно! – заголосил чуть громче обычного шар, продолжая качаться. – Понятие «умерла» не применяется в данном случае. Не применяется. Алекс ошибается. Ошибается!

Упрямство маленького шара было непробиваемым, видимо, поэтому Рэя решила от него избавиться – её «никогда» требовало таких жертв. Возможно, это было даже более жестоко, чем выкинуть на улицу кота, ибо кот может выжить, а Умка обречён искать Лею, чьё лицо он увидел первым, заглядывая в лица прохожим и вопрошая, где его командир, пока хватит заряда. Его преданность куда как совершеннее.

– Океан? – сбился со своего назойливого стрекотания Умка, снова «моргнув». – Океан! Океан! Последняя запись в базе данных к слову «океан» – Алекс хочет прослушать?

Он, казалось, проследил, как чужая рука рванула воротник, как жадно человек напротив глотал воздух, но едва ли понял подоплёки этих действий. Умка был до безобразия несовершенен, чтобы понимать абсолютно всё.

Как и все живые существа.

– Понятия «никогда» не существует, – услышав то, что являлось спусковым крючком, снова заголосил Умка, размахивая люками так, будто собирался взлететь, – Не существует, балбес!

Это уже походило на бред – такое в него могла додуматься записать только Лея – нагло и беспардонно оборвав несколько причинно-следственных, чтобы раз и навсегда заиметь рядом с собой союзника, который не будет думать о смерти. Её и так кормили обещаниями ранней смерти, буквально с ложечки, сама жизнь к такому располагала. Иной другой бы задумался о том, чтоб бросить такой образ жизни или смириться с грядущим.

Лея додумалась только переписать реальность. Для себя и для ближайшего к ней. Наивно и упрямо – «я скажу, что этого не существует, и всё, этого не существует». Прямо как ребёнок, который грозится выключить свет и закрывает глаза, полагая, что мир тоже окунулся во тьму.

Или как Лея, для которой невозможна её собственная смерть. Невозможна. Даже если она умерла.
[nic]Umca[/nic][ava]http://i.imgur.com/QvLyqN2.jpg[/ava][sta]Will of East Wind[/sta][sgn]Смерти не существует[/sgn]

Разумность шарика была иллюзорной – наверно, будь бы Кросс не в том подвешенном состоянии, в каком он находился сейчас, забывая, как дышать, он бы даже не задумывался об этом – просто заранее записанные ответы, выдаваемые на нужных словах. Лея сыграла самую злую шутку из возможных, не осознавая этого. Сумасшедший вихрь, ироничный до злобы, знающий жизнь с нерафинированной её стороны, не приемлющий любовь, и вдруг такая наивность касательно смерти.

Или не наивность. Но что?

…Лея ведь была не только эгоисткой, хоть и пыталась всех в этом убедить. Она всегда пыталась переделать жизнь – превратить тех врагов, каких сможет, в своих друзей, не пройти мимо, сделать, смахнуть, разрушить старое, чтобы дать дорогу к чему-то новому. И как мало её за это благодарили.

Получив подтверждение, шарик замолчал – обращался к памяти, вызывал базу данных. Минутная стрелка успела сдвинуться на пару делений, когда сфероид вдруг тихо прострекотал.

– Записано старшим братом. Братом. «Океан, человечество и любовь имеют больше общего, чем кажется. Умка, не подслушивай». Конец записи. Конец. Старший брат запретил вносить в базу дальнейший разговор. Только голосовая запись. Запись.

Всё верно – Умка ведь был ещё и «чёрным ящиком». Более совершенным, чем его «собратья» - он писал всё, объёмы памяти позволяли. Записывал и распознавал, но мог просто писать в память чужие разговоры. Сидящий рядом с кем-то шарик мог тихо моргать своими глазками, имитируя спящий режим, но почти всегда запоминал то, что говорили рядом с ним.

…А это значило, что голос Леи до сих пор гулял где-то на задворках его памяти, поистине бездонной, пусть и не бесконечной.
[nic]Umca[/nic][ava]http://i.imgur.com/QvLyqN2.jpg[/ava][sta]Will of East Wind[/sta][sgn]Смерти не существует[/sgn]

Отредактировано Leah Eastwind (2017-01-23 09:48:15)

Что-то зашуршало, послышалось лёгкое шипение. Похоже, Умка всё-таки воспроизводил запись, повинуясь приказу.

«– Ну и зачем ты отключил его?» – недовольный голос Леи послышался откуда-то чуть сверху, – «Иди сюда, Умка», – шуршание, шорох, лёгкий стук. Голоса резко стали ближе, видимо, Умку поставили либо на стол, либо усадили на колени к Лее.
«– Пытаюсь сохранить его причинно-следственные связи», – судя по тому, что голос был мужским и смутно похожим на голос Леи, это был Виктор. – «В отличии от тебя, он всё пытается понять. И поэтому может перемкнуть».
«– Ха-ха. Шутки про мою глупость никогда не устареют, очень смешно» – отозвалась Лея совершенно не весело, – «Так что ты там говорил про океан?»
«– Очередная лекция о любви, if you wish, my dear. Мне остановиться, или ты сегодня не в настроении сучить ногами по полу и говорить, что это скучная тема?»
«– Мне сегодня настолько хочется напиться, что я готова говорить даже о синхрофазотроне. Ты не мог бы налить, а потом начинать свою лекцию?»
Треск в микрофоне стал невыносимым – собеседники явно возились, что-то передвигали по столу, что-то наливали.
«– Ты, моя невыносимая сестра, постоянно орёшь, как только при тебе задевают тему любви» – что-то снова треснуло, – «А между тем, я почему-то уверен, что любовь, единая для всех – это эволюционный смысл человечества»
Кажется, Лея хмыкнула.
«– Я так же могу сказать, что эволюционный смысл – это держать свою задницу в комфорте» – с неявной иронией отозвалась она, – «В обоих случаях я, получается, эволюционная ошибка. Ни комфорта мне, ни любви не надо»
«– Смотря что ты понимаешь под понятием любви»
«– То, что тем, кого любят, например, не выдыхают дым в лицо!»
Лёгкий стук – рядом с Умкой, кажется, поставили стакан или бутылку.
«– А если более глобально, sister? What is “love”? Not sex, not passion, not sympathy. What is it?»
Повисла тишина. Возможно, Лея пожала плечами или как-то ещё дала понять, что не знает ответа, потому что снова заговорил мужской голос.
«– Само мироздание основано на том, чтоб его частицы стремились объединиться в нечто большее и более сложное. В частности люди – тоже. Люди тянутся к людям, стремясь найти какой-то способ быть едиными, несмотря на то, что они друг другу вовсе не идеально подходят»
«– Да-а», – лениво протянула Лея, – «Теперь я понимаю, почему ты решил отрубить в Умке способность анализировать ситуацию. Я уже замыкаю»
Послышался тихий смех.
«– Оторвись уже от своей мысли о том, что любовь возможна только в самом примитивном варианте, который больше основан на стремлении к удовольствию и размножению. Любовь может быть к чему угодно. К своему делу, к небу, к вон тому оранжевому шару, который ты сейчас зальёшь вискарём, если будешь над ним стаканом махать. Важно то, что именно она заставляет нас делать невероятные вещи и достигать новых высот»
«– Okay, okay, люди тянутся к людям, вещам и чёрт знает чему. Океан-то тут при чём?»
«– А океан, my lovely stupid sister, это и есть то идеальное общество. Все мы вышли из океана, всё в океане построено на общей гармонии единства, он – единое целое множества частиц. Может, в него мы и вернёмся где-то на другой стадии эволюционного пути вверх»
«– Сам ты «stupid» – вздохнула Лея. – «Лучше объясни мне, как в твои офигительные истории укладывается моё существование»
«– Я уже говорил, любовь можно рассматривать и в отрыве от человечества. Важно, что она заставляет нас быть лучше – а кто готов в лепёшку разбиться, лишь бы добиться новых результатов в небе, м? А ещё ты куда как меньшая эгоистка, чем меня убеждаешь. Ты, Лея, живёшь по принципу «живи и дай жить другим», ты можешь ударить в ответ, но забудешь назавтра, что тебя били. Тебе ничего не нужно от людей, но ты готова отдать им всё. С такими жизненными принципами и в книжках-то героев маловато. Налить ещё?»
«– Давай», – Лея зашуршала над микрофоном.
«– С такой точки зрения», – бульканье и шорохи, – «Ты даже больше человек, чем многие из нас. Твоя любовь уже на следующей стадии – к чему-то высшему, минуя отдельные частицы… Будешь задирать нос – отберу Умку»
«– Сигареты у себя отбери», – фыркнула Лея.
«– Тебе не много?»
«– Сказал человек, наливающий мне уже третью. Ой, перестань. Лететь только через неделю»
«– Ладно, продолжим на менее умные темы... Умка, переходи в штатный режим».

Что-то щёлкнуло в шарике, запись оборвалась – дальше Умка мог пересказать сам. Он моргнул своими красноватыми глазами-диодами, как будто вопросительно смотря на Крестовского.

– Конец записи, конец записи. Воспроизвести повторно? Повторно?
[nic]Umca[/nic][ava]http://i.imgur.com/QvLyqN2.jpg[/ava][sta]Will of East Wind[/sta][sgn]Смерти не существует[/sgn]

Шар заморгал, нетерпеливо пискнул, обращаясь к памяти, слегка загудел от напряжения. Он снова молчал долго, прежде чем выдать ещё одну порцию содержимого своей памяти – точнее, ещё один барьер на пути к ней.

– Доступ ограничен. – прострекотал Умка. – Доступ разрешён командиру и тем, кто знает пароль. Воспроизвожу записи в свободном доступе. В свободном доступе.

А дальше зазвучали, перемешиваясь, обрывки фраз Леи, записанные полуслучайно, полунамеренно. Сквозь треск и помехи, словно удар Рэи всё же что-то в нём испортил, словно оборвал фрагменты и части записи, перемешал их и запустил воспроизведение независимо от желания Алекса.

«Витька, бородатый тип, отдай мою карту!»

«…если завтра погода не переменится, лететь сто процентов. Ой, дерьмо»

«Кто, я вас спрашиваю, постирал моё бельё со своими носками? Сами носите его теперь!»

«Нам не надо ни славы, не памяти, если звёзды зажжём для живых. Неучи, хоть бы классику читали»

«Витя, завтрак готов?»

«Хочу макароны по-флотски, сгоняйте в магазин за тушёнкой. Нет, я не пойду, я занята. Выбираю бельё по каталогу, блин!»

«…Не плети мне из мозгов косички, утомляет»

Потом – резкая тишина. То, что на фоне ещё звучало потрескивание записи, означало, что воспроизведение не закончилось. Наконец, у самого микрофона, будто Лея держала шар прямо перед лицом, раздалось тихое, с придыханием, без тени обычного для Иствинд веселья.

«Пожалуйста… помоги мне»

Короткая – или длиной в вечность – пауза.

«Пожалуйста», – прошептала Лея по ту сторону микрофона и совсем непривычно всхлипнула.

Щелчок. Конец записи.
[nic]Voice[/nic][ava]http://i.imgur.com/dkEXIMS.png[/ava][sta]Will of East Wind[/sta][sgn]Help me[/sgn]