Лея смотрела на «мышиную возню» из-под полуопущенных ресниц, скрывающих откровенное презрение. То, как её разглядывали (и обсуждали втихомолку), было просто невыносимо. В другое время Иствинд бы снова распустила длинный и колкий язык, но сейчас, находясь на чужой территории, с потенциальными врагами, она благоразумно (и в высшей степени брезгливо) молчала, что не мешало ей записать всех (или почти всех присутствующих) во враги. Но язык по-прежнему чесался, а тяжесть металла в одном из карманов заманчиво просилась в руку.

Ага, только этого ещё не хватало.

Иствинд с трудом сдержала усмешку, заметив, что на неё опять уставились. Надо же, ей действительно удалось их задеть, а потом случилась ещё и очень радостная встреча. И ничего, что собственные планы пришлось перекроить – не Рэя будет встречать её, а Витька. Почему он в Питере, что ещё не успела рассказать ей старшая сестра – все эти вопросы пришлось отложить до тех пор, пока они не соберутся, наконец, вместе. А, казалось бы, счастье было так близко.

Нет, это уже где-то за гранью, сколько можно пялиться?

– Хорош разглядывать, – нарочито громко фыркнула совершенно невоспитанная Иствинд, сложив руки на груди, – Я вам не червонец.

Здесь бы и началась свара безобразная, в результате которой Лея опять могла схватиться за оружие, в результате чего было бы минимум два трупа, а то и больше с вертолётом в придачу. Много чего могло здесь начаться, но в очередной раз ситуацию разрулил тот, кто в ней совершенно не разбирался. И даже не участвовал формально.

– О, прекрасно! – не дожидаясь ответа у тех, кого она собиралась поддеть, Лея подскочила с места и ужом скользнула к кабине, только у самой цели  обернувшись, чтобы пустить парфянскую стрелу, – А будете обсуждать и дальше – на правах второго пилота устрою вам встречу с горой. Думаете, не могу?

Вместо ожидания ответа Лея хлопнула дверью, оставив «зануд» размышлять над сказанным.

– Твои коллеги – невыносимы. – сообщила она, на всякий случай запирая дверь. – Никогда не хотела встретиться с кем-то, когда я буду за штурвалом родной пташки, так сильно.

Лея приземлилась – иначе это осторожное движение было не назвать – на второе кресло, принялась делать обычные вещи, но на содержимое кабины смотрела без интереса. Не её специфика.

К счастью, Лея успела исчезнуть до того как в коллективе поползли сомнения насчёт того, сможет ли она или нет, и эти высказанные вслух сомнения уже не достигли её ушей. К счастью для сомневающихся, естественно, потому что здесь Иствинд могла бы и плюнуть на здравый смысл разочек, несмотря на то, что встреча с сестрой придала ей какого-то особенного душевного счастья. В общем, она могла бы и пристрелить. И даже поспорить с диагнозом, перешагнув через чужой труп, дескать, не биполярное расстройство, а очень даже социопатия, но…

Но, опять же, к счастью, на тот момент она уже вальяжно сидела в кабине, предоставив неприятный ей коллектив самому себе.

– Пусть поставят себя на моё место,  – беззаботно и без тени гордости перебила Скотта Лея, – Если выживут, посмотрим, как быстро они окопаются в удобном месте, отстреливая всё живое ещё на подходе.

«К тому же я не врала, я действительно могла и его пристрелить», – продолжила мысленно Лея, – «Я не хотела, но могла и, скорее всего, сделала бы»

Могла, это безусловно так. Из той ситуации изначально не было хорошего выхода, докторишке просто повезло. Лея в любой момент могла поддаться и нажать на курок. Правда, тогда в её голове появился бы не только насмешливо улыбающийся голубоглазый труп, но и доктор с доброй кроткой улыбкой, сошедший с плакатов о здоровье.

– Значит, за деньги, – лениво протянула Лея, выгоняя из головы паршивые мысли и переключаясь на злободневные темы. – Тоже ничего. Может, я бы тоже за деньги, если бы не текущее положение дел. И платят вам за то, чтобы меня доставили живой к этому вашему Мальченко, конечно же…

Лея замолчала, уставившись перед собой – внизу плыли пейзажи, которые осточертели ещё до ранения, а сейчас вообще вызывали тоску. Как ни прикидывай, мимо родных расположений они точно не пролетят. Не тот маршрут и не те разрешения.

– Слышь, горец. – вышло как-то наигранно – Лея не улыбалась и по-прежнему смотрела вперёд, – Что вы за подразделение-то?

Лея только неопределённо хмыкнула. Что ж, этот хотя бы был честен. Никто не знает, каково это, и вряд ли кто-то её поймёт. Полностью поймёт, а не «попытается понять», – недостижимо.

– И не надо. – лучше, чтобы она осталась единственной с таким опытом. Такие чудеса случаются один раз за всю жизнь, и неясно – твою или всего человечества. Мысль могла уйти ещё дальше, только развивать её Лея не стала. Вместо этого, казалось, без какого-либо интереса, она постукивала пальцами по креслу. Но (что важно!) внимательно при этом слушала сбивчивый рассказ о том, откуда взялись эти хлопцы. Слушала и не перебивала, хоть и испытывала ясное желание дать шотландцу подзатыльник и потребовать меньше сбиваться и говорить по теме.

Он так и не ответил на заданный вопрос: кто вы. Рассказал мельком о том, какой у них разношёрстный набор, тронул вопрос приёма, задел деятельность – поскакал по разным темам и успокоился, так и не сказав главного. Притворялся, что ли? Или врал совсем в открытую? Или просто её не понял?

«Они могут использовать тебя, чтобы подложить мину в фундамент образа ГСБ» – так, кажется, говорила Рэя? Она же говорила, что, в таком случае, Лея – их золотоносная гусыня, и они вбухают в неё немало усилий. И что Лея останется в выигрыше в любом случае, если, конечно, она не хочет прикрыть делишки ГСБ, из-за которых она умерла.

Как же это всё-таки странно, думать о себе, как о мёртвой. Трупы не кидаются на врачей с оружием. Трупы не целуются с полковниками, оставляя укусы на память. Трупы не обнимаются с сёстрами. И всё равно – умерла. Не она, так другая. Это отрицать нельзя, иначе будет хуже. Иначе Колокольчик победит.

Так хочет ли она отомстить ГСБ или нет?

– Что же это за частная тусовка, которой можно выполнять функции армии… – пробормотала Лея, закрывая глаза и запрокидывая голову, словно заснуть собираясь. – Насчёт недобора вот что скажу – он был всегда. Лучших забирают те, от кого не уйдёшь, худшие не нужны никому. Меня… Меня вот поставили перед фактом – или туда, или в инструкторы в какое-то дальнее Зауралье. На задрипанный аэродром, где свисток не сядет чисто физически. Типа, не хочешь по-нашему, тебе же хуже будет. Но мне, в общем-то, плевать. Меня устраивает моя работа. Не, не так…

Зелёный глаз сверкнул из-под торчащей чёлки, скользнула по губам усмешка.

– Я вроде как верю в то, что это нужно. И что, если не я, то кто? Да и в инструктора не хотелось. Да и пенсию моим, если что, обеспечат.

– Частная военная компания, – повторила Лея, словно пробуя слова на вкус, и снова лениво прикрыла глаза. – С каких пор такое разрешили?

За ленью пряталась тревога. Чего ещё она не знает о положении дел в Империи? Что ещё успела проворонить, пока летала по поручениям высшего руководства – а его ли? Если сейчас выяснилось бы, что на самом деле в Российской Империи уже провернули переворот, сменилась царствующая семья и столицу переносят чёрт знает куда, Лея, наверно, даже бы не удивилась. Вот она, информационная изоляция. Летают голубки по заданным направлениям, увозят их в наглухо закрытых коробках, чтобы потом вытряхнуть где-нибудь – летите туда, куда научили, ни о чём не задумывайтесь.

Но для того, чтобы всё это узнать в точности, нужно добраться до Питера.

– Тем же. – не слукавила Лея, близоруко щурясь. – Мне всё равно, куда лететь и что нести, лишь бы лететь. Единственный вопрос, которым я задаюсь – как долго это всё будет продолжаться. Я ж не вечная.

Как долго она будет лететь? Как долго она сможет лететь?

– А если бы не заставляли, ну… Может быть, была бы в регулярной армии, воздушные бои там, доминирование в небе. Но, если честно, не хочу. Может быть, была бы в составе какой-нибудь там пилотажной группы, взлетающей раз в году… Всё это одна и та же чушь, если прямо говорить, – Лея поболтала ногой, снова покосившись на шотландца, – А там, где я сейчас, я летаю. А ещё мне сама инструкция предписывает избегать столкновений с противником. Можно жить по совести.

Можно никого не убивать, если не заставят.

Эх, Колокольчик.

– Понимаешь, так сложилось, что мир не рухнет, если меня собьют. – пожала плечами Лея. – Брату пенсия, сестра уже и так взрослая. Разумеется, им будет плохо, но в глобальном плане ничего не изменится. Поэтому я просто не парюсь по этому поводу. Они и так знают, что это – мой выбор, и я его менять не собираюсь.

И снова внутри заворошилось какое-то скользкое чувство, как будто она пыталась удержать в руках угря, а тот извивался, вырывался и ускользал, норовя уползти обратно в реку. Снова вместо ответов на вопросы – изворотливые фразы, которые ответами не являются. Лее захотелось отряхнуть руки. Или поиздеваться ещё немного. Или вытащить «Грач» и наставить его на этого… скользкого. Всё, что угодно, только бы хоть немного ясности внести, а не рассуждать о войне, семьях и грядущем, потому что нет у неё этого грядущего, она снова летит в никуда. Вместо всех этих вариантов она почти умоляюще посмотрела на человека, который куда-то вёз её – «впереди Орск» – и пока ещё не ответил ни на один из вопросов.

«Я больше не хочу убивать»

«Не заставляй меня считать вас всех врагами»

– Послушай, Скотт, – Лея повернулась к пилоту так, что едва на кресле усидела, – Каждый из нас свою сделку с совестью заключает, если он тут, – «на войне» эхом отдалось в мыслях, – Я вот никогда не смотрю вниз. И с противниками не разговариваю, если уж приходится. Потому что то, что я несу – это какое-то изменение в позиции войск, в планах операций. Косвенно – жертвы, конечно же, и всё это очень бьёт по голове, если задумываться... Но я о таком не задумываюсь, я просто диву даюсь, что ты до сих пор не ответил ни на один из моих вопросов!

Вместо остатков пламенной речи с губ Леи сорвался вздох смертельной усталости – она снова повернулась вперёд, сложила руки на животе, словно баюкая рану, и обмякла.

– А, в задницу… Кто бы вы ни были, убивать меня вам невыгодно, а остальное мне безразлично. Огни, говоришь… Мне всё равно, кто внизу. Сегодня там маленькая девочка Руслана, которая пасёт коз, а завтра этот посёлок сдадут китайцам, потому что тактическое отступление. А послезавтра – сравняют его с землёй. С китайцами, Русланой и козами. Как тебе такое, а? Так что к чёрту такие мысли, они мешают работать. И я не сволочь, просто работа такая. Была бы сволочью, застрелила бы вашего доктора. Всё равно бы мне ничего за это не сделали…

– Жажду. – призналась Лея. – Очень жажду, но пока, видимо, требовать их бесполезно – ты же и сам не в курсе.

На облака она смотрела с какой-то особой задумчивостью – тосковала, что ли? Может, и правда тосковала по тем временам, когда можно было облететь почти всё (почти!) по верху. Лея не знала, как охарактеризовать чувство внутри, захватывающее её при мыслях о девочках и их козах. Может, дело было в той самоволке с Яшкой, может, в том, что было потом – «113-К» и отчаянный бунт Кулушевой. Лея, увы, не Яшка, та с совестью сделок не заключала, но злорадствовать над её выбором, пусть даже ненароком, Лея не хотела. Яшка, как ни крути, была лучше неё во многих отношениях.

– Потому что защищалась бы. – горько вздохнула Иствинд, – ГСБ бы на пену изошли, доказывая мою невиновность – «трудные обстоятельства», «самозащита». Вы же не государственные, сами, что называется, полезли к бойцу, который «пережил огромный стресс». Боюсь, меня бы и в этот раз прикрыли. Вас же никто не звал.

Проблемы? Проблемы бы были. Выкрутилась бы она из них, не прищемив хвоста? Да, скорее всего.

– Только не думай, что мне доставляют кайф такие мысли и такое положение дел, – Лея помассировала виски, разомкнув пальцы, переплетённые на животе, – Все, кого грохнешь лично ты, навсегда останутся с тобой. Мне он до сих пор снится.

И не только снится. Сидит в её голове, напоминая, смотрит на её жизнь, потому что его жизнь оборвала именно она, и иногда насмешливо прощается, вызывая приступ головной боли. Но об этом лучше не говорить, если хочешь вернуться в строй.

– Подноготная. – машинально поправила Лея. – Только обычно под ногтями ничего, кроме грязи, нет. Вообще, все эти «обратные стороны медали», как правило, означают не новые возможности или иной взгляд, а то, что нас ждёт грязь или что похуже.

Плывущий под ними ночной город был похож… да на все ночные города, какие Лея видела. Ночью она любила летать – шум в эфире затихал, всё будто бы засыпало (обманчивое впечатление, наземные ПВО не спят никогда), плыли под крылом изменённые до неузнаваемости места, а города превращались в сияние.

– Я не говорю про сейчас. Я вспоминаю расклад на момент нашей встречи – вы прилетели в военную часть, попросили встречи с бойцом, который находится в статусе секретности… Не стоило бы удивляться, что, получи вы несколько трупов с дыркой в голове, вы ещё бы и остались не у дел, потому что… Потому что сами сунулись. Естественно, меня не радует такая перспектива, но факты таковы. Такая у нас, увы, «политика-шмолитика». – Лея будто передразнила лётчика, только улыбки на её лице не появилось.

Чужой смех заставил её недовольно цыкнуть – как школьницу, которая уверена в том, что все смеются именно над ней. Что поделать, нужно было, наверно, прострелить кому-нибудь голову, чтобы относились серьёзно. Или… Или показать им всем высший пилотаж, как только залечат осточертевшую рану.

– А я – не знаю. Лично – двоих, наверное. Только того, которого в лесу по темноте грохнула, я не знала. – голос Леи казался почти беззаботным, но был в нём едва ощутимый надрыв. – А второго я прирезала, и из-за этого «подвига» вы тут. Не помню, хрипел он или нет, помню, что хотела перерезать ему горло, когда уже превратила его спину в подставку для ножей, но сил не хватило.

А ещё – как он точно так же убил её.

– Кажется, он молчал, – сморщилась Лея, – Отвлёкся на секунду, и я успела встать – под адреналином люди ещё и не такое творят. А дальше всё решил нож.

Она полезла в рюкзак, осмотрительно прихваченный в кабину, вытащила своего любимца – «Рысь», заточенный и отмытый от крови, но спасший ей жизнь. Любовно погладила рукоятку и пробормотала:

– Вот этот самый.

Странно, но конкретных вопросов она не задала, хоть и предлагали. Замолчала, баюкая в руках боевой нож.

Что ж, наконец-то хоть для кого-то паззл сложился – пусть Иствинд и удивилась, что всю подноготную её истории не знали те, кому приказали за ней ехать, тему развивать она не стала. К тому же, ели бы Лея была чуть более внимательна к чужим реакциям, она бы, конечно, догадалась, что тему стоит свернуть, вот только её непонимание окружающих к этому часу достигло своего пика – день и без лишней эмпатии вышел трудным. Вместо попыток уследить за реакцией собеседника она разглядывала нож, знакомый до последней зазубринки и молчала не из солидарности в отношении убийств людей, а просто потому, что сказать было нечего.

– Нет, у нас дэвэшки. – покачала головой Лея, – Этот лично мой.

«Дэвэшку», выданную ей в своё время, Иствинд не жаловала. Иногда с некоторой насмешкой называла этот нож кухарским, пользовалась тоже соответственно – вскрывала бутылки пива, добытые всеми правдами и неправдами, могла колбасу нарезать. Но, справедливости ради, ухаживала за обоими ножами одинаково усердно. Только вот «Рысь» она определённо любила больше.

Как ставший любимым нож вообще у неё оказался, Лея не помнила – то ли кто-то из старшаков отдал, увидев, какими глазами она, вчерашняя курсантка, смотрит на это, то ли уже позже привезли с «Большой земли», а она уже выменяла (деньги у них не котировались особо, либо втридорога, либо никак). Да разве важно, как он к ней попал? Для неё он, откуда бы ни взялся, был красивее некуда – серая сталь, кинжальное лезвие, обмотанная чёрным рукоять и гравировка головы рыси на лезвии рядом с рукоятью. В руку ложился как родной и всегда был спрятан в форменной куртке.

Если бы его там не было…

– Рыська моя, – проворчала Лея, спрятав нож не в рюкзак, а в куртку, в родной карман. – В задницу боевые крещения. Если бы я её накануне не сунула в карман формы, мы бы с тобой не разговаривали. А насчёт боевого применения – просто радуйся и не жди его. Авось пронесёт.

«Сувенирный» ножичек последний раз мелькнул на виду – Лея торопливо бросила на него взгляд, запоминая, и тут же отвернулась.

– Мажористо выглядит. – согласилась она. О том, что главное в ноже – чтоб резал, когда надо, повторяться она не стала. Иначе снова разговор свернёт не туда.

А шотландец говорил и говорил, помянув явление, которое Иствинд явно заинтересовало – так, что она заёрзала на месте.

– Странный тип, – с сомнением повторила Лея, – У вас что, по психиатрам не гоняют?

Прохождение медкомиссии Лея до сих пор вспоминала с мрачными мыслями – там было прекрасно всё, от окулиста, который промахнулся подписью, до того коновала, что заведовал специальной камерой, куда запихивали курсантов и заставляли решать задачки в условиях пониженного давления. Камера – хорошо хоть не пыток – долгое время оставалась кошмаром Леи, по причине того, что большая часть задач там была сугубо математической, а калькулятор с собой не давали. Уже в бытность фельдъегерем, на регулярных осмотрах, Лея проходила этот ужас снова – но на этот раз под строгим контролем Лисовецкой, которая всегда была готова объяснить, что вот эта – она не под кислородным голоданием тупит, она от природы такая.

Но, несомненно, самым пугающим в медосмотрах было племя психиатров – въедливых дядечек, которым, похоже, ставили план на определённое число обнаруженных психов, а потому они выискивали ненормальность разве что не под микроскопом. Чтоб, допустим, в фельдъегерях, да появился любитель членовредительства? Такого не бывает.

– У нас только один раз было. Похоже немного. – Лея прищурилась, взвешивая слова, – Я, знаешь, не совсем из ГСБ, а где-то рядом. Девчонка у нас на посадке ястребок грохнула. Неисправность шасси, паника, да ещё не сразу вытащили из кабины, видать, перепугалась, что сгорит сейчас – всё это сложилось, дало сильнейший удар по психике. В общем, она с тех пор при виде наших самолётов в истерику впадает, не может летать. Списывать хотели, но куда? Образование невелико, семьи нет, одна тётка сколько-то там юродная, в ГСБ тоже не возьмут, им лишь бы списать. В итоге наша комэска забрала её себе в адъютанты и на каждой медкомиссии прикрывает. На вертолётах летать, благо, она не боится, если шторками иллюминаторы прикрыть. Но тут ведь просто страх снова оказаться в той беде, в которой она побывала. А чтоб самостоятельно пытались убиться – этого у нас нельзя. В других частях слышала, был такой случай, жена сбежала у какого-то летуна, надоело по частям мотаться, забрала детей и смылась в Питер. А он на следующий день во время вылета спикировал в землю.

Лея вздохнула – того мужика она, конечно, не знала, да и дело было давно, но приводилось в пример как важность устойчивого психологического равновесия. Ах да, нужно же говорить о лечении…

– Ничерта не знаю. Дядечка ваш объясняет так, будто с коллегой разговаривает, а мне бы попроще.