Лея несколько раз моргнула, услышав слова про Вавилонскую башню – и совершенно точно их не поняв. Что-то она помнила про постройку какой-то там громады, но не больше, потому что библейской историей никогда не интересовалась. Правда, и переспрашивать она не стала, смутно понимая, что эта оговорка является лишь началом. Началом какого-то более серьёзного разговора.
И угадала. Лея задумчиво уставилась на чужое лицо, пока «одинокий горец» говорил, говорил и говорил. Лея даже не пыталась поддакивать или как-то ещё показывать свою заинтересованность. Просто слушала разворачивающуюся перед ней картину чужой истории, в которую пришла война, и вряд ли кто-то мог бы упрекнуть её в невнимательности.
Дело в том, что, несмотря на статус собственного деда, которого она помнила весьма смутно, война будто бы и не касалась семьи Иствинд. Да, где-то там велась война, шли бои – первой в ту сторону ушла Юдя-Рэя, но и та в конечном итоге осталась в Петербурге, а не в окопе. Потом ушла и сама Лея, и только тогда война взглянула ей в лицо, научила терять и видеть чуточку больше. Но ей никогда не приходилось бежать ночью от врага, которого не разглядеть в темноте, мчаться по лесным дорогам, вцепившись в руль, и надеяться, что пронесёт. Что-то подобное было во время той вынужденной посадки в лесу, но тогда Лея была одна, и спасала только себя.
Ночной лес пахнул ей в лицо сыростью и страхом. Лея сцепила зубы, прогоняя воспоминание, но этого было более чем достаточно, чтобы представить себе всю ту ночную историю. Её мало повеселило упоминание о встрече с президентом – будущим, конечно – но тень улыбки на её лице всё-таки мелькнула.
– Быстро ты выучил язык, – задумчиво отметила она, когда рассказ подошёл к концу. – Я вот не сразу просекла бы, что ты не из местных.
А что ещё сказать?
«Мне жаль»? Кого и что ей жаль? Именно что никого.
«Понимаю, как это тяжело»? Тоже та ещё ложь, потому что Лея не понимала – с примеркой на себя чужого горя у неё тоже было всё плохо. Вот и получалось, что, столкнувшись с чужой бедой, Лея сначала думала, может ли она чем-то помочь, и, если да, то помогала, а если нет, то просто стояла рядом с серьёзным лицом. Здесь она помочь ничем не могла, да и не надо было.
Получается, она даже была местами благодарна Скотту за то, что он перевёл беседу из разряда тонких материй в самые, что ни есть, приземлённые.
– Клёвая штука, – сообщила Лея, вытащив пузырёк и открутив крышку – по палате поплыл сладкий запах трав и чего-то ещё, – Как они это сделали, не знаю, но тут намешаны анис, солодка, кажется, что-то, связанное с аммиаком. Мне, в общем-то, без разницы, для чего она, но штука полезнее некуда. Например, в полевых условиях в воду капать – уже не просто болотную жижу хлещешь, а что-то почище и послаще. Ну и для чая он просто незаменим. Меня, в своё время, бывшая ведущая на это подучила.
Лея, не дожидаясь разрешения, взмахнула над кружкой пузырьком, капая в чай тёмно-коричневую жидкость.
– Тут, главное, не переборщить, если ты чай собираешься пить, а не от простуды лечиться. – деловито сообщила она, отмеряя с десяток капель, – Ну и про аммиак забывать не следует, хлопнешь много – и будешь давиться непонятно чем. Пей, горец. Россия большая, завоёвывать и давить долго. А с такими, как я, вообще страшно воевать.
