_________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Отказ Ренстаада Ада встречает чуть поникшими плечами и маленьким шагом назад. Она вскользь касается ладони Валлы, опускает глаза – и рассеянно осматривается по сторонам, вновь внимая отголоскам сражения Слуг, произошедшего здесь менее суток назад. Чуть помедлив, Ада даже решается сделать несколько шагов в сторону – по-прежнему слыша Магов, но позволяя себе осмотреться более подробно.

Вид у нее при этом совершенно потерянный. Здесь, на берегу Хрустального озера, лицом к лицу со вчерашним врагом Ада Бен-Берцаллель чувствует себя совершенно беспомощной и бесполезной. В подземной лаборатории она могла ускользнуть от трудного для нее разговора, могла занять руки и унять метущееся сердце… а здесь и сейчас все иначе. Алхимик обхватывает себя за плечи, оглядываясь по сторонам, – и внимательный наблюдатель мог бы обратить внимание, что и теперь она старается не поворачиваться к Дантэ Фаэл Ренстааду спиной. Ни его состояние, ни присутствие гомункулов и Бедивьера не дают ей расслабиться в его присутствии.

Остановившись на самом краю берега, Ада опускается на колени и склоняется вперед с тем, чтобы коснуться здоровой ладонью темной воды.

«Научить… подчинив наш разум, герр Ренстаад?» – Негромко и как-то отстраненно переспрашивает она.

_________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Зачерпнув пригоршню ледяной воды, Ада наблюдает, как капля за каплей она утекает сквозь пальцы. Так же бежит и время – понемногу, но так неумолимо и стремительно, что кажется, будто только вчера они все призвали своих Слуг, а сегодня все уже стало с ног на голову. Ада отводит руку в сторону и улыбается устало успокоившейся глади воды. Ледяные ладони опускаются на подол юбки, и алхимик замирает без движения.

Она слушает Дантэ, и даже если какие-то чувства и отразились на ее лице – она спрятала их от союзников под упавшей на лицо челкой. Лишь на словах о силе, способной ранить Слугу, она коротко вздрагивает и выдыхает – почти усмехается.

«Не думаю, что у меня вдруг появятся Командные Заклинания до вечера», – негромко говорит она, по-прежнему улыбаясь – и улыбка эта кажется невероятно горькой. Коснувшись все еще холодными пальцами лба, она зарывается ими в челку и отбрасывает ее назад. Ада поднимает голову, устремляя взгляд в сторону другого берега Хрустального Озера. – «Если вы не отдадите свое, как обещали».

_________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
«Соитие?» – Механически переспрашивает Ада, и спокойствие, достойное безмятежных вод Хрустального Озера дает трещину. Она оборачивается, чтобы посмотреть на Амелию, – и краснеет до самых кончиков ушей, поймав взгляд подруги. Девушка открывает и закрывает рот, словно силясь что-то сказать, но успевает выдавить из себя только еле слышное: «П… понятно».

Даже предложение Филиппа не согнало густую краску с лица Бен-Берцаллель, хотя она явственно помрачнела прежде чем отвернуться снова к Озеру.

«Это его Ремесло, Амелия», – возражает она словам подруги, хотя энтузиазма в ее голосе ни на пенни. – «С тем же успехом можно отказаться от моего лечения или помощи гомункулов. Я не уверена, что… что у нас сейчас есть право на… брезгливость», – похоже, Аде становится совсем не по себе, она бросает взгляд на Дантэ и прикусывает губу. Касаются ли ее слова Командных Заклинаний, которые находятся в распоряжении Ренстаада, и способа их передачи?

Алхимик снова склоняется над водой, но замирает, так и не коснувшись холодной глади ладонью.

«А что если…» – Шепчет она еле слышно – и кажется, параллельно с Ренстаадом. Запнувшись, Ада затихает, давая Дантэ спокойно договорить, а сама тем временем поднимается на ноги и возвращается к Валле. Ада шепчет что-то девочке на ухо и гладит ее по руке.

«Мне нужно подготовить несколько… реактивов. Они не убьют нашего противника, но могут… дать преимущество», – отвечает Ада на вопрос Дантэ, провожая встревоженным взглядом гомункула, пока та отходит в сторону вдоль берега.

«Сэр, вы могли бы присматривать за ней тоже, пожалуйста?» – Убедившись, что Валла отошла достаточно далеко, чтобы даже ее чуткий слух не различил разговоров союзников, Ада, наконец, решается сформулировать свою идею. – «Что если позвать Эвенджера для передачи Командных Заклинаний? Ему были нужны имена – пообещать назвать их… или предложить что-то еще. Он не поверит, что я способна убить девушку. Но что я способна отвернуться от союзников ради своей собственной Мечты…» – Ада не продолжает мысль, которая очевидно читается по ее лицу: в некотором смысле она уже сделала это однажды, когда не пришла к Сердцу Леса, как обещала. – «Тогда и вы, герр Ренстаад, смогли бы… пусть всего на один удар… принять участие в этом сражении».

_________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
«Я… поняла», – растерянно кивает раскрасневшаяся Ада Амелии в ответ на маленькое несущественное дополнение, о котором та забыла рассказать. Алхимик поникает плечами и не отвечает на прямой вопрос о своих желаниях – попросту не успевает, прерванная словами своего гомункула, от которых лицо Ады становится совершенно пунцовым.

«В-в… Валла!..» – Только и удается ей выдавить из себя.

Не похоже, впрочем, чтобы она всерьез решала какую-то моральную дилемму – каким бы ни было решение Ады Бен-Берцаллель, оно уже принято. Она ошарашена и смущена - но не сомневается.

Возможно, она хотела что-то сказать – ответить подруге или возразить что-то в защиту Ясона – но все свои слова Ада проглатывает. Холодный ветер сгоняет буйный цвет с ее лица и сбивает с плеч пряди рыжих волос, и она невольно обхватывает себя за плечи, ежась от холода.

«Угроза жизни его Мастеру от меня по-прежнему будет… неубедительной», – выдыхает алхимик, опуская руки и снова отворачиваясь к воде. – «Настолько неубедительной, что Эвенджер не побоялся оставить мне сердце своего Мастера», – с тем же успехом он мог бы оставить Аде Бен-Берцаллель своего Мастера целиком.

Выслушав план Дантэ, Ада хмурится зеркальной глади Хрустального Озера и глубоко вдыхает, прежде чем заговорить.

«Нет, герр Ренстаад», – звучит негромко, но твердо. Руки алхимика нервно теребят подол светлой юбки – но заметив это, Ада одергивает сама себя и принимается заплетать свои длинные рыжие волосы в косу. – «Несколько дней назад я… быть может… нашла бы для себя достаточно весомые аргументы… Но не теперь. Это… слишком личное», – тень улыбки мелькает на губах девушки. – «Касаться вас… я не хочу. И не хочу, чтобы вы касались меня».

Элементарные вещи, которые Амелия легко уместила в одно простое «я отказалась», Ада растягивает так, будто для нее это – взвешенное и непростое решение. К своему «я не хочу» она идет тернистой дорогой, ссаживая руки и спотыкаясь через слово.

Других возражений от нее не следует. Даже если сама Бен-Берцаллель не сможет применить знания об использовании Командных Заклинаний, иметь представление о том, на что окажутся способны ее союзники, – лишним не будет.

_______________________________________________________________________________________________________
Предложение Ясона Ада встречает странным звуком – чем-то средним между хриплым выдохом и сдавленным кашлем. Хотя она по-прежнему смотрит на гладь Хрустального Озера и лица ее не видно – нетрудно представить, что оно сейчас почти наверняка раскраснелось.

Настоящего Мага, конечно, не пронять ни полом партнера, ни интимностью процесса – лишь бы результат соответствовал. И именно в результате отказывают Ясону и Амелия, и Дантэ – пока Ада молча смотрит в воду. Готова ли она в самом деле мириться со всем, что предложит и вытворит их горе-союзник?

«Нет», - негромко говорит Ада после того, как высказались другие. – «Даже реши я отдать их кому-то другому, я выбрала бы человека, которому доверяю».

На короткие мгновения алхимик оборачивается, чтобы взглянуть на Бедивьера, и во взгляде ее мелькает сожаление. Понять ход ее мыслей совсем несложно – будь у нее на одно Командное Заклинание больше… Чтобы совладать с эгоистичным и постыдным чувством, Ада кусает нижнюю губу и мотает головой.

«Я справлюсь с поисками», - кивает она Амелии, перекидывая косу через плечо. – «Или мы снова сделаем это вместе, если моих сил не хватит».

Грозиться взять на себя заботы о Нуар Ада не спешит. Книга, хранящая чудовищные знания и нуждающаяся в цепях, внушает ужас даже в своём беспомощном состоянии. Но в одном ли страхе дело?

Наконец, Амелия решается принять дар Дантэ, - и Ада с тревогой в глазах подается к ней ближе, лишь чуть отставая в этом от Бедивьера. Возможно, Нитерберг понадобится помощь врача… или мощь тела биоалхимика?..

_______________________________________________________________________________________________________
Ада напряженно следит за метаморфозами, происходящими с Алым Одеянием, но чувствуется, что алхимик ощущает себя довольно беспомощной – она сжимает и разжимает кулачки, угрюмо хмурится… и выдыхает облегченно лишь когда Амелия подтверждает, что все в порядке. Она коротко улыбается в ответ на улыбку подруги и отходит в сторону, снова к воде, чтобы зачерпнуть пригоршню и плеснуть ею себе в лицо.

Ада коротко кивает на слова о том, что лекция о применении Командных Заклинаний будет для нее не слишком полезной. Она окидывает взглядом берег и отходит чуть в сторону – туда, где каменистая гряда сменяется земляной насыпью. Уже оттуда она осматривает своих союзников. Мелькнувшую было горечь она спешно прячет за маской Мага – для Ады Бен-Берцаллель это нетипично, но иногда у нее получается.

Расчистив от камней небольшой пятачок земли, она что-то чертит на нем длинной палкой и негромко окликает Эсаву, прося ее помочь. Удовлетворенно кивнув, она откладывает в сторону все лишнее и осторожно – будто с сомнением – касается своей груди. Она помнит слова, но заклинание – это не только словесная формула. Обращаясь к Магии, Ада Бен-Берцаллель больше не может быть уверена, что все пойдет так, как она ожидает.

«Попробуем», - тихо говорит она сама себе, закрывая глаза. Вдох и выдох, очищающие сознание и позволяющие сконцентрироваться на цели. Руки рефлекторно тянутся к искалеченному Гербу под ключицами. Лицо безмятежно, а слова заклинания – требовательны и наполнены магической силой. – «Milims mutt… kamiv dult… aver la… Tetveb, aifha atha».

_______________________________________________________________________________________________________ _______________________________________________________________________________________________________
Ничего.

Ада открывает глаза, и тот страх, что точил изнутри, становится сильнее – вязкий и липкий, он опутывает ее, мешает дышать и думать. Ей кажется в первый момент, что неудача – следствие повреждения Герба, и что она теперь никогда не сможет творить Магию той же мощи, что и прежде. Слово это – никогда – огнем разрезает сознание, и от ужаса дрожат руки, судорожно стремящиеся ослабить хватку воротника. Удушливая волна паники сковывает движения и мысли, Аду колотит изнутри. Ни-ког-да…

..сейчас бы получить пощечину от Эсавы. Чувства [инстинкты] не должны брать верх над Магом – пусть даже Маг из Ады весьма посредственный. Сохранять самообладание. Держать себя в руках. Думать. Думай, Ада Бен-Берцаллель.

Дрожащей рукой она перехватывает платок, протянутый няней, и прижимает его ко лбу, тяжело дыша. Контролируя свой разум, она возьмет под контроль и тело. Нужно только время – и не сдаваться.

Она провела ритуал без ошибок. Не идеально, быть может, но формула сработала ровно так, как должна была, - и ровно такая же уже однажды нашла ей Амелию Нитерберг по одному лишь имени. Повреждение Герба здесь ни при чем, но что тогда? Не хватило праны? Или не хватило… связи?..

Образ Вилфрида перед глазами стоял ясно. Всклокоченные русые волосы и голубые глаза, усталое лицо – контракт со Слугой дался ему тяжелее многих – и странный жужжащий костюм. Человек, спасший жителей города и заплативший за это. Человек, выступивший вместе с ними против Зверя. Человек, чья мечта так похожа на ее собственную, будто каждый из них смотрел на одну и ту же концепцию, только через призму своих опыта и Ремесла, и с которым она дала слово эту мечту разделить.

Человек, с которым их с Амелией связывают узы клятвы, в конце концов. Неужели и они тут бессильны помочь? Или нет на деле никаких уз? Если Амелия права, Вилфрид Гамелин нарушил клятву первым, разрушив тем самым связь между ними – все связи разом, ведь это значило бы, что Ада совсем не знает его… что тоже объяснило бы неудачу с поиском.

Ада не хочет верить, что ошиблась в нем. Даже сейчас, ошпарившись о предательство Филиппа, она все равно упрямо хочет верить, что Вилфрид не калечил Беатрис, не знал о заложенном в мозг Валлы семечке и имел веские основания не выходить против ритуала призыва Короля Вампиров. И сейчас – тоже имеет причины скрываться за магией Кастер. Аде остается лишь надеяться, что Гвидион скажет своему Мастеру об услышанном зове, – и быть может тогда он все-таки откликнется.

Голос Валлы вынуждает Аду прервать размышления.

«Я… не уверена, что теперь способна колдовать так же хорошо, как прежде», – невесело соглашается она с девочкой. Алхимик оглядывается – и лишь убедившись, что Бедивьера нет рядом, поясняет: – «В последнем сражении я повредила Герб рода».

Вот только с каких пор Валла так чутко реагирует на Магию? Ада озадаченно смотрит на свое создание, пару раз моргает, медленно соображая… и проводит рукой по рыжей косе, лежащей на груди.

«Или ты про…» – бормочет она, смущенно опуская взгляд и теребя кончики волос.

_________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Вероятно, именно всеми подробностями, которых так нахально затребовала Валла, Ада и подавилась, закашлявшись и раскрасневшись до самых кончиков ушей. Она делает короткий жест рукой – оставить пока схему, и оглядывается на Валлу со смесью смущения, недоумения, возмущения и самой настоящей паники.

«В… Валла», – сдавленно бормочет горе-хозяйка, пунцовея прямо на глазах. – «Н… не…»

Она хотела, но не признавалась? А Бедивьеру не понравилось? Что? Да и как в ЭТОМ вообще можно было что-то сделать «не так»?! От Валлы у Ады голова идет кругом, и первым желанием становится, конечно, сбежать куда-нибудь. Нырнуть в озеро, быть может?.. И не всплывать, пока Валла не успокоится. То есть, никогда.

Ада с тоской смотрит на бесчувственную водную гладь. Нет, под водой ее тоже отыщут.

Она переводит взгляд на няню – и на самом деле невозможно не заметить перемену… Рахиль трепетно относилась к здоровью и контактам своей подопечной, Эсава же – убийственно спокойна. Похоже, единственным неизменным чувством у старшего гомункула остается непримиримая вражда с Валлой.

И эта мысль колет, отвлекая от смущения, возмущения и паники. Недоумение в зеленых глазах своих позиций не уступает.

В поместье Бен-Берцаллелей гомункулов хватает – они выполняют всю тяжелую и рутинную работу, кормят и развлекают обитателей дома, и они же – защищают их покой. Большинство из них многофункциональны – и Ада даже не всегда знает, какие еще программы вшиты в садовника сверх его основных умений, навыков музицирования и стрельбы, – но их все равно много… и Ада не может вспомнить, чтобы кто-то кроме Рахиль-Эсавы и Валлы так откровенно враждовал.

«Я расскажу, если вы объясните мне, что происходит между вами двумя», – пытается вывести на сделку если не старшую, то хотя бы более простодушную младшую. На ней Ада и останавливается взглядом, требовательно хмурясь. – «Нет, я не верю, что дело в разнице ваших возможностей и моей защите. Вдвоем вы можете защитить меня куда эффективнее, чем по одиночке, и сравнивать вас – просто бессмысленно», – она переводит взор на няню – снизу вверх, как и в детстве. – «Что с вами такое? Вы словно кинуться друг на друга готовы».

_________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Ада чувствует, как ее хрупкий мир – стеклянный замок, в котором было так удобно мечтать о лучшем будущем и гомункулах со своей собственной душой, – рушится, покрываясь мелкими трещинами и сколами.

Ты хотела живых гомункулов с собственной волей, Ада Бен-Берцаллель? Вот они, перед тобой. Готовы вцепиться друг другу в горло и так отчаянно друг друга ненавидят за… а за что?
А почему не нашли общий язык Амелия и Вилфрид? Зачем Филипп пытался остановить Аду и ранил Амелию?.. Для чего вообще Маги этого стремительно сгорающего дотла мира продолжают сражаться вместо того, чтобы прийти к единому знаменателю и использовать мощь Грааля во благо всего Человечества?
Почему грянула Тысячедневная война? Почему вся история Человечества написана пролитой в войнах кровью?

Потому что это и есть человеческая сущность?.. Тьма, что сидит в каждом, и она же – сила стоять за свои принципы, цели и мечты.

Глядя на препирающихся гомункулов, Ада думает о том, что никогда еще искусственные творения не были так похожи на настоящих людей… в самом худшем из всех возможных смыслов.

Кажется, успех – или что-то похожее на него – должен бы пьянить восторгом и гордостью. Так почему Ада чувствует себя настолько разбитой? Разочарование – не в Валле и Рахиль-Эсаве, но в собственном желании и самой себе – накрывает ее с головой.

Но хуже всего не горечь, осевшая в сердце. Хуже – что она совершенно не представляет, что делать. Будь рядом Бедивьер… Ада мотает головой, прогоняя мысль и ставшее привычным желание спросить совета у мудрого рыцаря. Она должна научиться справляться сама.

Сама.

«Пожалуйста, перестаньте», – просит она негромко и устало, вставая между девочками и ни на секунду не сомневаясь, что ни одна из них не причинит ей вреда. – «Вы разрываете мне сердце. Я доверю свою жизнь любой из вас. Я… люблю вас… обеих».

И все же, эти девочки – ее семья. Странная, но всё-таки семья. Они…

«Вы нужны мне. Вы обе. Но… Если ваши разногласия настолько сильны, то…» - Ада вздыхает. – «..то я не могу раскрыть имя своего избранника. Вдруг вы и на него кидаться начнете…»

_________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Вернувшаяся вместе с гомункулами Ада выглядит изрядно сконфуженной – щеки ее алеют румянцем – и при этом несколько погрустневшей… Впрочем, она изо всех сил старается делать вид, что не замечает напряжения между Валлой и Рахиль-Эсавой. В ответ на взгляд Амелии Ада неопределенно ведет плечами и опускает глаза. Пояснять, что за ритуал проводила минутами ранее, алхимик не спешит.

Выслушав Дантэ, Ада кивает и разворачивается на каблуках лицом к гомункулам, да так резко, что рыжая коса ударяет ее по плечу.

«Я хочу, чтобы вы тоже приняли участие», – говорит она девочкам, грозно (насколько вообще способна быть грозной с виду безобидная и хрупкая Ада Бен-Берцаллель) скрестив руки на груди. Голос у нее при этом непривычно требовательный и щурится она столь недовольно, что не возникает сомнений – отказа алхимик не примет ни от гомункулов, ни от союзников.

«Что дадут эти браслеты?» – Уточняет Ада, снова обернувшись к Магам.

_________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Приглядываться друг к другу… Легко сказать!

Весь опыт командной работы для Ады до сих пор сводился к тому, что под нее подстраивались другие. Гомункулы прикрывали алхимика от ударов и лучше своей «хозяйки» знали что делать, а товарищи по оружию – удачно помогали, представляя, на что она способна. Это справедливо отметил даже Дантэ – тогда как Амелия делала все, что их совместная работа оказалась действительно совместной, Ада Бен-Берцаллель упускала один шанс за другим.

И хотя это едва ли было намеренным – последствия не заставили себя долго ждать. Вереница ее ошибок преследовала горе-команду на протяжении всей тренировки – Ада кидалась в атаку одновременно с Амелией, получая ее импровизированным деревянным мечом то промеж лопаток, то в бок; отскакивала в сторону вместо того чтобы принять удар и защитить бормочущего заклинание Филиппа и даже пару раз подставлялась под острые скальпели Валлы, играючи отраженные Бедивьером, спастись от которых ей помогали Эсава и укрепленные Магией мышцы.

Скоординироваться по наитию не удалось. Ни талантом, ни умением в боевом деле Ада похвастаться не могла, но упрямством и желанием справиться – вполне. Но сосредоточившись на движениях Филиппа и попытках понять, что ей следует сделать в данный момент, алхимик промедлила – и немедленно была отброшена в сторону озера. Перекатившись по берегу точно сломанная кукла, она еще какое-то время наблюдала за боем со стороны – как раз чтобы испуганно вскрикнуть, увидев, как Бедивьер столкнул лбами девочек-гомункулов.

Принимать решения в бою нужно слишком быстро. Неловкая, неторопливая и чересчур эмоциональная Ада здесь совершенно не только бесполезна – за все время тренировки она ни разу не коснулась Бедивьера – но и опасна для своих же союзников. И чем больше она прикладывает усилий, тем хуже у нее получается…

На предложение взять перерыв она отвечает коротким кивком головы.

«Я… соглашусь… на любую помощь», – тяжело дыша, Ада опускается на каменистый берег – а затем и вовсе откидывается на спину, наплевав на всякие приличия. Рубашка на ней порвана – живот, спина, сердце… будь на месте Бедивьера их настоящий враг, Ада Бен-Берцаллель была бы мертва, но Рыцарь лишь намечал удар, давая оценить близость смертельной атаки, но не доводя ее до конца. Теперь, когда она замирает, становятся хорошо видны мучительные спазмы, перекатывающиеся под кожей алхимика – с Магией Ада для тренировки не поскупилась. Все еще худощавой левой рукой она накрывает свой живот и кривится от боли – от вчерашних ран оправиться она не успела.

Вытянувшись на берегу, Ада неспешно выравнивает дыхание и размышляет о том, что ей следует делать дальше. Сев на камнях и опершись ладонями позади себя, она внимательно осматривает каждого из союзников, созерцавшего их сокрушительный провал Дантэ, гомункулов и останавливается взглядом на рыцаре.

«Сэр, я могу попросить вашей помощи?» – Негромко просит она, поймав на себе взгляд Бедивьера и чуть смутившись. – «Я… не уверена, как мне справиться с этим».

_________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Кажется, слова Дантэ Ренстаада задели Аду – она нахмурилась, поджав губы. Обернувшись к Валле и Рахиль-Эсаве, она окинула оценивающим взглядом обеих (попутно убедившись, что критических повреждений ни одна из них не получила), и неопределенно повела плечами:

«Я уверена, что мои помощницы могут собраться. Но если нет… мне придется поразмыслить над словами герра Ренстаада», – негромко, но строго сказала она гомункулам. Никакое поражение не могло сбить спесь с Валлы и пробить неумолимое спокойствие Эсавы – но попытаться достучаться все же стоило.

Урок Рыцаря откладывает разговор с гомункулами. От эмоций девочек Ада полностью отрешилась и Бедивьера слушала с предельным вниманием. Первые разы она повторяла приемы медленно, заставляя нерасторопное тело «понять» новые движения, которые не удастся довести до автоматизма за столь короткое время. Затем быстрее, и еще быстрее, и!..

..время совершенно беспощадно. Ада подчиняется во всем – соглашается продолжить тренировку, надевает браслет на запястье и внимательно выслушивает план Амелии.

«Будь осторожна», – негромко просит она подругу, позволяя себе коснуться ее руки. Чуть помедлив, Ада все же продолжает: «Ты видела вчера… как он искалечил себя. Я… не хочу, чтобы ты довела себя до такого состояния».

Будто бы у них есть выбор.

…

Импульсы, о которых говорил Филипп, Ада почувствовала почти сразу - чем-то похожие на импульсы праны, они не управляли, но подсказывали, что нужно сделать. Слушая свои собственные контуры, алхимик слушала и союзника - и выходило до того естественно, что трудно было поверить, что еще пару дней назад она на это не была способна.

Там, где прежде Ада Бен-Берцаллель замешкалась бы, теперь у нее нет сомнений - она ступает вперед, закрывая собой Филиппа - и бросается в атаку одновременно с Амелией. Для уловок она слишком простодушна, и Бедивьер легко ускользает от удара, толкая Аду в сторону союзницы. Эсава успевает перехватить свою “хозяйку”, рухнув на каменистую землю - и укрепленный Филиппом военный костюм уберегает гомункула от повреждений, а Амелия взмывает над упавшими прямо перед ней девушками, толкаясь ногой о водную сферу, и направляет ладонь в сторону Слуги, проецируя простой клинок летящим прямо в грудь Бедивьера.

…

Лишь краем глаза Ада успела заметить, как подкинутый Филиппом скальпель перехватывает Валла. Обычная сталь разлетается веером, целя в сочленения доспеха и лицо Рыцаря, а полученный зачарованный - девочка-гомункул наверняка понимала, что в руках Мага оружие стало укрепленным - следом за ними. Огромная скорость и магическое усиление вместе создали опасность, от которой Бедивьеру пришлось отмахнуться - буквально.

И в этот момент что-то вспыхнуло под ногами Слуги, и Амелия кинулась в атаку. Знала ли Ада, что подруга тем самым дала ей шанс? Возможно. Но еще час назад она замешкалась бы, сомневаясь и упуская те секунды, что выиграли союзники, а теперь - решилась атаковать сама, используя преимущество… или давая шанс кому-то еще?..

Усиленные Ремеслом алхимика мышцы дали ей достаточно сил для рывка, а кулак был направлен прямо в корпус противника, который как раз успел отбить оба клинка Амелии и разворачивался, чтобы дать отпор Аде.

И он бы наверняка успел - слишком быстр бывший Лансер! - но Амелия немедленно создала еще один клинок взамен рассыпавшегося фиалковыми искрами, а рука Ады врезалась прямо в доспех.

“По… получилось”, - Ада словно не поверила собственным глазам: моргая, озадаченно смотря на собственный кулак, и подняла взгляд на лицо Бедивьера… и хотя она немедленно была отброшена в сторону и поймана Рахиль-Эсавой, Бен-Берцаллель расплылась в по-детски счастливой улыбке. - “У нас получилось”.

_________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
После тренировки Ада в себя приходит тяжело – вздувшиеся и словно сведенные судорогой бугры мышц искажают фигуру девушку, сделав ее гротескной и лишенной даже малейшего намека на женственность. Одежду в очередной раз предстоит сменить: многочисленные падения, «смертельные» ранения и самотрансмутации оставили немало дыр в блузке, а от юбки Валла еще где-то в середине тренировки не без удовольствия оторвала добрую половину – рваную настолько, что только зазря мешалась. Впрочем, критически осмотрев себя, Ада с удивлением замечает, что обычно состояние ее наряда после столь длительного сражения оказывается куда хуже. Похоже, Укрепление в исполнении Филиппа все-таки сыграло свою роль.

«Сейчас?» – С сомнением переспрашивает Ада, поняв, что грек намерен приступить к поискам Кэролайн немедленно. Она переводит взгляд на Амелию, и, не встретив ярых возражений, пожимает плечами. Алхимик не слишком разделяет идею так торопиться – и когда она подходит ближе, Филипп может почувствовать, почему. Едкая, враждебному всему живому аура окружает девушку, а когда она оказывается слишком близко, Сизиф наверняка чувствует неприятное покалывание по коже.

Прежде чем достать сердце из контейнера, который подала Рахиль-Эсава, Ада негромко шепчет заклинание на иврите. Догадаться нетрудно – в отличие от Филиппа с его магическими контурами, сердце перед отходами ее Ремесла совершенно беззащитно, и именно это она старается исправить. Обрывками юбки Ада пытается оттереть кровь и желчь со своих рук – сосуды то и дело лопались, а мелкие ссадины кровили черной жижей. Прикасаться к ядам Бен-Берцаллель не посоветовала бы и опытному магу, но на полноценные водные процедуры времени у них нет.

Наконец, опустившись на берег рядом с Филиппом, Ада касается ладонью его плеча, готовая поддержать… или остановить? Поначалу поиски выглядят пугающе – сердце кажется совершенно беззащитным в руках Мага, – а когда грек уходит в транс, процесс становится поистине жутким. Находясь совсем близко, Ада прекрасно видит спазмы, сотрясающие изнутри тело Сизифа. На полноценную диагностику времени нет, но снять симптомы – дело нехитрое. Крошечные белые искры опутывают грудь и плечи мужчины едва заметной паутиной, которая то и дело вспыхивает на разных своих участках – там, где очередной спазм становится слишком сильным. Эта сеть гасит вспышки нервных импульсов, ослабляя болезненную реакцию организма, частично снимая напряжение и не давая Филиппу навредить сердцу или самому себе.

Ей самой приходится сосредоточиться на этой задаче – столь тонкая работа, да еще и в отношении Мага, тяжело дается после нескольких часов тренировок. Так что возвращает к реальности ее именно голос грека. Отстраняться она не торопится, но внимательно следит за тем, чтобы Рахиль-Эсава бережно вернула сердце в защищенный контейнер. Взгляд у Бен-Берцаллель при этом такой, что не возникает никаких сомнений – за это святотатство она себя корит сейчас и продолжит корить до конца своих дней… или дня.

«Шаттенблут», – эхом повторяет Ада. Слово это – будто выжженная пустыня. Синоним неисполненных обещаний, упущенных возможностей и фатальных последствий. Образ непреодолимой силы… которую все же придется преодолеть, если они не изменят принятое решение на какое-то иное.

Ада устало опускается на каменистый берег Озера, провожая Филиппа опустевшим взглядом. Она, наверное, должна что-то возразить последним его словам? Или согласиться?

..или хотя бы для самой себя решить, как далеко Ада Бен-Берцаллель готова зайти в предстоящем сражении?

Так и не поднявшись на ноги, она переводит взгляд на Амелию, а потом и вовсе опускает глаза.

_________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Поднятая на ноги Ада почти ничем не проявляет интереса к разговору союзников, наблюдая в большей степени за тем, как бесчувственная гладь Хрустального Озера гасит едва зародившиеся от прыжков камней круги. Продолжая держаться за няню, она не торопится никуда идти – и лишь приближение Филиппа заставляет ее сфокусироваться на чем-то ином. Алхимик кивает в ответ на благодарность Сизифа.

Ада обхватывает чашку ладонями и выглядит это… странно. Громада сведенных судорогой мышц, укрытая сетью черных ломаных линий, держится за ароматный кофе застенчиво и робко. Прежде чем решиться заговорить, она отпивает глоток ароматного кофе – и после длительной тренировки он кажется ей еще более прекрасным, чем утром.

«Я не сомневаюсь, что сэр Бедивьер пробьет этот заслон. Когда мы стояли перед Шаттенблутом, именно мне не хватило храбрости сделать это», – как всегда негромко произносит Ада. Бросив взгляд на Сэйбера, она горько улыбается ему. – «Куда больше я боюсь того, что последует за падением защиты».

Вздохнув, Ада поднимает глаза на Амелию и смотрит только ей в глаза.

«Когда мы отказались от идеи… создания Цепи для Фенрира, Артурия Пендрагон согласилась подвергнуть себя риску, чтобы нам не пришлось поступиться своими принципами. И она…умерла, защищая то, что мы считали правильным. А теперь мы… всерьез рассматриваем возможность навредить девушке, которая даже не пришла в сознание», - Ада оглядела рыцаря, девочек-гомункулов и остановилась взглядом на Филиппе. – «Хотя никто из нас не считает это правильным».

В горле алхимика першит. Она залпом допивает кофе, прежде чем продолжить.

«Если у нас не будет плана, который позволит добиться цели и не навредить ей… пробиваться в Шаттенблут… не нужно. Мне страшно. Я боюсь встретить Эвенджера на его Территории или на горе или, тем более, в Замке… но это по крайней мере будет правильно».

Говоря о страхе, Ада почему-то оглядывается на Бедивьера. А потом, поняв, что чашка совершенно пуста, со вздохом возвращает ее Филиппу.

«Давайте отдохнем сейчас… пока у нас еще есть на это время».

_________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Ада едва касается кончиками пальцев ледяной глади воды, и та остается безмятежной и спокойной. Поднявшееся солнце наполнило алым небеса, и со стороны теперь могло бы показаться, что Хрустальное озеро наполнено густой кровью… квинтэссенцией самой Жизни. Прана – чистая и холодная – по капле струится в опустошенные контуры алхимика, и Ада концентрируется на этом чувстве, вглядываясь сквозь прозрачную воду в силуэт гладкого камня, обточенного силой стихии.

Ее защитой всегда был родной дом – и никаким кошмарам не изменить этого. Не стены, но его обитатели были для Ады опорой и поддержкой, источником сил и воли. Отец. Братья. Девочки… но защитой для мыслей и чувств всегда было одиночество.

Один из камешков пролетает слишком близко – волна на мгновение скрывает объект внимания от глаз… Ада подается чуть ближе, и окружающий мир растворяется. Разум нащупывает тот самый образ – когда холодная вода касается кожи и окутывает тело, делая его почти невесомым, а сквозь алую толщу пробиваются лучи недружелюбного солнца. Поднятые перед глазами руки движутся медленно, медленно поднимаются вверх пряди волос и пузырьки воздуха, медленно текут процессы в теле алхимика. Ей почти не нужно дышать – а когда она решится сделать вдох, холодная вода наполнит ее легкие. Стихия, ограниченная стенками бассейна, создает надежное убежище, но не мешает потоку праны.

Жгучая боль в груди едва не выводит Аду из транса. Она хочет закричать, но с раскрытых губ не срывается ни звука – лишь пузырек воздуха, который неспешно поднимается вверх, к поверхности воды. Она следит за ним взглядом – как играет свет на его стенках, как он огибает подставленную ладонь и как мгновенно затухает круг на воде.

Боль – неотъемлемая часть Жизни. Болью платит человек за ее рождение, с болью приходит опыт – и болью же платят Маги за право творения Таинств. Бояться ее – бессмысленно, но принимать ее, слышать и знать цену – так же важно, как дышать или утолять жажду и голод. Ей придется заново узнавать цену своей боли, чтобы выжить.

[«..тебе тоже нельзя умирать».]

Вдох наполняет легкие чистотой Средоточия и колким холодом, а выдох расслабляет тело и забирает с собой остатки чувств. Прана вымывает яды из ее контуров, насыщает их. Ее так много, что совсем скоро голова пойдет кругом. Обрывки воспоминаний затмевают сознание, но почти не вызывают эмоций.

[«Мне нельзя умирать, пока я ношу наш герб… Но от него не будет проку, если я не достигну Грааля».]

Она уже не достигнет Грааля, и Герб ее искалечен. Слова ее были по-детски наивны – она не думала о том, какую цену придется заплатить за одно только право сражаться за свою Мечту. Не знала, сколько горя ей придется хлебнуть, сколько отчаяния испытать. Людвиг. Элеонора. Валла. Рахиль. Бедивьер. Боль и потери… сколько она уже потеряла – и сколько потеряет еще.

[«Ты не должна туда ехать, Ада.]

Ей не следовало?.. Возможно ли, чтобы все сложилось иначе? Возможно ли?..
Сейчас, когда тело ощущается таким невесомым, а мысли так неторопливы, и груз собственных ошибок ощущается иначе – холоднее, спокойнее. Словно эта вина – не ее. Словно она способна простить себя за все неправильные решения так же, как простила бы другого человека.

[«Вам нужно научиться ценить себя. Ценить себя и то, что Вы сделали».]

..возможно, она смогла бы гордиться собой. Возможно, однажды она решится рассказать отцу, что произошло в Нитерберге. Возможно, она переживет сегодняшний вечер – и в кои-то веки сдержит данное слово. Возможно.

[«Нет ничего плохого в том, чтобы ошибаться и проигрывать... Иначе не стать сильнее».]

_________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Стенки колбы становятся все теснее, и Ада сама не замечает, как сжимается, обняв прижатые к груди колени. Словно живое, стекло реагирует на каждое движение девушки, окутывая мягким теплом и спокойствием.

Дитя в утробе – жадное, берущее ровно столько, сколько нужно ему, и не думающее о собственной матери, тянущее из нее соки и силы. Маленький центр своей собственной вселенной – эгоистичный, но совершенно беззлобный и непорочный…

Ада дышит первозданной чистотой Хрустального Озера и требует больше, тянет прану из Средоточия, – и закрывает глаза, упиваясь возможностью быть эгоистично жадной и при этом – совершенно невинной, словно ребенок.

Живое тепло становится таким близким, что кажется – сливается с кожей… становится ею. Дитя в утробе… или сама – утроба собственной души?

Ее тело – неуклюжий слепок человека. Маленькая и худая, серая и невыразительная… почему она выбрала себя такой, почему такой стала? Почему была добра ко всем, кроме самой себя? Потому что себя не любила?..

..или потому что не получила того тепла, в котором так нуждается любой человек? Тепла ласки родных рук и тайн, что может нашептать лишь нежная мать любимой дочери, – страшных тайн о желаниях, вере и искренности. Тепла любви, способной до краев наполнить доверчивую душу маленького человека.

Винит ли она свою мать? Сейчас, когда чистые воды Озера могут омыть и сделать невесомым любой грех, она готова признаться – да, винит. И боится ее, не желая однажды сказать об этом вслух.

Родить дитя и стать матерью – такая большая разница… Ада знает, что однажды должна будет подарить жизнь наследнику Бен-Берцаллелей, – но сможет ли она сделать то, чего не сделала для нее ее собственная мать? Отдать всю себя другому человеку – маленькому отражению самой себя – непозволительная роскошь для Мага.

Руки сами собой складываются в колыбель для нерожденного еще младенца – и даже сквозь опущенные веки Ада видит, что у ее крохи – синие глаза и темные волосы, – и сердце сжимается нежностью.

Она хотела бы… возможно. Возможно им хватило бы сил и времени, чтобы дитя в ее руках дышало любовью обоих родителей.

Возможно, у них получилось бы?..

После всего, что пережил он. После всего, что сделала с собой она… Есть ли шанс? Образ младенца расплывается перед внутренним взором, и Ада сжимает ладони с таким отчаянием, будто в самом деле потеряла что-то важное, но разум ее остается таким же чистым, как прана которую она забирает у Средоточия.

[«Ты не должна туда ехать, Ада.]
Нет, мама.

Здесь, в Нитерберге, она познала горе потери, страх и отчаяние. Но здесь же она нашла нечто большее: решимость, отвагу… любовь.
И шанс, что возможно для исполнения ее желания вовсе не нужно владеть никаким Ремеслом.

И теперь она уверена – у них непременно все получится.

_____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Проклятие – или Дар? Сила защитить своих близких и шанс прикоснуться к Чуду, что может подарить лучший мир будущим поколениям Бен-Берцаллелей и Нитербергов, Сизифов и Гамелинов – и миллионов других семей, искалеченных если не магическим даром, то злой Судьбой.

Были ли счастливы люди, которых Ада видела в Нитерберге? Чьи душевные раны глубже – у пережившего Войну Святого Грааля мага или пережившего Тысячедневную Войну человека? Разве делает Судьба различие между Магами и людьми, жизнью настоящей и искусственной? Разве милостива Она к людям простым – таким, каким был Бедивьер, – и Героям – таким, каким он стал?

Какой бы ни была жизнь, какими бы ни были возможности – горе есть горе, Война – есть Война. Колесо Сансары делает оборот, уравнивая в конечном итоге и сильных, и слабых. И лишь тот, кто не знал счастья, – не проникнется и горем, подобно Дантэ Фаэл Ренстааду, без эмоций встречающим даже собственную смерть. Но тот, кто почувствовал вкус жизни, – борется за нее, как борется Элеонора, готовая положить весь мир на алтарь собственной Мечты.

Как маги платят болью за свое Ремесло, так и люди платят горем за счастье – и Магия в этом уравнении лишь множитель, сократив который получишь то же равенство.

И стоит ли лишать свое дитя счастья только из страха, что однажды оно поранится о шипы недружелюбного мира?.. Ада уверена, что нет, – потому что Судьба не изменит самой себе и даст хлебнуть горя сполна, но вернуть ребенку ласку родных – не подвластно даже ей.

..и словно в доказательство обратного неведомая сила касается Ады Бен-Берцаллель – ее тела и духа, ее сердца и разума. Внутренняя дрожь охватывает девушку, и лишь волны Хрустального Озера помогают сохранить дарованное ими спокойствие. Она открывает глаза, чтобы снова смотреть сквозь толщу алой воды на отражение бледного солнца.

Чья сила коснулась самой души? Было ли это благословением… или прощанием?.. Счастье и горе, надежда и страх смешались воедино в этом касании, но в одном Ада не сомневается ни на миг: оно не было злым. И будто желая удержать хоть кроху этого печального света, она касается ладонями собственных губ.

_____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Ада Бен-Берцаллель открывает глаза и хрипло вдыхает полной грудью. В трансе она почти не дышала, а сердце ее так замедлилось, что человеческие врачи легко приняли бы ее состояние за кому, – и от резкого вдоха мир на мгновение расплывается. Алхимик опирается на руку, чтобы не упасть, а мутный взгляд ее по-прежнему смотрит сквозь воду Хрустального Озеро, на берегу которого она сидит.

«Что… что это было?» – Едва слышно выдыхает она, не находя в себе сил, чтобы поднять глаза на присутствующих. После единения со Средоточием, где каждый из Магов был в одиночестве, Аде нужно время, чтобы прийти в себя.

Эффект от этого транса, впрочем, на лицо. Кипящие внутри алхимика процессы поутихли, плечи поникли. Жгуты мышц, набухших под бледной кожей, сдулись, а тонкие пальцы левой руки – Ада рассматривает их с особым интересом – вернулись к нормальному состоянию. Разодранный рукав блузки заставляет девушку поднять растерянный взгляд и найти няню глазами – похоже, она не вполне уверена, следует ли ей менять одежду в сложившейся ситуации.

Задумчивость Валлы Ада встречает неловкой улыбкой и коротким пожатием плеч – не одобрение, но благосклонность. В конце концов, если и полезет купаться – то лучше уж сейчас, а не прямо в тот момент, когда союзники решат отправляться в путь.

_____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
«Голос?» – Недоуменно переспрашивает Ада, переведя взгляд на Амелию. Задумавшись, она смотрит на подругу пристально, но понимания во взгляде не проскальзывает: черпая силу из Средоточия алхимик была одна. Может быть, потому что Ада Бен-Берцаллель больше не связана с Войной Святого Грааля ни призванным Слугой, ни даже Командным Заклинанием?

Короткий взгляд на Сэйбера, однако, совершенно безмятежен. В глазах Бен-Берцаллель нет ни боли, ни сожалений.

Наконец, решается Ада посмотреть и на Филиппа – и постепенное расширение «границ» дается ей с явным трудом. Взгляд вниз, к прозрачной воде, и вопрос Бедивьера заставляют и Аду проникнуться какой-то общей тревожностью. Она оглядывается на Валлу, которая с задорным плюхом прыгает в воду, и идея разрешить девочке плавать в ледяной воде, уже не кажется Аде такой уж и светлой (разумной, справедливости ради, она не была изначально). Впрочем, Хрустальное Озеро все так же безразлично ко всему – и не похоже, чтобы гомункулу в нем что-то угрожало.

Неловко приоткрыв рот, Бен-Берцаллель замирает – словно остановив себя в желании что-то сказать или спросить у Сизифа. Поджав губы, Ада опускает глаза, пряча собственное замешательство, – и поднимается на ноги. Приняв своеобразную заботу Рахиль-Эсавы как нечто совершенно обыденное, алхимик еще раз внимательно осмотрела свою левую руку и даже несколько раз сжала кулак, словно проверяя поведение собственного тела.

«Упоминался…» – задумчиво бормочет она, рассматривая второй рукав – и принимая решение и его тоже отдать радикальной в своих решениях няне. – «Источник с волей»? Кажется, вы называли это так… Спасибо», – последнее она роняет после звучного треска, с которым Эсава оторвала и второй рукав. Без рукавов блузка выглядит почти пристойно.

«Сердце у тебя? Оно в порядке?» – Спрашивает она у Эсавы, оглядываясь по сторонам. Найдя глазами веселящуюся, Ада тепло улыбается... и немного повышает голос. – «Валла! Мы скоро отправляемся».

_____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Слова гримуара наносят такой удар, что Ада даже вздрагивает. Ласковая улыбка, подаренная Валле, меркнет, а взгляд становится пустым и бессмысленным… все становится пустым и бессмысленным. Она переводит взгляд с младшего гомункула на старшего – и не найдя там сочувствия, опускает глаза.

«П… позови Валлу… п-пожалуйста… Пусть… одевается», – сдавленно бормочет она, отстранившись – почти отшатнувшись. На неверных ногах она стремится к берегу – но заметив там Дантэ, замирает беспомощно и растерянно. В ответ на его строгое «Успокойтесь», она кивает… и сглатывает набежавшие слезы.

У них действительно нет времени, но…

«Я.. Дайте мне пару минут, пожалуйста», – выпаливает Ада, затравленно оглядываясь на Филиппа и Амелию, – и задерживается взглядом на Бедивьере, поджимает губы, силясь сдержать слезы. – «Я… вы… вы предупреждали… Она… теперь…»

Всхлипнув, Ада зажимает рот ладонью и отворачивается, судорожно разыскивая взглядом, куда могла бы спрятаться. Опрометью алхимик кидается к ближайшей колонне – одной из тех, которую то роняли, то рушили, то перекатывали во время тренировки – и каменный столп становится укрытием для ее горя и сожалений на короткое время.

Вернувшись, она даже не пытается улыбаться и глаза ее красны от слез. Ада устремляется к успевшей одеться Валле, сжимает ее ладошки в своих – и порывисто обнимает за плечи.

«Ты вся холодная, лягушонок», – ласково бормочет она, бережно касаясь губами виска девочки. И, не глядя на союзников, обращается к ним: «Нам стоит поспешить… Если Энкиду… очеловечился… хозяйка Шаттенблута скорее всего жива. И может не позволить разбудить Кэролайн».

_____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Темп, взятый Слугой и гомункулами, не располагал тому, чтобы вести какие-то беседы по пути. Не располагало тому и состояние Ады: обнимая Валлу одной рукой, а другой – прижимая к груди контейнер с сердцем Кэролайн, она всю дорогу размышляла о чем-то. Иногда алхимик снова плакала – тихо, пряча лицо в изгибе шеи гомункула, – но вскоре что-то бормотала и успокаивалась.

Ни о каких трансе или медитации речи не шло. Душевное потрясение – вопреки всем аргументам – оказалось столь велико, что Ада едва могла совладать с собой и своими чувствами.

Когда Маги и их спутники останавливаются у Ограждающих Полей, скрывающих Шаттенблут, Ада поднимает глаза – словно силясь найти ту крайнюю точку, где накрывший Мастерскую Анастасии купол находится так высоко, что над ним находится уже только тусклое солнце угасающего Мира.

«В прошлый раз я струсила перед этими барьерами. И это был… первый раз, когда я отвернулась от нее», – глухо говорит Ада, неспешно опуская взгляд – а потом и вовсе оборачиваясь к союзникам. – «Я прошу вас сделать это. Я прошу вас разбить защиту Шаттенблута», – глядя в глаза Амелии, просит она. Просит, хотя это уже ничего не изменит для Элеоноры.

Ада оглядывается на гомункулов, озадаченная неожиданным единством их мнений, и тяжело выдыхает. Она доверяет им обеим, несомненно. В глазах алхимика мелькает на мгновение страх, но она прячет его где-то глубоко внутри.

«Я подумала… о словах Кастер», – негромко говорит Ада, обнимая контейнер с сердцем и отступая за спину Амелии. Слова ее, похоже, адресованы тоже только ей. – «..она сказала тогда, что научить… очеловечить Энкиду может только тот, в ком есть свет. И… может быть… тот, кто это сделал, не плохой человек. Может быть… она сама сделала это… или… или… я не знаю. Мне страшно… надеяться».

Последнее признание – едва различимым шепотом. По щекам Ады Бен-Берцаллель снова бегут слезы, которых она даже не замечает.

«..но не надеяться – словно в очередной раз предать ее».

_____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
На слова Амелии Ада не отвечает – задумавшись, она переводит взгляд на Бедивьера и словно завороженная следит за ним и его движениями. Золотая аура окутывает руку Слуги и отражается в зелени глаз алхимика, словно огонек надежды. Есть ли эта надежда в самом деле? Можно ли позволить себе это чувство в эпицентре Войны Святого Грааля Нитерберга?..

Звонкий голосок Валлы привлекает внимание Ады к защитникам крепости Анастасии – и в отличие от Амелии, Бен-Берцаллель не торопится кидаться в бой. Конечно, Бедивьер учил ее быть смелее и не бояться атаковать – но бросаться в атаку, обнимаясь с человеческим сердцем, было бы весьма спорным решением. Девушка отпускает контейнер, позволяя ему повиснуть на ремне, и перехватывает таким образом, чтобы он оказался сбоку – под защитой левой руки.

«Валла, помоги ей!» – Вскрикивает Ада, кивая в сторону Амелии, а сама отступает ближе к Филиппу, внимательно осматриваясь по сторонам и оценивая, с какой из них следует ожидать опасность в первую очередь. Смотреть на грека ей не нужно – едва ощутимый импульс разносится от тонкой серебристой полоски на запястье, и алхимик шагает вперед, закрывая собой союзника. Старшая из гомункулов, конечно, рядом с подопечной – и Ада обращается именно к ней, указывая на нескольких волков: «Отвлеки их, Эсава».

____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
«Спасибо», – успевает выдохнуть Ада, перекатываясь в сторону и подскакивая на ноги. Контейнер цел – его алхимик бережет с куда большей тщательностью, чем собственное тело. Рука, которой Бен-Берцаллель прикрывает сердце Кэролайн, стремительно покрывается крепким рыжим панцирем, нарастающим прямо поверх бледной кожи по самое плечо.

Под защитой гомункулов Аде, кажется, вообще ничего не угрожает. Даже находясь в гуще боя, Валла не забывает о своей создательнице, а Эсава – верная, надёжная Эсава – всегда рядом и всегда начеку. Ада, старается сохранить хотя бы небольшое расстояние, чтобы няне было где размахнуться очередным своим противником.

Вороноголовый обладатель серпов не даст долго бездельничать. Сжимая окрепшие кулаки, Ада следит за его движениями, хотя ведет ее сейчас отнюдь не разум – одни лишь инстинкты.

___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Удар. Удар. Еще один.

На лице гомункула полнейшее безразличие, и точно такое же – на лице ее воспитанницы. Действия няни не вызывают ни отторжения, ни брезгливости, ни страха – но и радости, восхищения или упоения они тоже не вызывают.

Удар. Еще. А потом губы алхимика все же искажает болезненная гримаса. Сведенную судорогой руку Ада обхватывает здоровой ладонью – и рефлекторно сдвигает ремень, на котором держится контейнер, чтобы яды трансмутаций – если она все же не совладает с ними – упали на землю, но не на драгоценную ношу. И левая ее рука действительно выглядит так, словно тонкая кожа в любой момент может лопнуть.

Сжав зубы, Ада указывает Эсаве на волчицу, которую Филипп наметил целью. Рефлекторно, даже без слов – на слова нужно время, а на молниеносный удар гомункула – лишь короткие мгновения.

Но сейчас поблизости нет врагов – и даже контуры алхимика спокойны, что позволяет оглядеться по сторонам и оценить состояние союзников. Взгляд Бен-Берцаллель находит сначала Бедивьера, а затем уже Амелию – как раз в тот момент, когда первая из водных сфер взрывается под напором черного рыцаря.

«ВАЛЛА!» – Успевает вскрикнуть Ада, но все происходит слишком стремительно – последняя из сфер разлетается, Амелия падает на землю, а молот вот-вот опустится на нее с нечеловеческой силой защитника крепости Анастасии. И кроткий отблеск стали. – «Умничка», – коротко улыбается алхимик, за секунду, как еще один спазм исказил ее лицо болью.

«Цела?» – Сдавленно обращается она к Эсаве, оценивая состояние своей защитницы. Ответа не требуется: сама видит, что критических ранений нет – только незначительные повреждения мягких тканей, с которыми справится и стандартная регенерация гомункула. Ада коротко кивает в сторону Филиппа. – «Мы сможем прикрыть его?»

___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Все замирает, когда яркая вспышка окутывает весь мир золотым светом, – и Ада тоже. Замирает и сердце алхимика – в неизбывной тоске и искреннем восхищении мощью Сэйбера Бедивьера. Кажется, в уголках глаз его бывшего Мастера даже мелькнули слезы, но лишь на короткие мгновения – а потом мир снова приходит в движение, и атакующий Аду враг – тоже.

Пригнувшись, Ада пропускает свистящее лезвие косы над головой и перехватывает контейнер так, чтобы неудачно пропущенный удар не навредил ему – как мог навредить последний, когда древко косы врезалось алхимику в живот, лишь на пару дюймов разминувшись с бесценным сердцем. Отскочив в сторону, Ада успевает краем глаза заметить Эсаву, – и теперь отступает к няне, рассчитывая на ее защиту.

Теперь, когда барьер пробит, Бедивьер поможет разобраться с остальными врагами, но дать ранить себя в миг маленького триумфа их горе-команды было бы весьма обидно, так что Ада старается не терять головы. Буквально.

___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Подсечка сбивает алхимика с ног, выбивая воздух из легких. Хрустят ребра мертвого волка и обломки костей неприятно царапают кожу… всего лишь кожу. Прижатая к земле роскошным телом Эсавы и оглушенная взрывом гиганта, Ада покорно замирает, успев лишь нащупать контейнер и подтянуть его поближе к себе, – и только когда все затихает, она пытается подняться на локтях. Благо, гомункул тоже не слишком залеживается, и Ада цепляется за протянутую ладонь, чтобы встать на ноги.

«Где Валла?» – Тихо спрашивает она, оглядываясь, – и увидев девочку живой и стоящей на своих двоих, переключается на состояние Эсавы-Рахиль. – «Дай взглянуть», – требовательно просит она, заставляя гомункула вытянуть раненую руку. Алхимик осматривает ее, угрюмо поджав губы, – похоже, ранение она считает требующим лечения, но времени на это у них попросту нет. – «Спасибо, Эсава».

Кажется, на мгновение Ада подается чуть ближе, будто хочет обнять свою защитницу, – но только кажется. Отпустив руку гомункула и поправив ремень, на котором держится контейнер с сердцем, алхимик ступает вперед – к разрушенному барьеру, что был защитой поместья Шаттенблут.

«Валла, доложи о своем состоянии», – негромко требует Ада, осматривая внимательно Амелию и Филиппа, – и увиденное ей категорически не нравится. – «Вы оба… неважно выглядите».

Взгляд же, с которым алхимик смотрит на Бедивьера, полон задумчивости и горечи. Она неловко пытается улыбнуться Сэйберу и кивает на вопрос союзника.

«Да. Идем».

___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Похоже, бравировать – это в крови и у Магов, и у гомункулов. Ада больше не комментирует состояние союзников – возможно, полагая, что если бы более активно участвовала в бою, то смогла бы уберечь их от всех этих откровенно лишних ранений – и безропотно следует вместе со всеми к особняку Анастасии.

Зрелище их взгляду открывается внушительное. Ада не выказывает удивления или восхищения – только угрюмую тревогу. Такую колоссальную площадь действительно еще предстоит обыскать… Алхимик нервно теребит один из уголков контейнера – и план, предложенный Рыцарем, заставляет ее обернуться к союзникам. На Филиппа она смотрит особенно тяжело – а потом отходит к Эсаве, беззастенчиво принимаясь копаться в ее сумке.

«Я не вижу других вариантов», – заключает она, изымая из вещей няни пластиковый пузырек с каким-то средством, бинты и марлевые салфетки. Со своим нехитрым скарбом алхимик опускается на колени перед Валлой – хотя кровь уже остановилась, рана по-прежнему выглядит не слишком хорошо. Движения Ады точные и выверенные – но, пожалуй, слишком резкие.

«Только я уже однажды доверила вам Валлу, герр Филипп. И я не готова повторять эту ошибку», – не глядя на союзников, говорит Бен-Берцаллель. Если бы голос алхимика обрел вдруг магическую силу, то над вторгшимися в Шаттенблут Магами повисло бы небольшое снежное облачко. – «Я соглашусь отпустить одну из моих помощниц с Амелией. Либо с вами, герр Филипп, если вы дадите слово, что вернете ее живой и боеспособной».

Короткий взгляд Ада бросает вверх – на лицо Валлы. Девочки не захотят оставлять ее, но решить этот вопрос нужно как-то… изящно. Не так топорно, как привыкла молодая Бен-Берцаллель.

«Сами», – недовольно бурчит Ада. Запрокинув голову так, она оглядывается на Эсаву. – «На камень-ножницы-бумага. Победительница пойдет со мной», – она возвращается к перевязке и, затянув еще несколько оборотов бинта поверх обработанной дезинфицирующим раствором салфетки, добавляет уже мягче: «Со мной все будет в порядке. Вам не нужно беспокоиться об этом».