Все прошедшие дни (Эрика в итоге сбилась со счета, сколько именно их было), убивая время, пока не решит врач, пугающий её своим видом и улыбочкой, что Эрике Лито пора на волю, рядовой Красноплечих то пыталась сочинить письмо «покровителю», то думала, как, наверно, она всем теперь противна. Ночью ей снились крики умирающих, мутные клубы дыма, и Эрика уже знала, что это называется «пост-травматический синдром».

Тут бы ей и сдаться, заплакать жалобно, сказать, не могу, простите, я-не-создана-для-убийства. Но было ещё одно, что вынесла рядовой Красноплечих из своего первого боя. То, что не смог понять ни их «полковой врач», ни окружающие – да что там, даже сама Эрика смотрела на изменения в себе совершенно непонимающим взглядом. Вот только, как ни крути, после крещения смертью, взрывами и осколком в руку что-то в Лито переменилось.

«Дорогой отец, я до сих пор жива – тут уж ничего не поделать» – повторяла она вызубренную наизусть строку из так и не написанного письма. И смеялась горько, пока никто не видел. И понимала, что, сколько бы от неё теперь не ждали ухода и разочарования, не будет этого.

– Благодарю вас за заботу. – кивнула она доктору на прощание, машинально (последнее время это было взято привычку) согнула и разогнула пальцы пострадавшей руки, словно проверяя, на месте ли она, и отправилась на выход. Хорошо бы, если никто её не встречал – даже когда приходили свои, родные, драгоценные Красноплечие, которых Эрика теперь любила всем сердцем, она всё равно могла только вымученно улыбаться и кивать. До первого боя, тут уж ничего не скажешь, боялась она их, остерегалась, думала, что это ненадолго – ровно до того, пока они же её и не спасли после контузии и осколочного ранения. Вот с того момента Лито поняла – нет у неё другой жизни, не будет, не было никакой Бригитте. Никогда.

Вот только её всё-таки встретили, причем та девушка, которую стоило больше остерегаться, нежели радоваться встрече с ней.

– Добрый день. – кивнула Лито. – Да, пожалуй.

Она снова машинально согнула и разогнула пальцы. Говорят, пройдёт, но привычка пока ещё существовала.

– Вы здесь по делу?

Эрике едва удалось не шарахнуться, когда её руку схватили чужие, цепкие пальцы – там, где прежняя Эрика засмущалась и испугалась, эта Эрика словно разом вспомнила, как склонялись над ней чьи-то головы, как её, почему-то молчащую, утаскивали прочь, пока не добило шальной пулей или не менее шальным осколком – и оцепенела от чужого прикосновения. Это-то и называлось «посттравматическим синдромом», о котором так старательно рассказывал… как там его звали? Коваленко… да, Коваленко. Врач с пепельно-серыми волосами и жуткой улыбкой.

«Нарушения памяти, смена отношения к миру» и целая масса слов, сплетающихся в единый смысл: ей повезло, ей очень сильно повезло, но и последствий подчистую избежать не удалось. Врач рассказывал ей, как вояки с психикой покрепче, чем её, по ночам подскакивали и мчались в наступление, не осознавая, что война давно позади, били в стены и строили укрепления из мебели. Эрике, у которой всего-то путались мысли, машинально сжималась и разгибалась рука, да мир теперь виделся совсем по-другому, оставалось только согласиться, что ей повезло.

Ей надо было учиться себя контролировать – поэтому Эрика не отскочила, просто посмотрела, как её руку изучают, и ответила:

– Пожалуй, можно и на «ты». Да. – это «да», вставляемое в конце предложений, с недавних пор стало новой привычкой. Сколько ж в ней ещё нового? Да, остается только удивляться и молчать. – Россия, значит…

Стоило ли говорить, что Эрика здесь не была ни разу? Да и прошлая её ипостась, которая умерла в дыму, стелющемся над водой, тоже.

– Да, я действительно бы заблудилась здесь. Спасибо. – Лито кивнула и пошла за крайне слабо знакомой ей «соотрядницей», если этот термин вообще мог быть применим. Что ж… новый народ? Да разве она хоть кого-то помнила из старых? Точнее, конечно, помнила, но после случившегося… хоть заново знакомься, сгорая от стыда: да, это та самая, которая в успешнейшем бою Красноплечих умудрилась схлопотать осколок в руку, контузию и ещё один подарочек, про который ей грузили голову все окружающие. Так что ротой больше, ротой меньше – всё едино. Оставалось только вымученно улыбнуться, как Эрика улыбалась всем посетителям в больничной палате и всем своим видом показать: дескать, никаких проблем.

– А как… как мой Хуммель? – вдруг спросила Лито, заслышав про новые машины. И тут же замолчала, опустив глаза. Да как, как – никак он, наверняка. А жаль старину Шмеля, как-никак, он должен был нести её к боевой славе… ну или смерти, как повезёт. – Если честно, я понятия не имею, что со мной будет теперь. Как решат, пожалуй. Да.

Последний вопрос и вовсе поставил Эрику в тупик. Ну не умела она воспринимать чужую заботу – вот когда она о ком-то заботится, это норма. А всё остальное, особенно теперь, ввергало её в ступор. Вот только «Эрика до» начинала мямлить, а «Эрика после» просто молчала, будто закрываясь от этого мира.

Как она? В принципе, ничего ужасного. У кого-то хуже бывало, между прочим. На том и строился ответ Эрики, замедлившей шаг.

– Всё в порядке. – пальцы у неё снова рефлекторно дёрнулись, словно проверяя, живы ли они, на месте ли они? – Пожалуй… пожалуй, рада. Товарищ Коваленко… – Эрика замялась, решив, что говорить прямо: странноватый он – невежливо. – В больнице скучно. Очень.

Отредактировано Erica Litho (2014-12-11 20:56:50)

Рита подхватила невысказанные мысли Эрики по поводу «странности» (тактичность новая Эрика ещё растерять не успела, и «маньяком» человека, который её спас, называть не решилась) доктора, и тут же их озвучила. Оставалось только кивнуть и попытаться улыбнуться – но на лице появилась всё та же вымученная улыбка «у-меня-всё-в-порядке-вы-пришли-совершенно-зря". Как-то она даже улыбаться разучилась, да и было с чего. Пока её лечили, Эрика уже успела надумать (нельзя давать молоденьким девушкам много думать, это плохо кончается) кучу причин, по которым теперь её в батальоне просто обязаны презирать. От того и все остальные проблемы.

После провала с улыбкой, на следующую фразу Лито долго искала ответ – ей самой стало понятно, что, конечно же, её Хуммелю пришёл конец, причём безоговорочный. Кто вообще мог отбуксировать лишённый пилота Шмель, когда было совсем не до того?

Было бы чудом, если бы он вообще был работоспособным, даже брошенным.

– Не думаю, что он пережил тот бой. – Эрика, не замечая этого, говорила о своем Хуммеле, как о живом. Он для неё живым и был – вот только поняла Лито это чуть позже.

Обещанное знакомство не обрадовало даже – у Эрики не стеснение появилось, нет, просто какая-то огромная усталость и паника. Последняя ещё только зарождалась, но именно она в душе Эрики повторяла на разные голоса заливистые песни о том, как, наверно, её, неудачницу, презирают теперь все Красноплечие и даже те, против кого они воевали.

Спасение пришло не оттуда, откуда ждали – именно стоящий у входа в ангары найтмер старой модели сам того не ведая успокоил Эрику. Как ни странно, Лито не боялась машин, чуть не лишивших её жизни однажды, наоборот, она была уверена, что именно Шмель спас её своей крепкой бронёй, и, при мысли о этом слегка неказистом, но всё же красивом друге, её сердце успокаивалось.

Их кружение по ангару поначалу показалось бессистемным, и только после короткой фразы, брошенной Ритой, Эрика поняла, что оно таковым и являлось – похоже, загадочная Наташа имела свойство отыскиваться там, где не ждали. А, когда она отыскалась, Лито только и смогла, что удивлённо моргнуть – даже новый красавец, застывший перед ними так, будто собирался идти в бой не произвёл такого впечатления, как девушка, едва ли старше самой Лито.

– Рядовой Лито. – сообщила Эрика, у которой до сих пор сохранились установки по поводу «устава», «неуставных отношений» и прочего, вот только к отцу у неё отношение сменилось напрочь. Помнится, когда однажды он явился ей во сне, прогремел своим глухим басом: «Смерть», разочарованно смотря на неё, Эрика сложила совершенно неприличную конструкцию из пальцев и ответила: «Красноплечие». Кажется, именно после этого сна она и пошла на поправку.

Вот только спросить про Хуммель Эрика так и не решилась – молчала и вообще хотела бы отойти подальше.

Замерев перед нависающей над ней громадой, Эрика почувствовала себя некомфортно – бред, конечно, но ей казалось, будто бы эта машина наблюдает за ней, смотрит, оценивает. От этого механизма будто бы разило мрачной решимостью убивать, в отличие от ставшего почти родным Шмеля, и Лито хотелось отойти подальше, спрятаться от «глаз» найтмера.

Бред, какой же бред. Скажи кому – засмеют точно.

Наверно, именно поэтому Эрика, снова пошевелившая пальцами раненой руки так, будто проверяя, на месте ли она, смогла взять себя в руки и снова посмотреть на юного механика – прощание Риты она услышала, а вот взглянуть напоследок на её лицо так и не удосужилась. Посмотрела на Наташу ясно, открыто, почти без тени сомнений – тяжело, да, но надо же когда-то выйти из больницы и признать: случилось, да. Так вышло, значит, так тому и быть.

«Да, Абу-Даби» – мысленно отозвалась Лито, прогоняя из головы воспоминания о криках, огне, клубящемся дыме над водой – они всё ещё упрямо лезли в голову, стоило дать слабину, но Лито уже почти научилась вовремя пресекать опасные размышления. Вслух же не сказала ничего – нахмурилась на пару мгновений, кивнула и тут же постаралась придать своему лицу всё то же спокойное и открытое выражение.

И получилось – но не стараниями Эрики, а потому, что новость о том, что Шмель «жив», сама собой заставила её просиять, совершенно глупо улыбнуться и поспешить за механиком, едва ли не опережая её на пути к заветному Хуммелю. А, когда он оказался перед ней, у Лито от счастья перехватило дыхание.

Странно – она должна была его бояться, ведь это в нём её ранили, но свежевыкрашенный Хуммель выглядел таким родным, таким по-домашнему уютным – словно тот дом в деревне, где она когда-то проводила своё детство. И, уже не слушая никого, Лито сделала пару шагов, потом ещё, подошла к найтмеру и ласково, с теплой улыбкой, погладила блестящую от краски поверхность.

– Повоевал без меня? – чуть слышно шепнула она, гладя прохладный металл, потом встала на цыпочки и прижалась к гладкой поверхности щекой. – Ничего. Я не ревную. Но теперь мы с тобой точно наверстаем упущенное.

Шёпот её сбился на совершенно бессвязные и тихие слова, которые невозможно было разобрать, но по одному лицу Лито было понятно, что она абсолютно счастлива. И совершенно ничего, кроме Хуммеля, её не волновало.

Может, она и выглядела странно – вставшая на цыпочки, прильнувшая к прохладному металлу фигурка, сквозившая болезненной худобой и неловко возящая пальцами по металлу – но Эрике казалось, что весь мир для неё на мгновение замкнулся на этом «коренастом» найтмере. Ей было радостно и тепло от встречи с ним, в сущности, даже если бы батальон встретил её насмешками за спиной – а, та самая, что умудрилась в первом бою – Лито словно нашла свой островок покоя. И это было первым её шагом к взаимопониманию с остальными, коль оттаяло её сердце в этом вопросе, то оттает и в другом.

Кажется, прошла не одна минута, и даже не две – но ей протянули ключи от Шмеля, стандартные, ещё не успевшие обрести какие-нибудь забавные пометки или даже брелки (вот уж где точно нарушение устава), но Эрика узнала их сразу. Это действительно были её ключи.

– Спасибо. – она подставила ладонь, неохотно отойдя от старины Хуммеля, напоследок похлопав его по полированной поверхности, словно обещая вернуться. Но почти сразу растерялась – совершенно непроизносимое слово, которое прозвучало… эм… эммм… Tche… Tche-bu-ra-sh-ka? Нет, Эрика знала немецкий и английский на том уровне, которым могла гордиться даже Бригитте, но подобного слова в её лексиконе не было. – Простите… За чем придет девушка? – совершенно растерянно переспросила Лито, вертя в руках ключи. Ей казалось, что она просто ослышалась.

Насчет новых моделей, что ж, она была не совсем уверена, что ей это нужно – но, посмотрев сначала на обновленный Хуммель, потом бросив взгляд на другие машины, Лито неопределенно пожала плечами и пробормотала:

– Буду, наверно… Конечно, Шмель очень для меня важен, но, наверно, мне просто придется изучать и другие. Он рад, наверно, что его улучшат. – Эрика снова бросила тёплый взгляд на свой Хуммель, слабо улыбнулась и кивнула. – Да, определенно рад.

– О, вот как. – значит, она действительно не ослышалась, и загадочный Tcheburashka действительно существовал, а не пригрезился её контуженному разуму. Но подобное заявление только прибавило путаницы, Эрика, замявшись ещё больше, подошла поближе к механику и, понизив голос, спросила. – Простите, но почему новая модель называется так?

На слове «так» Эрика сделала особый акцент, совершенно не понимая логики наименования – Хуммель был большим и неуклюжим, как шмель, но кем должен быть Tcheburashka и как, во имя всего святого, выглядит новая модель, чтобы её назвали в честь этого… существа? Или предмета. Или… Лито окончательно растерялась.

Ей, впрочем, ответили почти сразу, но загадочный русский фольклор, видимо, был из той же оперы, что и загадочная русская душа – что русскому хорошо, то контуженной немке немного смерть. Но сейчас было не до вникания в перипетии страны, куда их занесло – речь пошла о деле, и Эрике оставалось лишь понимающе кивнуть. Что ж, если прав Вестернах, то есть у его дочери талант, и данные тесты её смутить не должны. Хотя, конечно, больше не дочь она ему вовсе.

И где-то в этот момент смуглое существо неопределенного возраста – но тоже юное, будто здесь был клуб вязания, а не ангар найтмеров – прилетела к ним – иначе и не скажешь – будто в неё был встроен отличнейший двигатель. Эрика стушевалась, видя, как механика расцеловывают, сделала пару шагов назад, таким образом компания разделилась на «механик и заводной пряник» (девушка была смуглой, оттого и пряник) и «Эрика и Шмель».

Ненадолго, впрочем, потому что после приветствий «пряник» метнулась уже к Эрике с представлениями.

– Т-тариса? – запнувшись, переспросила Лито, машинально оперевшаяся на свой Хуммель. – Эрика Лито, рядовой.

В сторону механика был обращён взгляд, полный беспомощности и чуть ли не просивший о спасении, потому что чужая энергия тихую Лито смущала до беспамятства.

Эрика была полностью солидарна с тоскливым вздохом, донесшимся от юного механика (кстати, только сейчас ей показалось странным, что здесь служат настолько юные люди, но задуматься на эту тему всё ещё не было времени), что чуть не вздохнула тоже. Но в последний момент удержалась, смущенно отвела глаза и снова выпала из участия в беседе. Ошибочно было бы сказать, что ей не нравились встреченные личности, но, будучи личностью тихой и весьма отстраненной от общей компании, она совершенно не знала, как себя вести.

Друзей завести в батальоне она фактически не успела – тем не менее, даже во время короткой встречи (если можно было назвать встречей подсматривание за Алексом, когда он утешал весьма юную особу), она уже поняла, что здесь всё… необычно. Жизнь в семье Вестернахов, пусть и утраченная вскоре после рождения братьев, выстроила стойкий стереотип, что на службе всё сурово и подчинено строгим правилам. Сейчас же, когда жизнь втянула Эрику в ряды известных своей жестокостью Красноплечих, всё выглядело совершенно иначе.

Думать о том, почему так, тоже не было времени – механик всё-таки пришла на помощь. Ответом ей был взгляд, полный благодарности – Эрика была счастлива от такого разрешения ситуации. Залезая в свой найтмер, она думала, что ей будет так даже лучше.

Но всё же, оказавшись на привычном месте, она не смогла сдержать дрожи.

Крики умирающих, клубящийся дым и скрипучий песок снова встали у неё перед глазами. Во рту стало солоно, голова закружилась, и Эрика оперлась обеими руками, чтоб не свалиться в обморок. Всё нормально. Это пройдёт. Шмель не виноват.

Повторяя себе одно и то же, сцепив зубы и усилием воли прогоняя мысли о прошлом, Эрика смогла перебороть себя. Снаружи… снаружи, наверно, заметили лишь то, что Шмель сдвинулся с места далеко не сразу. Сдвинулся, будто нехотя, и двинулся к воротам, словно большое и неуклюжее насекомое.

Ей нужно было время. Или ещё больше времени, чтобы победить (не забыть – такое не забывается) ужас от собственной памяти. Тем не менее, несмотря на разбуженные воспоминания – на лбу выступил пот, а пальцы слегка дрожали – Эрика всё же ощущала себя на своем месте. Шмель действительно успокаивал.

Передвигаться в найтмере, как ни странно, было удобно не только с точки зрения того, что «ехать» всегда лучше, чем добираться своим ходом, - ведь, как уже упоминалось, Лито была просто в каком-то невероятно умиротворяющем настроении, стоило ей перебороть приступ на начальных стадиях. В принципе, как и обещал доктор, всё действительно решаемо. Пальцы, ощущающие гладкость рычагов, даже не дрожали, мерное движение совершенно не напоминало о судорожных рывках Шмеля в первом бою. Тем не менее, Хуммель двигался слегка неровно, будто управляющие им руки ещё не приноровились к работе.

Точнее, они попросту от неё отвыкли. К тому же, пальцы пострадавшей руки, казалось, стали грубее двигаться. Что ж, это пройдёт – не сразу, но должно пройти.

Тариса, как ни странно, рассказывала всё не так быстро, как лопотала в ангаре – у Лито действительно было время оглядеться. Предупреждение насчет погоды было своевременным: Эрика, особых холодов не знавшая, уже успела заметить, что на новой базе всё немного не так. «Не так» в плане климата, разумеется. Вопрос был в том, найдется ли среди её вещей – коих и без того было немного, если их вообще не потеряли за время перемещений Красноплечих с Эрикой в отключке – что-то достаточно тёплое.

– Увольнительную? – переспросила Лито. Неудивительно, она не знала о подобном явлении, так как даже в «прошлой жизни» отец предпочитал умалчивать на тему того, как он проводил свои увольнительные. – Действительно не запомню. У меня, кажется, какая-то беда с памятью теперь. – честно призналась Эрика, но тут же замолчала и поправила курс Шмеля, который, повинуясь слишком грубым движениям правой руки, пострадавшей в бою, начал подозрительно забирать вправо, как подгулявший моряк.

– Прости, какой маньяк? – снова пришлось переспрашивать. Имидж сиротки, наверно, предполагал какие-то знания на тему извечную, но дать Бригитте в руки специальное пособие в свое время не додумался никто, и вот, пожалуйста, Эрика растерялась, на высокую фигуру посмотрела мельком, запомнить не попыталась. Ладно. У неё и так были проблемы с общением, просто держаться подальше от всех высоких.

Дома. Да. Она дома.

Тёплая улыбка проявилась на лице Эрики, не заметившей этого сразу – пока Тариса останавливалась, Лито… Да, она, потрясенно потрогавшая своё лицо, только убедилась в своих подозрениях – не только улыбка, но и слёзы.

Но надо было смотреть на дорогу всё же.

Потому что попытаться переехать своего командира – Широ, который увлеченно махал ей рукой, – в первый день после выписки было бы просто замечательным поступком, о котором бы сложили немало легенд.

Лито поспешно притормозила Шмеля, повозила руками по лицу, стирая излишнюю влажность из глаз, которая выступила при мысли о «доме», и высунулась, чтобы поприветствовать человека, который всё-таки успел немного её понять.

Неудивительно, что Широ переспросил, точно ли она в порядке: когда тебя чуть не переехал Хуммель, сложно не спросить нечто этакое. Или вообще сообщить водителю, какой он идиот. Живописно. Нецензурно. Коротко.

– Простите, капитан Кисараги! – выехавшая на сиденье Эрика сложила руки в жесте просьбы, виновато улыбаясь. – Рука мешает немного.

Эрика тут же стушевалась, глаза опять вниз поползли, вместо адекватного ответа – что-то нечленораздельное, вроде «прститекаптанксраги», и сиденье снова втянулось обратно в кабину, скрывая красную, как рак, Лито, от посторонних глаз. Ну и что, что он сказал, что всё в порядке – Лито-то уже всё, готова. И эта-то пережила первый бой, хоть и последнее, что помнит – «морда» в шлеме и противогазе, склонившаяся над ней.

Судя по словам командира, база была, скажем так, в сельской местности – и Лито, крайне быстро отходящая от смущения, снова оживилась, даже спросила сама (опять подвиг, учитывая её тотальную незаметность):

– Коровы и свиньи, да? А… – она запнулась, поняв, что её немножко забыли – Широ уже шлёпал куда-то, выглядя так же живописно, как деревенский пастух, просто вместо коровок за ним шли Tcheburashka и Шмель, суровые реалии деревни в стиле Красноплечих. – Простите, капитан Кисараги, мы серьёзно в деревне, да? Ай!

Шмель опять попытался совершить героический набег на командира, правда, в этот раз он остановился прежде, чем Кисараги успел подумать, что надо отскочить. Похоже, это становилось новым хобби Эрики: нарываться на гауптвахту. Или на заметку в личном деле: «Переехала командира своей роты. Идиётъ!». Последнее словечко, к слову, вроде бы действительно всплывало на каком-то русском прошении о помиловании – начитанность Эрики позволяла ей знать о подобных казусах.

– Ну, то есть, если мы в деревне, то тут и лошади есть, да? – смирившись с тем, что рука у неё до сих пор ведёт себя неадекватно, Эрика оставила все отскоки от Шмеля на совести бедного Широ. У неё, скажем так, загорелись глаза, потому что…

…потому что живущая в деревне порядка трёх четвертей своей жизни Бригитте фон Вестернах имела самую нежную страсть, превосходящую даже её любовь к чтению: лошади. Восхищаясь этими умными и прекрасными животными, Бригитте, даже став Эрикой, даже вдолбив себе в голову новую легенду о её жизни, не могла адекватно реагировать на даже крошечную мысль о том, что в шаговой доступности есть нечто, что получше десятка найтмеров разом.

На стоянке Эрика очень осторожно вылезла из Шмеля, покачала головой, словно проверяя, в норме ли всё, машинально сжала и разжала пальцы, и покосилась на Тарису.

– Понятия не имею. – оставалось честно признаться Лито. – Куда хочешь.