Прошедшие три дня Кримхильд провела, наводя порядок в своей жизни, голове, в своём доме. Первым делом она посетила врача и, узнав для себя всё же «окончательно положительные новости», на долгие пол дня отдалась в руки парикмахеру, нейл-дизайнеру и спа-косметологу.
«После всего ада, что я пережила за последний месяц, было бы не плохо подарить себе хоть что-то хорошее», - думала генерал-майор, расплываясь в неге по столу массажиста.
Далее в списке важных дел шёл визит к родителям, что успели изрядно испереживаться о своей пропавшей на месяц, а после объявившейся так внезапно дочери. Добрая семейная встреча была полна слёз и тёплых слов любви, горячего кофе и ярких рассказов о том, как их сильная и независимая девочка прогрызала себе дорогу из Африки до Берлина. Конечно же, она умолчала о всех тех моментах, что не достойны благовоспитанной дочери, офицера или же просто прихожанки католической церкви. Там же переночевав, а заодно, в ходе беседы вкрадчиво выяснив их позицию по поводу внебрачных детей и абортов (проблем мифической «подруги» никто не отменял), «Леди Крепость» всё глубже задумывается о своём будущем, которое теперь принадлежит ей отнюдь не всецело.
Она прекрасно понимает, что с появлением ребёнка карьера её может полететь к чертям, а шансы найти настоящего мужчину, о котором она в тайне (пожалуй, даже от самой себя) мечтала все эти годы, делятся на десять (а то и на все пятьдесят).
Конечно же, рядом с ней всегда будет ошиваться Захари. Старый добрый «дядя байкер», которого она знает так хорошо, что прекрасно понимает: из него даже может получиться хороший отец, что воспитает отличного пацана или милую девочку-сорвиголову, но который будет слишком часто попадать в плохие истории, который никогда не выкинет из головы свои мотоциклы и будет корчить из себя романтика до самого смертного одра. Такие люди слишком просто и свободно смотрят на вопросы воспитания, слишком легко относятся к будущему, а уж если он вдруг углядит на горизонте какую юбку, так Гретчен прекрасно понимала – уйдёт не думая. А детям потом придётся долго объяснять, отчего же папочка так нехорошо поступил, ставить его в «плохие примеры» и до конца жизни то принимать назад в семью, раздвигая ноги по желанию здоровяка, то гнать опять в ночь с порога, ненавидя всем сердцем.
Вторым вариантом в её списке значился новый знакомый, славный офицер, что уже стоял в петле на стульчике, да только и ждал, как бы кто их проходящих мимо выбил бы опору из под ног. Карл явно положил на неё глаз и это опытная любительница флирта осознала ещё при первой встрече, когда она была далеко не так хороша, как сегодня. И пусть он слыл знатным ловеласом и сердцеедом, в глубине души его таилось простое мужское желание покорять. А что же может быть почётнее, чем взять на приступ саму Кримхильду (слывшую не иначе как «Festung»)? Бесспорно, она поступала отвратительно и подло, нарушая законы логики и давая охотнику добычу на блюде. Но через какие-то пару месяцев её положение станет очевидно всем и каждому, что значило провал всего плана, целиком и полностью построенного на обмане.
И даже несмотря на его положение сейчас, Воллейн всё же остаётся офицером ЕС, героем войны, бравым солдатом, который не боится вступиться за девушку. У него имеются деньги и он подобен верному псу, что не покинет своего хозяина до самой смерти. Верность для главы семьи – главное качество, считала Кримхильд.

Этим вечером она одела своё лучшее коктельной платье лилового оттенка, украсила изящную шею белоснежными бусами, а безымянный пальчик серебряным кольцом с феонитом. Её улыбка блистала, от тела пахло лёгкими цветочными духами, волосы же были аккуратно уложены. Пара штрихов, дабы подчеркнуть естественную красоту: блеск для губ, тушь, капелька теней…
И вот одноглазый офицер входит в преображённую квартиру и видит пред собой изменившуюся в лучшую сторону хозяйку. Она на редкость приветлива, улыбчива, взгляд её играет, а жесты плавны и мягки. На столе двоих ждёт свежеприготовленный ужин (ради этого Гретчен даже перешагнула через свою любовь к здоровой пище и приготовила всё так, как то любят мужчины) и бутылочка французского вина.
- Я ждала тебя, - проронила она с тайным смыслом, подарив ему взгляд обольстительницы.

Принимая из рук кавалера (теперь уже можно было так окрестить вошедшего в покои капитана) прекраснейший из старинных символов привязанности и симпатии, Кримхильд вежливо поцеловала того в щёку, приблизившись, пожалуй, чуть ближе, чем того позволял светский этикет.
- Они прекрасны, - пропела красавица, ставя свой подарок в хрустальную вазу. Цветы в цвет глаз пассии – прекрасный ход со стороны бывалого ловеласа. Впрочем, Гретчен  поставила бы на то, что мыслями Карла верховодила фраза «классика всегда в тренде».

Простые темы для беседы, никакой политики и «дела», никаких разговоров о предстоящем, о будущем, лишь лёгкие, едва уловимые темы прошлого, украшенное парой выдуманных деталей. Она позволяет ему открыть вино (ведь леди не пристало выдирать пробку зубами, как это зачастую делала «Фестанг» в молодости), дала возможность рассказать немного о себе и прошлом, что так любили делать бывалые вояки и всю дорогу мило улыбалась, положив голову на сцепленные кисти рук, да позволяя глазам своим внимательно изучать его жесты и повадки. Он говорил, она же игриво, словно бы случайно, касалась его ногой под столом. Он шутил, и она кокетливо прикрывая рот, смеялась над любой из шуток.
- Знаешь, это так здорово – поговорить наконец культурно, как это пристало нам с тобой, Карл, - мурлыкала Гретчен, продолжая свою невинную игру, - Там, в клубе…, - она не отрывала взгляда от своего «героя», - … я даже и не знаю, как сказать это. Ты произвёл на меня впечатление, - лёгкий румянец на щеках было невозможно подделать. Всё это время хозяйка стола почти не притронулась к своему собственному блюду, налегая преимущественно на овощи, да позволяя себе глоточек-другой вина.
Ножка выскользнула из туфельки и «совершенно случайно» тронула Воллена с внутренней стороны бедра. Этот намёк был равносилен огромному плакату «Возьми меня», написанному белым по алому.

Ах, этот пыл! Он был подобен не талантливому игроку любовных утех, которым слыл в штабах, но юнцом, что не в силах сдерживать себя. Быть может, тому виной была её собственная разнузданность? Кримхильд не знала ответа на этот вопрос, да и выяснять не хотела. В голове её, даже во время страстного поцелуя складывались планы и велись измышления на темы: «Как правильнее провести рукой по его шее?», «Потянуть ли его на себя, чтобы упасть на пол или же опрокинуть того на стол, рискуя его спиной?», «Из тех ли он, что обязательно вспомнят про резинки?».

Когда «волшебство близости» их закончилось, и Кримхильд смогла, оттолкнув от себя Карла, встать со стула, румянец продолжал играть на её щеках. Вцепившись в его галстук, женщина притянула к себе гостя, завлекая его в спальню многообещающи взглядом.

Они упали на перины, сомкнув губы в очередном порыве страсти, тяжело дыша и не говоря друг другу и слова. Ловкие пальцы военной расправлялись с пуговицами его рубашки, руки же капитана уже стягивали с неё платье…

В те мгновения близости, когда на ней осталась лишь формальность – бельё тёмного пурпура, Кримхильд успела проклясть пуговицы и их создателя. Они были так хорошо подогнаны, что не желающие слушаться руки всё соскальзывали с них, теряя маленькие круглешки один за другим. Терпение её лопнуло и, мысленно извинившись перед Карлом, Гретчен резко дёрнула рубаху в разные стороны, слыша как одна или две пуговки со свистом полетели в разные стороны. Ещё разик, другой, и она уже могла стянуть рубашку через голову, моля Бога о том, чтобы повязка мужчины ненароком не слетела с лица.

Брючный ремень был куда податливее, а спрятанное за ним сокровище тут же легло в руку точно влитое. За прошедший месяц генерал-майор научилась паре таких приёмчиков, от которых многие мужчины теряли головы, и не использовать их на своей «жертве» было бы сущим кощунством по отношению к вероломному плану красотки.

Кусая его за ухо и тяжело дыша, она всем телом прижималась к нему, раззадоривая аппетит капитана пошлыми словечками и бесцеремонными вопросами. Обвивая его ногами и цепляясь пальцами за спину, Крима стонала так, что слышал бы каждый сосед, а уж когда дело доходило до крика, так и уличные прохожие в удивлении поднимали головы.

За первым танцем шёл второй, ещё быстрее, ещё неистовее, пока сердца бешенными барабанами бьются в груди, тела вторят им, играя в паре: шлепками, стонами, вздохами, вскриками. Первая, самая лёгкая часть плана, обрела в своём метафорическом бланке галочку «done», а за ней и вторую (так – на всякий случай).
Кримхильда прильнула к мужчине, не в силах больше играть в скачки, желая перевести дыхание и чувствуя, как неистово играет октябрьский сквозняк с её обнажённым и взмокшим телом. Не смотря на то, что тело её пылало, она всё же накрыла их обоих одеялом, улеглась на своего кавалера, не слезая с «шеста», да промолвила:
- Пять минуток, хорошо? – голос её дрожал от усталости.
Дальнейшая партия будет куда сложнее, куда тоньше. Она будет требовать отходчивости, сдержанности, силы воли и изобретательности. Расстояние, которое ей обещает поручение Штерна, вполне подойдёт для этой части плана, когда привязанность и любовь рождаются из собственных домыслов и сказок, сплетённых в голове.
Оставалось лишь надеяться, что Карл был глубоко в душе романтиком, охотником по натуре своей, для которого Гретчен не будет слишком уж простой мишенью.

Женщина осторожно сползла с него на бок, уткнулась лицом в его плечо, нежно поцеловала и прикрыла глаза. До утра было ещё далеко, а это значит, что ей придётся ещё порядочно потрудиться, чтобы «отработать» будущее счастье: своё и своего ребёнка.