…если в самом начале Дзин ринулся к посольству стремительнее полёта сокола, то с каждым проносящимся мимо глаз кварталом, отделявшим его от заветного места, всё более замедлялся. Рывок перешёл в бег, бег - в подобие лёгкой трусцы, пока даже ускоренный шаг перестал сильно отличаться от обычной ходьбы. И дойдя до здания куда раньше, чем ему того хотелось, он замер прямо перед ним, устремив неясный взор в одно из окон.
Eму было нечего сказать. Слова "я понимаю" казались непозволительной роскошью. Человек, с самого рождения не имевший семьи, никогда не сможет представить всю глубину переживаний за родного и близкого. А даже если сможет - это не даст ему право. Право успокаивать и утешать, сопереживать... ибо это будет не искренне.
И всё, что не искренно, является ложью.
Взгляд ушёл вниз, на вымощенную камнем площадь. Здесь. Именно здесь стоял почти неделю назад выделенный им принцессой Сазерленд. Там, за железной изгородью, теперь уже изрядно потрёпанной, бушевал народ, требуя от Одиссея выдачи Старших Евнухов. Вот тут была линия обороны, оттуда - вышла группа людей Лонг Бэя. А здесь… вполне вероятно именно "подставной" полицейский выстрелил в самопровозглашённого лидера митингующих. Глядя на место его смерти, Дзину виделась кровь. И достаточно лишь прикрыть глаза, как восстанет всё пережитое безумие, как в ушах зазвенит шум стрельбы и криков, а воздух наполнится запахом гари и пота.
Движение со стороны посольства. Он обернулся, но ничего уже не было. Кажется, мелькнула занавеска. Или же это - лишь плод разыгравшегося воображения?
Массивные двери легко поддаются. Несколько приближённых людей из свиты одной из принцесс пересекают массивный холл. Недели две назад его задержали бы прямо здесь, с подозрением заинтересовавшись целью визита. Теперь - словно бы и не обращают внимания, не замечая. И монах проходит к лестнице, поднимаясь на верхние этажи с застывшим на губах вопросом.
"Ждут ли меня?" Возможно, стоило оставить принцессу Маррибелл наедине с собой и дать оклематься от потрясения. Но кто сможет просто сидеть сложа руки, когда в беде родная сестра? При этой мысли ему почему-то вспомнился тяжёлый взгляд Бэя. Думать о том, насколько они в свете последних событий отдалились, хотелось меньше всего.
— Принцессса Маррибелл? — временные покои посла Британской Империи и несколько кротких, аккуратных стуков в дверь. В неуверенном голосе была лишь тревога и забота. Ручка двери легко поддалась, но Дзин не торопился, успокоив разум и сняв напряжение глубоким вдохом. Сейчас, как никогда, ей требовалась поддержка - его пальцы не должны были дрожать.

По дороге к покоям он не переставал думать о том, что же ей скажет. Как будет действовать и каким же образом сможет помочь. Слова на ум не приходили, подходящая манера поведения никак не желала найтись и всё более давило чувство некоего бессилия, собственной невозможности оказать поддержку, тщетности прилагаемых усилий. Никогда раньше подобного не было - Дзин просто приходил и помогал, не размышляя, не сомневаясь, действуя в согласии с убеждениями и только от сердца.
"В чём же разница сейчас?" Мысль растворилась вместе с дверью, а вместе с ней, и всё остальное. Он посмотрел на неё, встретился  взглядом... интуитивно понял, насколько всё плохо и словно бы встрепенулся, оцепенел от увиденного. Лицо бледнее обычного, красные и опухшие глаза, порядком растрёпанные волосы, подрагивающие плечи, трясущиеся руки - никогда прежде принцесса Маррибелл не представала перед ним в таком виде, никогда прежде на месте привычной доброты, неуклюжести и уверенности небыло настолько подавленное, обессиленное и самоубийственное выражение лица.
Когда Дзин осознал свои действия, он уже стоял перед кроватью на одном колене и бережно сжимал в своих руках хрупкую девичью ладонь. Желаниe уберечь, содействовать, прикрыть, защитить, глубокая уверенность в нём и готовность принести любую жертву - принцесса Маррибелл могла видеть в его взгляде всё это вместе с  абсолютной приверженностью, и тот не предпринимал никаких попыток скрыть этих эмоций. Вэй был здесь только ради неё и не намеревался никуда уходить.
Искренность. Чистый порыв сердца. Зародившееся светлое чувство, отдающееся болью в груди.
— Расскажи мне всё, - и не нужно больше слов. Не нужно лишних мыслей и попыток найти ответы на все волнующие разум вопросы. Важно лишь то, что он - здесь и сейчас, готов помочь и сделать всё от себя зависящее. Мягкая ладонь в руках кажется маленькой, хрупкой, едва источающей тепло. "Неужели она была такой всегда?" Ещё не зная всей истории, так и не разобрав большую часть сказанных ею по телефону слов, Дзин уже презирал и ненавидел тех, кто мог совершить с ней подобное.
И если сердце сжимало от чувство сострадания, то разгоревшийся в области солнечного сплетения огонь предназначался исключительно врагам.

Отредактировано Wei Jin (2014-08-02 01:08:14)

Глаза - чистый изумруд, отражающий всё лучшее. Глядя в них, не увидишь безобразия, уродства, тёмных помыслов людей и худшие из мотивов. Только свет. Только чистое сияние души. Того прекрасного образа, что затмил собой всё остальное.
Смотреть в них и видеть, как в зеркале, ангела. И с каждым сказанным словом замечать не то, как изменяется отражение, - оно остаётся неизменным, нерушимым, тёплым, подобно пламени вечного огня - а расходится мутной чернотой сама поверхность, пока кристальная чистота не меняется до неузнаваемости. Теперь, это уже не изумруд. Гематит, отдающий металлическим блеском.
Он не заметил, как простое прикосновение к ладони стало хваткой, как руки стали сжимать её ладонь. Дзин расслабил их, улыбнулся уголками рта, - грустно, понимающе, в качестве поддержки - одновременно с этим смягчая ожесточившиеся черты лица, ставшие напряжёнными. Не требуется знать. Маррибелл не нужно знать, что сейчас происходит в его голове и видеть, как отодвигается в его внутреннем мире черта недозволенного.
Наверное, это и есть та высшая степень ненависти, что перерастает в желание убийства.
— Удача улыбается смелым. Наши шансы там, где мы их найдём. Терпеливый покорит даже судьбу, — он произнёс эти слова чётко, убедительно и уверенно. Из его уст они звучали как истина, не поддающаяся обсуждению или сомнениям. — Так говорил мой Наставник.
Прикосновение к щеке было для него таким же неожиданным, как и для неё. Дзин даже не успел сделать попытку скрыть его  - выражение удивления прямо замерло на его лице, всё тело оцепенело и казалось, что тот даже позабыл как моргать. Выход из ступора, неловкая улыбка, не скрывающая грусти, очередная мысль о том, насколько же она, на самом деле, хрупка, хоть одновременно и несравненно сильна.
Время останавилось вместе с тем, как она снова до него дотронулась. Мгновение сомнений, замешательства, трезвой оценки сложившейся ситуации, осознания отсутствия знаний о наиболее подходящем действии, поиска решения и выхода, обращение к прошлому, не существующему опыту и… волной неожиданной уверенности и спокойствия смывает всё лишнее.
"Ведь всё так просто," - мелькнуло в голове, и он бережно обнял её. Прижал к себе. Укрыл невидимыми крыльями. Соединил пальцы её руки со своими. Закрыл глаза, словно бы в страхе не ощутить в полной мере это новое чувство. И ощутил через ладонь, как бьётся чужое сердце.
— Ты справишься. Будь уверена в себе и своих силах. Поверь в себя также, как верю в тебя я. А если не сможешь… поверь тогда в меня.

Тёплая, лучезарная улыбка. Ясный, приподнятый взгляд. Всё ещё стоя на одном колене, навсегда запечатлев этот момент глубоко в душе, он нехотя выпустил её - слова принцессы заполнили сердце надеждой и уверенностью в собственных силах, способности помочь и добиться спасения Мирцеллы. Вэй Дзин уже знал, как следует поступить, как будет действовать и где проведёт ближайшие дни, к чему будет стремиться. Что сделает всё от себя возможное... и даже большее.
Верить, знать, что верят в тебя, и не бояться подвести. Видеть вдалеке свет и идти к нему без страха оступиться в темноте, потерять его из виду.
"Так и чувствовали себя средневековые рыцари перед дамами сердца." Невозможно было сдержать улыбки, не опустить голову слегка вниз, будто бы пряча её, и не закрыть на короткий миг глаза. Её ладони на лице, невинный и чистый поцелуй - они встретились взглядом, чистейшего цвета аметист и изумруд летнего дня, и слов больше не требовалось. Все ответы теперь были внутри. То, что хотелось и следовало сказать, так и замерло на его губах.
Сказанное вслух, обрамлённое в форму, оно перестало бы быть истиной и потеряло глубину.
Вэй лишь кивнул, вновь не в силах удержать поднявшиеся вверх сами собой уголки губ, принимая решимость принцессы. Ей удастся. И его вера в неё была абсолютом, сильнее даже уверенности в небесном светиле, каждый день раз за разом поднимающемся на небосвод без сна и отдыха, неизменном, лояльном и несущем службу уже которую тысячу лет. Опуская глаза вниз в смиренном жесте покорности, идущем исключительно от сердца, он опустил правую руку на пол, словно бы склоняя перед ней голову. Чистый символизм, обрамлённый в духовность и искренность поступка.
— Тогда жди меня, Маррибелл… И я вернусь. Почти как клятва. Верность Олдрин и Леона больше не кажутся чем-либо далёким, чужеродным, неживым. Не произнося этого вслух, Дзин просит позволения уйти одним поднятым вверх взглядом - начать действовать, пока огонь ещё горит ярче пламени.